— Магия, Агон. Магия Затмения, весьма полезная штука, потому что она позволяет видеть сквозь стены. И я продемонстрировать тебе тысячу подобных «фокусов».

Я посмотрел на пол, превратившийся в огромную стеклянную плиту. Я отлично видел весь нижний этаж, хотя камень остался камнем — я специально коснулся его рукой.

Создание, скрестив ноги, сидело на ладони Сарна, темные глазки-бусинки были обращены в мою сторону.

— Ты мог заметить, как меняется тело Танцора, когда он мчится сквозь пространство. Парабола, петля над моей головой, и, пожалуйста, магия уже начинает действовать. Танцор просто вытянул ее из моего тела. По этой причине я всегда могу быть уверен в результате волшбы. Большая часть магов перво-наперво учится использовать ресурсы собственного тела. Никогда не знаешь, какой сюрприз таит в себе тот или иной предмет. Конечно, в этом случае возможности магии становятся ограниченными, но все равно ты способен изменять реальность, а это уже немаловажно, не правда ли?

Я потерял дар речи и потому лишь кивнул. Сарн открыл передо мною двери в новый неизведанный мир, о существовании которого я и не подозревал.

Каждая вещь, каждое место приобретали особую ценность: ведь они являлись носителями магической энергии, а значит, влияли на результат волшбы.

— Танец, — сказал Сарн, — управляет магией, никогда не забывай об этом. А эти существа живут ради танца. Все, чего они жаждут, это кружиться в свое удовольствие, получая новые эмоции.

— Получается, они постоянно порождают магию?

— Нет. Что касается Танцоров, то они вообще не думают о магии, лишь об удовольствии. Магия, которую ты только что видел, — результат эмпатической связи между Танцором и магом. Чем прочнее связь, тем поразительней результат. Это чудесное существо и я — мы знакомы уже почти двадцать пять лет. Мы достигли полного взаимопонимания, но при этом я продолжаю учиться. Прежде всего, я должен всегда нравиться Танцору. Наши отношения хрупки. Конечно, можно применять силу, оказывать давление, как это делают полуночники, или попытаться выстроить чистые, доверительные отношения, как полуденники. Но полагаю, что ты будешь действовать, как настоящий затменник, не станешь впадать в крайности и выберешь нечто среднее.

Туман, клубящийся у наших ног, исчез, и пол вновь превратился в обыкновенный непрозрачный камень. Ночь опустилась на город, и Сарн зажег несколько свечей в подсвечниках, расставленных по комнате. Танцор удобно примостился на плече мага.

— И как я научусь управлять Танцором? — поинтересовался я.

— В данный момент тебя даже подмастерьем мага назвать нельзя. Правда, если я возьмусь за твое обучение, ты им станешь. Но не забывай, я — затменник, и, следовательно, смогу приобщить тебя лишь к магии Затмения. Лерсшвен ничего не пишет о том, откуда ты прибыл в Лоргол, чем занимался раньше и почему решил посвятить себя нашему искусству. Да я и знать этого не хочу. Меня не волнует твое прошлое, а вот твое будущее принадлежит мне одному, и больше никому, и так будет до тех пор, пока я не сочту тебя достаточно подготовленным, чтобы продолжить постигать магию самостоятельно. А это задача не из легких.

— Но Танцоры? — повторил я.

Сарн молча поднялся с кресла. Его невысокая фигура отбрасывала хилую, трепещущую тень. Затменник подошел к небольшому сундуку, инкрустированному перламутром, и осторожно откинул крышку. Затем он извлек из недр сундука маленькую клетку с нефритовыми прутьями. На полу этой тюрьмы свернулся клубочком Танцор. Потревоженный светом, малыш проснулся и медленно распрямил грациозное тело.

Сарн вернулся и поставил клетку мне на колени. Хрупкое создание уставилось на меня непроницаемыми глазками-бусинами, прислонив личико к нефритовым прутьям.

— Он твой, — обронил маг. — С ним ты сможешь овладеть магией. Этот Танцор отличается несколько буйным нравом, но он чрезвычайно одарен. Если ты сумеешь найти с ним общий язык, он будет с радостью танцевать для тебя. Заботься о нем…

С робкой улыбкой я вцепился в кольцо, венчающее клетку.

— Я могу оставить его себе? — спросил я, загипнотизированный взглядом Танцора.

— Да. Вам следует жить вместе. Он должен привыкнуть к твоему присутствию, а ты обязан наладить с ним мысленную связь.

— Значит, я могу забрать его с собой?

— Да, дурачок! — Сарн улыбнулся. — Именно об этом я тебе и толкую.

— Все так… неожиданно.

— Конечно, ты не должен даже пытаться управлять магией. Важно научиться гармонизировать ваши мысли и чувства. Магия придет сама.

— Лерсшвен говорил, вы позволите мне лишь прикоснуться к высокому искусству… Не слишком ли мы торопимся?

— Торопимся… Порой маги тратят не один год, чтобы наладить эмпатическую связь с Танцором. Их сознание бунтует, отвергает любое чужеродное вторжение…

Услышав последнюю фразу Сарна, я улыбнулся. Маг и представить себе не мог, что Тень давно приучила меня к такому явлению, как обмен мыслями.

— Ну ладно, иди. Меня ждет работа.

Прижав клетку с Танцором к груди, я повиновался. Сарн проводил меня до выхода и бросил на прощание:

— Приходи завтра в это же время.

— Уж не сомневайтесь, приду.

— И спрячь Танцора под плащом. Никто не должен его видеть. До завтра, мой мальчик.

Затменник хотел захлопнуть дверь, но я придержал ее кончиком сапога и прошептал:

— Сарн…

— Что еще? — Он нахмурился.

— Спасибо.

— Идиот, я делаю это не ради тебя. Я служу Затмению.

— Неважно. Спасибо за то, что вы оказали мне доверие.

— Ладно-ладно… До завтра. — Он все-таки закрыл дверь.

Спрятав клетку под плащом, я пересек Квартал Тысячи Башен, думая только о крошечном создании, притаившемся у моего сердца. Перспектива проникнуть в его сознание приводила меня в восторг. И пусть я до одури боялся неудачи, боялся, что Танцор отвергнет меня, не захочет делиться магией, но отныне я знал, на что она похожа…

Накинув капюшон на лицо, мужчина въехал в деревню. Круп его лошади лоснился от пота — от самого Лоргола неизвестный гнал животное галопом. Жители деревни встретили всадника изумленными взглядами и начали перешептываться. В конце концов крестьяне решили, что незнакомец, скорее всего, присоединится к заезжим путникам, которые еще утром обосновались на постоялом дворе.

— Ба! — воскликнул какой-то крестьянин, пожимая плечами. — Вечные игры баронов!

Неизвестный распахнул дверь постоялого двора. За столом в самой глубине зала расположилось четверо мужчин. Их лица также были скрыты свободными капюшонами плащей. Вновь прибывший сел за стол и прошептал:

— Ну что?

— Мы с тобой, Элиос.

Превозмогая боль, психолунник улыбнулся. Он провел кончиками пальцев по обезображенному лицу, которое превратилось в чудовищную, гротескную маску. Черные колючки вросли в кожу, уцелевший левый глаз сверкал жгучей ненавистью. Элиос жаждал крови. Он медленно ласкал черные иглы, безжалостно ранившие кожу.

О, он выложил целое состояние, чтобы маг-полуночник сохранил шипы — живое напоминание о Ловцах Света. Колдун скрупулезно исполнил его волю и сделал все, чтобы раны не воспалились, но боль осталась. Элиос хотел каждую секунду помнить о том, как обманутые деревья бросились защищать Агона, этого презренного предателя. Психолунник не сомневался, что предатель сумел околдовать Дьюрна и Ловцов Света. Сначала он одурманил их, а затем убил.

Агон должен поплатиться за свое преступление. Лишь эта мысль помогала Элиосу жить, сносить чудовищную боль. Месть стала смыслом его существования. Психолунник мечтал о том, что однажды он увидит Агона, ползающим у его ног, Агона, молящего о пощаде.

Жажда мести управляла и четырьмя серыми кардиналами. Психолуннику пришлось приложить немало усилий, чтобы разыскать бывших учеников школы, выживших после охоты, устроенной Лерсшвеном. Завладев Серыми тетрадями, фэйри легко вычислил всех воспитанников Школы Ловцов Света. Большая часть из них была повешена или четвертована баронами, которыми так долго манипулировали кардиналы.