Женщина хитро хмыкнула.

— Так уж и нечем?..

Я подняла на нее глаза. Теткин хитрый взгляд был устремлен к моим ушам.

— Ах это… — я задумалась — должно быть серебро здесь ценится дороже, чем у нас золото, ведь это не просто драгметалл, но еще и оружие… Я потянулась к серьге, чтобы снять.

— Погоди. Идем со мной, — женщина остановила меня за руку, воровато оглядываясь по сторонам.

Следуя за ней в комнату для постояльцев, я пришла к выводу, что серебро здесь не только высоко ценится. Его сбыт и распространение возможно запрещены, а потому сия сделка — дело незаконное, и тетка перестраховывается.

Комнатка оказалась тесной, но очень уютной и теплой каморкой. Полосатый половичек, узкий топчан, масляная лампадка и запорошенное наполовину, маленькое округлое оконце. Сказочная комнатка гнома в сказочном трактире. Впрочем, я так устала, что мне понравилось бы и в чулане, лишь бы было тепло.

— Вот теперь можно и о цене поговорить, — старушка прикрыла скрипучую дверь.

Сняв одно из колец, протянула ей.

— Этого хватит на ужин и одну ночь?

Женщина быстро разглядела серьгу и сунула за пазуху.

— Только одну?.. — удивилась она, — Хватит. Но куда же ты отправишься потом, милая?

— Пока не знаю, — я вздохнула, присела на кровать, — Утром решу.

— Верно говоришь. Отдыхай, девочка, отдыхай. А ужин я сюда снесу, — ласково заулыбалась женщина, выходя из моего «чуланчика».

«Боже, как мало местным нужно для счастья…» — хмыкнула я, провожая ее взглядом. Едва успела прилечь. Тетка очень шустро смоталась на кухню. Уже через пару минут у меня в руках была глиняная тарелка с жаркое и печеной картошкой, а на подоконнике в резной кружке стыл глинтвейн. Белок, крахмал, алкоголь… Да в гробу я видала эту диету! Если я сейчас не поем, точно коньки отброшу.

— Спасибо, — бросила я, не отрывая взгляда от еды.

— На здоровье, милая. Как звать то тебя?

— У-а, — уже сунув в рот неприлично большой кусок мяса, промычала я, — Уна, — исправилась, когда проглотила.

— У-на? Необычно… но мне нравится, — сощурилась тетка, — А меня зови Майя.

Пока я жевала восхитительное жаркое, тетка ходила по комнате, поправляла шторы, половик и даже взбила мне подушку, но, каждый раз проходя мимо, украдкой разглядывала меня. Судя по всему, наконец заметила ранки и бросив «Ай-яй, погоди, бедняжка», быстро уковыляла куда-то. Вернулась с двумя склянками из толстого непрозрачного стекла и протянула их мне.

— На-ка. Эту вот вотрешь, где подрали, а это… травки полезные. Перед сном один листик скушаешь, утром как нарожденная будешь.

— Угу… — приняв из ее рук лекарство, я повертела склянки в руках, недоверчиво разглядывая, — Вид у меня наверное… тот еще, если Вы меня так жалеете?

— Да ну, милая. Горе только рака красит. Чего стыдиться то… Вот завтра воды натопим, искупаешься.

При мысли о теплой ванне я мечтательно прикрыла глаза.

— Майя, Вы просто чудо. Я и не думала, что меня здесь хоть кто-то примет, а Вы… Вы просто не представляете, сколько для меня сделали, и не думаете, что я чужая

— Что ты, Уночка. Ну какая «чужая»? Все мы души смертные, все под Богом ходим.

— Наверное так. Знать бы еще, кто тут смертные, кто нет… — я опустила голову, глядя на уже пустую тарелку.

— А это я научить могу, — улыбнулась Майя, присаживаясь рядом со мной, — Ты гляди, как кто ведет себя, как голову держит. Сильным бояться то нечего, вот они на всех орлиным взглядом и зырятся. Да еще вот тебе наука: если холен, да опрятен и речи складные, значит «искус», а коли груб, немыт да порток на коленках подран, значит зверь перед тобою.

— Волки всегда грязные что ли? — усмехнулась я, — Мне показалось, вполне себе нормально одетые… Хотя по разговорам и манерам все совпадает.

— И с этими виделась? — сочувственно покачала головой она, — Ну а что, одетые много? Или голодранцы все ж таки?

— Ну… кто как. Но в основном действительно почти голые. Так, рубахи легкие… — согласилась я.

— Вот, запомни тоже. Не любят они много тряпок на себе таскать. Им и в стужу в рубахе жарко.

— Хм. Спасибо, Майя. Надеюсь, мне Ваша наука поможет.

На следующий день хозяйка заведения, как и обещала, нагрела мне воды и помогла помыться. Травка и вправду оказалась волшебной, хоть и мерзкой на вкус, напомнила мне засушенный имбирь. Жидкость из второго флакона имела почти приятный запах, не резкий по крайней мере. Открытые раны адски жгло, но хотя бы очистило от возможной заразы, попавшей со снегом. Да и затягиваться царапины стали удивительно быстро. После водных процедур, это были уже не широкие царапины, а тонкие побледневшие рубцы. Пришлось выложить за заботу и постой еще одну серьгу, но я не жалела. Во-первых у меня в ушах их оставалось еще шесть (по три в каждом), а во-вторых — в качестве оружия при мне оставался кулон-меч. Отмытый и начищенный до блеска, он снова красовался у меня на груди. Когда стемнело, я спустилась в обеденный зал, держась достаточно уверенно, на правах постояльца, без опаски и смущения я оглядела засидевшихся посетителей. Потертая, местами перештопанная одежда, грубоватые обветренные лица… средневековые крестьяне.

— Уна, детка, будешь ужинать?! — окликнула меня Майя, скрываясь на кухне.

Чтобы не кричать в ответ, я пошла на голос, в жаркую тесную комнатушку, наполненную аппетитными ароматами. Из огромного булькающего котла валил пар. Я принюхалась… Мммм! Гороховый суп со свиными ребрышками.

— Спасибо, Майя. С удовольствием, только чуть позже, — глядя на то, как тетка перекатывает пустые бочонки в дальний угол, отвечала я.

Женщина кивнула, не прерывая своего занятия, и я уже было собралась уходить, но что-то меня остановило. В том темном углу скрипнула половица и, кажется, приподнялась дверца погреба. Застыв на пороге, вгляделась. И в самом деле, из подпола, высунувшись уже по пояс, молодой человек принимал у старушки бочонки и складировал внизу. Заметив мое пристальное внимание, он немного замешкался, а Майя почему-то всполошилась и настоятельно попросила меня выйти в зал. Не стала навязываться на знакомство, тем более, что в такой темноте я его толком и не разглядела. Возможно и думать о нем не стоит, но волнение старухи меня озадачило.

Сев за столик поближе к камину, я опустила голову на локти и задумалась о своей дальнейшей судьбе. Серебряных колец хватило бы еще на неделю, но оставаться здесь не было смысла. «Мда, только идти некуда, кого искать — неизвестно. Да еще наверняка местные власти уже объявили меня в розыск…» Встречаться снова с теми цепными колдунами в мундирах что-то совсем не охота, а с такими, как мой горе-проводник — тем более… — Майя торопливо проковыляла к моему столику и устало плюхнулась рядом, прерывая мои невеселые размышления. На ее морщинистом лице было какое-то болезненное напряжение, словно Майя хотела мне в чем-то признаться, но никак не могла отважиться.

— Что-то случилось?.. — заразившись ее волнением, спросила я.

— А? Да нет, Уночка, все хорошо, милая… — отстраненно отмахнулась она, — Я вот, что хотела сказать… — Майя повернулась ко мне всем корпусом и, глядя в глаза, крайне серьезно начала, — Ты, верно, думаешь, что все нам тут враги, кто не смертный?

— Ну… а как иначе? Они охотятся на людей, мы прячемся или сражаемся с ними. Конечно враги, — фыркнула я, раздражаясь на ее рабские замашки, но дело оказалось вовсе не в мазохизме местных жителей.

— Будь все так, как ты себе рисуешь, на нашей земле давно бы уже ни былинки не осталось. Мы не воюем, Уночка, мы в мире живем, по законам писаным.

— Угу. Знаю я ваши законы, и как ОНИ эти законы соблюдают… — мрачно буркнула я.

Женщина сдвинула брови, наблюдая мое раздражение.

— В чернолесье не без зверя, в людях не без лиха… Ты по одному всех не суди.

Я запнулась, захлопнув рот. Вот в расизме меня еще никогда не обвиняли.

— В семье дружат — живут не тужат, — продолжила Майя перебирать фольклорные штампы.