«Пробито легкое» — констатировала я где-то на фоновом уровне сознания. Огляделась вокруг. Никто из местных не думал вступаться. Даже поглазеть не вышли. Окна соседних домов были темными, зашторенными плотно, но я была почти уверена, что в этот час их обитатели сидят дома. Просто боятся высунуть нос и возразить властям… Офицер сквозь зубы досчитал до трех, обернулся к отряду и отдал безмолвный приказ, кивком головы. Солдаты двинулись к домику кольцом, поднимая вверх факелы. Утепленная соломой крыша занялась сразу с нескольких сторон. Уже через пару секунд хижина превратилась в пылающий крематорий. Я наблюдала за всем этим с широко распахнутым ртом, не веря, что медерийцы действительно сделали это. Просто не принимала за реальность. Очнулась лишь когда едкий дым обволок горло. Я закашлялась, и солдаты, наблюдающие за «свершением правосудия», только теперь заметили всадницу.

— Вы чего делаете?.. Там же люди. Там ребенок! — ошалело прошептала я.

— Не ребенок, а полукровное отродье! — ничуть не смутившись, отвечал один из них.

— Кто такая?! — рявкнул командующий этим «фаер-шоу» офицер, шагнув ко мне.

— Да какая разница! Вы все здесь полу-мутанты! — сорвалась на крик я, игнорируя вопрос главного.

— Кто такая, я спрашиваю! Документы, немедленно! Спешиться! — горланил покрасневший от злости офицер, поднимая открытую ладонь на уровень плеча, словно собирается швырнуть в меня воздух.

Но времени испугаться у меня не было. Из полыхающего дома раздался душераздирающий вопль женщины, горящей заживо. Крыша прогорела, рухнуло пару балок, озаряя вечернюю улицу искрами. Треск и грохот ненадолго отвлек медерийцев. Спрыгнув из седла, я на сближении провела быстрый пирует и вспорола брюхо зазевавшемуся магу. Солдаты на миг онемели от такого сумасбродства. Они и не подозревали, что этой беспомощной смертной самоубийце уже нечего терять. Как не знали они и о том, что в гневе, особенно в «гневе праведном», я действительно безумна. Офицер пал ничком на снег, фонтанируя темным потоком из пуза. Меч вышел на удивление легко. Плохо одно — я почти его не чувствовала. Легкость этой бритвы оказалась не только достоинством, но и недостатком для боевого клинка. Один из солдат метнулся ко мне, намереваясь схватить, но тоже с голыми руками, за что и поплатился. Я увернулась, прокатившись под ним, и полоснула по диагонали, распарывая грудь. Неглубоко… Об этом стоило задуматься до того, как озверевший от боли волк поднялся и, перекинувшись в боевую форму, мощными прыжками понесся на меня. Я только успела подняться на ноги, и времени, чтобы что-то предпринять, у меня совсем не осталось. Инстинктивно выставила меч перед собой, перехватив обеими руками рукоять. «Помирать, так не одной…» Я уже видела в полуметре от острия огромную оскаленную серую морду, освещенную пламенем пожара, когда нечто еще более крупное черным комом выскочило наперерез волку, сметая его с пути, как экспресс-товарняк. Мне даже показалось, что слышен хруст волчьего черепа. Впрочем, горящие балки свистели и трещали так, что закладывало уши, и я вполне могла принять этот шум за звук ломающихся костей. Но вот свист клинка над головой разобрала отчетливо, пригнулась, отскочила еще ближе к хижине, в позицию, огляделась. Медерийцы обступили полукругом. Восемь мечей, ослепляя хищными бликами отраженного в них пламени, жаждали крови, моей крови… Спину нещадно пекло. «Еще шаг, и я в огне…» Моим потолком был спарринг с четырьмя противниками. К тому же со смертными. «Нынче шанса на победу никакого. Хотя…» — два быстрых взмаха, вынуждая противников отступить на шаг… и головокружительный танец клинков начался. Звон, лязг, вскрик! Ранила?.. Но не убила. Дальше, без остановки, пирует, рубящий вниз вправо, на выходе подсечка вверх, поворот… Едва успела блокировать удар со спины. Решительный воинственный крик позади, близко. Укол! Не в хребет, чуть левее, под ребра… Выронив от боли оружие, я ухватилась за бок, сгибаясь пополам. Над головой скрестились мечи. «Свои?.. Неужели кто-то вступился?!» — устало соображала я. Рухнула на снег, мечтая унять жар, разливающийся по телу от немеющей раны. Сквозь проступившие в лихорадке слезы, мне удалось разглядеть защитника. Он стоял ко мне спиной, прикрывая. Ловкое худоватое тело, длинные прямые волосы, отточенные движения клинка в умелых руках. Брин.

— Брин… — прошептала я с улыбкой, не веря в собственное счастье.

— Поднимайся! — не слишком приветливо отвечал он, не оборачиваясь, чтобы не пропустить удар.

«Что?! Встать? Ты в своем уме, Брин?!» — мысленно покрутив пальцем у виска, я еще сильнее прижалась к блаженно прохладному снегу, уткнулась лицом, преодолевая желание застонать в голос… но тут из-за двери, из огромного кострища, бывшего недавно бедняцкой хижиной, послышался плач. Мальчишка. Снова.

— Он жив?.. — я поднялась на руках, уставив обезумевший взгляд на горящую дверь.

Крыльцо только-только занялось.

— Ма-а-а! кха-кха-кха… — хрипло зарыдал ребенок.

Сердце сжалось в горле колючим клубком. Я заорала, поднимаясь, зарычала от ненависти к бездушным тварям. До крыльца всего два шага! Но кое-кто успел меня остановить, встав на пути. Развел руки в стороны. В одной из них был меч. Но не успел ему пригодиться. Боковой удар с посылом от бедра, в челюсть, чуть снизу, ведь солдат меня на голову выше. Мужчина пошатнулся, а я помогла ему закончить падение, ударом в открытую грудь. Солдат рухнул на объятую пламенем стену дома и вспыхнул сам. Пока он орал и катался по снегу, я вышибла дверь с ноги, тем же образом убрала с дороги обугленный остов шкафа… В лицо пахнула волна раскаленного воздуха. Едва успела прикрыться рукавом, заткнула нос и рот, пригнулась и нырнула в это адское пекло. Черные стены, слепящие вспышки и оглушительный гул беснующегося пламени. «Где же он?! Где?!» Кричать здесь… Это было невозможно и почти бесполезно. Но вот горстка тлеющих углей на полу шевельнулась. Показалась маленькая рука, потом локоть… В ужасе от осознания, что эта горстка — мать, прикрывшая ребенка собственным телом, я нашла в себе силы отключить лирику и голыми руками высвободила мальчишку. Перемазанный сажей и кровью, он кричал и вырывался, как дикий звереныш.

— Скорее! Нам надо выбраться! Давай же! Черт… — в отчаянии запаниковала я, но пацан, кажется, меня услышал и наконец понял, что я не враг.

Схватив его в охапку, прижала к себе. Нести рослого шести-семи летнего парня я была сейчас не в силах. И мы в обнимку, спотыкаясь и кашляя, выскочили наружу, свалились на снег, не расцепляясь, все так же клубком. Я больше не чувствовала жара, точно знала, что мы уже на улице, но почему-то до сих пор не могла вдохнуть! Разжав руки, перекатилась на спину, распахнула рот… тщетно. Словно на груди бетонная плита. «Нет, так не должно… Так не может быть! Это не честно…» — в последние секунды находясь в сознании, мысленно запротестовала я. В глазах темнело, и больше не было видно рыжего дыма, застилающего небо. В грудь что-то сильно толкнуло, словно добивая меня, чтоб не мучилась. Потом еще раз, еще… Губ коснулись чьи-то прохладные губы, обхватили, вдувая в обожженное горло воздух, пытаясь протолкнуть его в легкие. Это длилось невыносимо долго, и я уже устала бороться с блаженным и таким манящим забвением. Но внутри меня вдруг что-то сократилось, спазмом выдавливая из горла кашель. Мерзкий вкус гари и крови во рту, но безумно блаженный вдох. Я распахнула глаза, жадно хватая воздух, еще и еще, будто не могла надышаться вволю. Сухой, обдирающий кашель бил еще долго, но не помешал мне оглядеться. Рядом сидел Брин, облегченно отирая измазанное сажей лицо. Осознав, что грязными ладонями только еще больше пачкается, волк набрал снега в горсть и умылся им. Двор был тих, не считая редкого треска, доносящегося с черного пепелища. Тела убитых солдат, копоть, обугленные палки, тряпки… Кто бы сказал, что еще пару часов назад здесь была девственно-белая поляна, глубокие сугробы… и мирная жизнь крестьянской семьи, в этом доме, что ныне — лишь груда тлеющих головешек.