«Страданье? Кто посмел сказать…» Перевод О. Савича Страданье? Кто посмел сказать, Что я страдаю? Только следом За светом, пламенем, победой Придет моя пора страдать. Я знаю, горе глубже моря, Оно гнетет нас век от века, И это — рабство человека. На свете нет страшнее горя! Есть горы, и подняться надо На высоту их, а потом С тобою мы, душа, поймем, Кто положил нам смерть наградой! «Ну и пусть, ну и пусть твой кинжал…» Перевод О. Савича Ну и пусть, ну и пусть твой кинжал Вонзается в ребра мои! Есть стихи у меня, и они Сильнее, чем твой кинжал! Ну и пусть, ну и пусть эта боль Небо вычернит, высушит море! Стихи — утешение в горе — Рождает крылатыми боль! «О тиране? Скажи про тирана…» Перевод О. Савича О тиране? Скажи про тирана Все — и больше того! Присуди Всей яростью рабской груди К бесчестью, к позору тирана! О неправде? Скажи о неправде, Как крадется она осторожно В темноте: скажи все, что можно, О тиране и о неправде. О женщине? Даже развенчанный, Отравленный, — умирай, Но жизни своей не пятнай, Говоря дурное о женщине! «Мраморные снились мне палаты…» Перевод В. Столбова Мраморные снились мне палаты. В них в молчанье стоя почивали Мраморные статуи героев. [9]Душу я свою зажег, как факел. Ночью говорил я с ними, ночью. Проходил вдоль каменного строя, Каменные руки целовал я, Каменные губы шевелились, Каменные бороды дрожали, Каменные слезы исторгали, И сжимали каменные руки Рукоятки каменных мечей. Молча целовал я руки статуй. Ночью говорил я с ними, ночью. Проходил вдоль каменного строя. И с рыданьем приглушенным обнял Мраморную статую героя. «О, скажи мне, каменный воитель, Слышал я, что пьют твои потомки Из чужих отравленных бокалов Не вино, а собственную кровь. Что они язык свой позабыли, Говорят на языке господском И вкушают горький хлеб бесчестья, Сидя за столом окровавленным. И теряют в болтовне ненужной Свой огонь последний. О, скажи мне, Ты, воитель спящий, мрамор белый, Может быть, твое угасло племя?!» Но герой, которого я обнял, На землю поверг меня ударом Своего копья и мне на горло Наступил, и поднялась десница, Засверкав, как солнце. Грозным гулом Отозвались камни, и к оружью Устремились руки, и в сраженье Мраморные ринулись герои. РУБЕН ДАРИО[10] (НИКАРАГУА) Размеренно-нежно… Перевод А. Старостина Размеренно-нежно дуд ветер весенний, и крылья Гармонии тихо звенели, и слышались вздохи, слова сожалений в рыданьях задумчивой виолончели. А там, на террасе, увитой цветами, звенели мечтательно лиры Эолии [11], лишь дамы коснутся парчой и шелками высоко поднявшейся белой магнолии… Маркиза Евлалия с улыбкой невинной терзала соперников двух своенравных: героя дуэлей, виконта-блондина, аббата, в экспромтах не знавшего равных… А рядом — бог Термин [12] с густой бородою смеялся, лозой виноградной увенчанный, блистала Диана нагой красотою — эфеб, воплотившийся в юную женщину. Где праздник любовный — в самшитовой чаще, — аттический цоколь. Там быстрый Меркурий протягивал к небу свой факел горящий; Джованни Болонский [13] — отец той скульптуре. Оркестр волшебство разливал неустанно, крылатые звука лились безмятежно, гавоты летучие с чинной паваной [14]венгерские скрипки играли так нежно. Аббат и виконт полны страшной обиды — смеется, смеется, смеется маркиза. Ей прялка Омфалы [15], и пояс Киприды, и стрелы Эрота даны для каприза. Беда, кто поверит в ее щебетанье иль песней любовной ее увлечется… Ведь, слушая повесть тоски и страданья, богиня Евлалия только смеется. Прекрасные синие очи коварны, они удивительным светом мерцают, в зрачках — точно отблеск души лучезарной — шампанского светлые искры сверкают… А там маскарад. Разгорается бурно веселье, растет и растет, как лавина… Маркиза без слов на подол свой ажурный роняет, смеясь, лепестки георгина. Как смех ее звонкий журчит и струится! Похож он на пение птицы веселой. То слышишь — в стаккато летит танцовщица, то — фуги девчонки, сбежавшей из школы. Как птица иной раз, начав свое пенье, под крылышко клюв свой кокетливо прячет, — вот так и маркиза, зевок и презренье за веером спрятав, влюбленных дурачит. Когда же арпеджо свои Филомела [16]по саду рассыплет, что дремлет безмолвно, и лебедь прудом проплывет, снежно-белый, подобно ладье, рассекающей волны, — маркиза пойдет, затаивши дыханье, к беседке лесной, виноградом одетой; там паж ей влюбленный назначил свиданье, — он паж, но в груди его сердце поэта… Бельканто певца из лазурной Италии по ветру в адажьо оркестра несется; в лицо кавалерам богиня Евлалия, Евлалия-фея смеется, смеется. … То не при Людовике ль было в Версале, когда при дворе правил жизнью Амур, когда вкруг светила планеты сияли и розою в залах цвела Помпадур? Когда в менуэте оборки сжимали красавицы нимфы в прозрачных руках и музыке танца небрежно внимали, ступая на красных своих каблучках? В то время, когда в разноцветные ленты овечек своих убирали пастушки и слушали верных рабов комплименты версальские Тирсы [17] и Хлои-подружки. Когда пастухами и герцоги были, галантные сети плели кавалеры, в венках из ромашек принцессы ходили, и кланялись синие им камергеры? Не знаю, как сад этот чудный зовется и годом каким этот миг был помечен, но знаю — доныне маркиза смеется, и смех золотой беспощаден и вечен. вернуться … Мраморные статуи героев. — Имеются в виду герои национально-освободительной войны кубинского народа 1868–1878 гг. вернуться Рубен Дарио (настоящее имя Феликс Рубен Гарсиа-и-Сармиенто, 1867–1916), никарагуанец, крупнейший поэт Латинской Америки, известен также как эссеист и журналист. Признанный вождь и организатор модернистского движения в испаноязычных литературах. Реформатор латиноамериканской поэзии, внес в нее ряд новых размеров и обновил язык. Замечательный мастер стиха. Первый поэтический сборник «Послания и поэмы» вышел на родине поэта (1885). Мировую известность ему принесли сборник стихов и прозы «Лазурь» (Чили, 1888) и, в особенности, книга стихов «Языческие псалмы» (Аргентина, 1896), в которых ярчайшим образом проявились основные черты поэтики модернизма. В 90-е годы в Буэнос-Айресе вокруг Дарио собирается кружок талантливых поэтов из разных стран Латинской Америки, его друзей и последователей (Л. Лугонес, X. Фрейре, X. Сантос Чокано и др.). С выходом «Песен жизни и надежды» (1905) в творчестве Р. Дарио начался этап антиимпериалистической поэзии, связанной с национальной латиноамериканской тематикой. Последнее издание на русском языке: Р. Дарио. Лирика. Серия «Сокровища лирической поэзии» (ИХЛ, 1967). вернуться бог Термин — бог-охранитель границ (рим. миф.), в честь которого ежегодно 22 февраля устраивались пышные пиршества. вернуться Джованни Болонский — итальянский скульптор Джованни да Болонья (Жан де Булонь, 1529–1608), прославившийся бронзовой статуей Дианы. вернуться Павана — старинный испанский танец. вернуться Прялка Омфалы. — Омфала — царица Лидии, которая заставила Геракла прясть у ее ног, прежде чем согласилась выйти за него замуж. Прялка Омфалы символизирует власть женщины над влюбленным мужчиной (греч. миф.). вернуться Филомела — поэтическое название соловья, идущее из греческой мифологии. вернуться Тирсы и Хлои — распространенные имена персонажей пастушеских романов и пасторалей XVIII в. |
