Конечно, мы имели не один козырь в рукаве, но если бароны не выступят с нами против Амрода, у меня останется одно только средство спасти Ургеман. Я коснулся рукой коробочки, хранящейся на груди, волшебного наследия ребенка, который предвидел мою судьбу.
На исходе дня эльфы из Хрустального клана собрались на поляне своего леса. Так же поступили представители других кланов, вышедшие на священные поляны лесов Ургемана. Дети весны, эльфы Хрустального клана, носили плащи, сшитые из лепестков настурции. Когда на поляне набралось достаточно эльфов, они сели в круг и взялись за руки. Затем самый старший из них поднялся, у него в ладони появилась тонкая ветвь, опираясь на которую, как на трость, старейшина добрался до центра поляны и застыл там в ожидании рассвета. Когда первые лучи солнца коснулись лица эльфа, он стукнул ветвью о землю.
С каждым последующим ударом промерзшая земля оттаивала, а старейшина называл имя очередного представителя Хрустального клана, который вставал со своего места, медленно подходил к главе клана и клал к его ногам зеленую почку. Одну-единственную драгоценную почку, заключенную с помощью магии весны в хрупкий панцирь из снежинок. Постепенно вокруг старейшины складывался новый круг, крошечная копия того круга, что образовывали его собратья: одна снежинка — один эльф, одна почка — одно дитя весны.
Снежинки засияли, заискрились, и старик опустился на колени. В его второй ладони появилась еще одна ветка, — близнец первой — и, пользуясь ими словно иглами, эльф принялся прокалывать крошечные, почти невидимые глазу снежные коконы, защищающие каждую почку. Лишь старейший эльф умел различать тайные знаки, прячущиеся в снежинках. Он один мог сложить их таким образом, чтобы они породили удивительное волшебство, могущественную магию времен года. Эта работа требовала небывалой точности, мастерства, которым владели лишь самые старые эльфы Хрустального клана. И все же эльфийский колдун несколько раз ошибся. Его «иглы» случайно задели зеленые почки, спящие в снежной колыбели. Но в конце концов эльф сумел зачаровать несколько почек, и, когда солнце достигло зенита, старейшина поднялся с колен и позвал своих собратьев.
Тринадцать эльфов подошли к главе клана, чтобы осторожно взять из его рук волшебные почки, которые они спрятали в медальон, висящий на шее. Затем, не говоря ни слова, эльфы Хрустального клана покинули поляну, чтобы раствориться в лесу. Тринадцати из них предстоял долгий путь. Они должны были добраться до деревни Селтен, в которой встали лагерем жанренийцы. Предприятие было крайне опасным, возможно, эльфам придется ждать два или три дня, прежде чем они смогут смешать волшебные снежинки с теми хлопьями, что запорошат деревню. Однако эльфы знали, ради чего рискуют жизнью: имена их жертв были начертаны на ледяных кристаллах, и уже скоро командиры войсковой части, расквартированной в Селтене, умрут. Ветрами в этом районе управляли гномы «Угольника», и потому каждая снежинка найдет свою жертву. Она тихо опустится на плечо того или иного военачальника и растает, освобождая скрытую в ней почку. Жанрейницы погибнут мгновенно, их сердца остановятся, сраженные магией весны.
В Мугхенде, крупном населенном пункте Ургемана, «Угольник» — могущественная гильдия зодчих-основателей — располагалась в высоком каменном здании, в котором останавливались мастера и подмастерья, оказавшиеся в городе проездом. Никто, кроме посвященных, и не подозревал, что под этим зданием-гостиницей начинается разветвленная сеть подземных коридоров, которыми гномы пользуются вот уже несколько веков. Конечно, некоторые воришки, чей род деятельности предполагал, что они чаще передвигаются по крышам, чем по улицам, с удивлением наблюдали, как с наступлением темноты гномы проскальзывают в сад, примыкающий к зданию гильдии, и покидают его лишь на рассвете. Но эти же воры отлично знали, что «Угольник» не слишком-то любит, когда посторонние суют нос в его дела.
В эти тревожные времена жанренийские патрули днем и ночью мерили шагами узкие улочки города. На углу больших улиц и площадей иноземные вояки установили караульные будки и перегородили тяжелыми цепями крошечные проулки, отделяющие друг от друга различные кварталы. Отныне Мугхенд принадлежал Жанрении. Не обращая внимания на эдикты, подписанные лично командующим, многие солдаты напивались в тавернах, грабили чердаки и весьма грубо обращались с местными жителями.
Тарик, гном-строитель и по совместительству управляющий гостиницей «Угольника», никак не мог смириться с присутствием захватчиков в городе. Ни секунды не раздумывая, он согласился поддержать барона де Рошронда и предоставить в его распоряжение элементарную магию воздуха и огня. Его слуги, юные гномы, охотно бы отдали за своего хозяина жизнь, и потому, стоило тому приказать, тут же принялись шпионить за жанренийцами, а также за кехитами, вставшими лагерем неподалеку от города.
Для сбора и передачи сведений Тарик использовал многочисленные перегонные кубы, реторты, змеевики и кузнечные мехи, которыми были забиты его подземные владения. Обычно все эти аппараты помогали управляющему отправлять послания гномов, остановившихся в его заведении. Чтобы никто не смог проникнуть в тайны зодчих, «Угольник» умудрился использовать в качестве носителей информации все четыре стихийных элемента: так в пламени свечи могли таиться страницы гримуара,[9] в капле воды письмо гонца, прибывшего из другой страны, а легкий ветерок помогал гномам переговариваться на расстоянии. Зодчие-элементарии полностью изменяли представления о пространстве: целая библиотека могла храниться в графине или в огне камина. Но подобная магия требовала огромных денежных затрат и долгих лет напряженного труда. На каждом аппарате стояло клеймо мастера-гнома, который посвятил большую часть своей жизни созданию этого чудесного и сложнейшего аппарата — материального воплощения элементарной магии.
Тарик, невзирая на свой преклонный возраст, предпочитал «переписывать» всю собранную информацию самолично, хотя с годами ему становилось все труднее и труднее это делать. Конечно, опыт гнома был огромен, но частенько «перепись» полностью истощала его. В мирное время его собратья со всех концов света приезжали в гостиницу «Угольника», чтобы спуститься в подземелья и прослушать там познавательную лекцию или прочесть бесценный гримуар. Сейчас же Тарик закрыл двери своей «библиотеки» — он колдовал над алхимическими аппаратами только на благо ургеманского сопротивления. Его верные слуги собирали слухи на улицах и в тавернах города. Вооружившись рожками, зачарованными с помощью элементарной магии, они «улавливали» все, что говорили жанренийцы, причем не только в общественных местах, но даже на приватных приемах, устраиваемых в домах зажиточных торговцев. Эльфы, явившиеся из окрестных лесов, а также несколько затменников помогали гномам незаметно проникнуть в тщательно охраняемые здания или миновать кордоны жанренийских патрулей.
Полуночник Согхам по праву считался один из самых преданных сподвижников Оршаля. Нелюдимый от природы, он любил забывать о неприятностях, смакуя хрипы и стоны Танцоров. Их боль звучала в его сознании, как умиротворяющий шепот ручья. Иногда волшебные создания умирали, и тогда Согхам плакал, потому что ненавидел тишину в собственной голове. Возможно, именно в этом крылась причина его немоты, лишь этот факт объяснял, почему вот уже двадцать два года черный маг не открывал рта. Переполненный эхом страданий своих подопечных, полуночник не видел смысла в словах и изъяснялся резкими движениями головы.
Той ледяной ночью он вышагивал в свете луны, сгибаясь под тяжестью миниатюрной дыбы. К широкому кожаному поясу Согхам прикрепил клетку с Танцорами, один из которых, закованный в кандалы с зубчатыми краями, сеял вокруг себя крошечные потрескивающие искры, проникающие сквозь прутья клетки и скрывающие от посторонних глаз фигуру хозяина. Наконец Согхам добрался до жанренийского форпоста, обозначенного на его карте. Все верно, враг скрывается в лесу, в который он только что углубился. Полуночник сошел с тропики и начал пробираться между деревьев, пока не заметил первые отблески костров, горящих в лагере.
