Он поймал кончики моих пальцев и внимательно посмотрел мне в глаза.

— Сосредоточься на руке. Именно ею ты пошлешь импульс Танцору. Тут важно учитывать все: быстроту и направление движения. Если ты хочешь, чтобы Танцор вычертил параболу над твоей головой, а это одна из основополагающих фигур нашего искусства, следует действовать вот так.

Он резко толкнул мою руку, направляя ее.

— Таким образом, — продолжил маг, — ты поставишь перед Танцором задачу создать искры, которые освещают комнату в темное время суток. Знаю, это напоминает ярмарочные фокусы, но все начинают с этого…

Так, одержимый Танцором, я совсем забросил Амертину и Тень. Все последующие дни я тренировался, забыв об отдыхе и еде. Я почти не спал и даже ночью представлял себе новые танцы и управляющие ими импульсы.

Вопреки распространенному мнению, магия Затмения также подчинялась строгим правилам. Любая моя оплошность хоть и не приводила к катастрофе, но сводила на нет все усилия или крайне ослабляла магический эффект. Сарн, в свою очередь, включился в игру и с удвоенной силой взялся за мое обучение, стараясь направить меня по верному пути. Он, как и я, больше не покидал башню, забросил все дела и занимался исключительно моей особой. Нас не беспокоили, да и некому было: мои старинные друзья — если, конечно, они еще топтали эту грешную землю — не знали, что я приехал в Лоргол, а я не собирался сообщать им об этом. Амертина нам не мешала, а Лерсшвен не появлялся.

Наступила ночь, и я уложил спать Амертину, которая не могла покинуть инвалидное кресло без посторонней помощи. Внезапно в дверь постучали. Инстинктивно я положил руку на эфес Тени. Один лишь Сарн знал о существовании чердака. Несколько секунд я вслушивался в любой шум, долетавший с улицы. Но вокруг все было тихо. Наконец до меня донесся приглушенный шепот:

— Агон, это Сарн, открой.

Я узнал голос учителя и рискнул приоткрыть дверь. Маг, улыбаясь краешками губ, застыл на пороге.

— Входи, — пригласил я его. — Только не шуми, Амертина уснула.

Сарн зашел на чердак. Он покачал головой, словно сообщая, что оценил мое убежище. Раньше он никогда не приходил сюда, и, глядя на его напряженное лицо, я понял, что сейчас услышу не самые радостные новости.

— Агон, — прошептал затменник, — Магическая криптограмма обеспокоена, мое присутствие необходимо на Севере. Я мало что могу рассказать тебе, но Орден Затмения, понукаемый Лерсшвеном, спровоцировал серьезные беспорядки. Большая часть затменников отозвана в свои академии.

На мгновение взгляд Сарна затуманился.

— Я опасаюсь худшего, и потому вынужден тебя покинуть. Отныне ты безраздельный владелец Танцора. Мне крайне жаль, что приходится уезжать. Мы так мало успели, за эти два месяца ты лишь прикоснулся к магии. Но Затмение отдало приказ, и я вынужден подчинится. Королевство меняется. Жанренийцы и кехиты подтянули свои войска к границам и постоянно провоцируют наших солдат. Я даже представить себе не могу, что происходит и какую роль во всем этом играет Магическая криптограмма. Вполне вероятно, что я вернусь уже через пару недель. Тогда я буду просить, чтобы тебя приняли в Орден Затмения. И ты, как и я, удостоишься чести носить камень.

Сарн приподнял рукав, демонстрируя вживленный в плоть выпуклый камень глубокого синего цвета. Удивительная драгоценность с бесчисленным множеством граней тускло поблескивала.

Сарн вернул рукав на место и сказал:

— Я должен ехать. Пользуйся тем, чему я тебя научил крайне осмотрительно. Не воображай, что ты стал искушенным магом. Прежде всего, по-прежнему пытайся лучше понять своего Танцора.

Я покосился на Тень, покоящуюся в ножнах. Наша совместная жизнь не обещала быть легкой…

Уже у дверей Сарн взял меня за руку и вымученно улыбнулся:

— Хочется верить, что мы еще увидимся.

Он не дал мне ответить и исчез на лестнице. У меня за спиной раздался тихий надтреснутый голосок:

— Кто это был?

— Маг Сарн, моя фея. Он уезжает.

— А магия?

— Я буду постигать ее в одиночестве.

— Это опасно…

Амертина приподнялась на кровати и строго посмотрела на меня.

— Нет, — возразил я, — я уже достаточно много знаю, чтобы двигаться дальше, не подвергая себя опасности. Не волнуйся. Сарн сумел донести до меня самое важное: магия — результат чувств, какими бы они ни были.

— И что же ты намерен делать?

— Мы совершенно не ограничены в средствах, моя фея. Работать мне не надо, а потому я собираюсь вновь открыть для себя Лоргол. Завтра же я пройдусь по Нижним кварталам. Самое время навестить «дно» этого города. Я слишком долго оставался в тени. А теперь, спи, дорогая моя.

Прежде чем закрыть маленькие глазки, фея одарила меня нежной улыбкой. А я еще долго сидел у огня, вслушиваясь в шорохи спящего города. Порой я дремал, и в грезах мне являлась Тень, Танцор и Аккорды. Эти три слова представлялись мне олицетворением всех граней магии, сверхъестественным кипящим водоворотом. Я чувствовал себя ребенком, которому вручили чудесные игрушки, но который толком не понимал, как ими пользоваться, и потому страшно боялся сломать дары. В моей груди рождались совершенно новые чувства, и они являлись следствием того ослепляющего безумия, что охватило меня еще в Школе Ловцов Света. Выхолощенная лорголийским прошлым, моя душа распахнулась навстречу цинизму, и я искренне радовался забытым ощущениям. Ловцы Света с их извращенным сознанием пробудили пороки, дремавшие во мне, выпустили наружу ту черную сущность, что всегда жила где-то под сердцем, ту, которую не смогло убить Наставничество. Я забыл лицо мэтра Гийома. Приехав в Лоргол, я вспоминал Заповеди Странников, как детскую считалку, туманную легенду…

В тот вечер я осознал, что готов окунуться душой и телом в грязь этого старого города. Амертина в шутку сравнивала меня с адской бабочкой, но ее сравнение пришлось мне по вкусу. Гусеница Наставничества, я отказался от Заповедей, сбросил их, как сбрасывает ненужный кокон куколка. И вот за моей спиной расправились черные крылья, крылья прошлого, превращающие меня в адскую бабочку, готовую к полету.

— И я полечу, моя фея, — прошептал я, прежде чем окончательно уснуть.

Когда-то давным-давно Лоргол возвели на холме, вершину которого украсили множеством башен самых различных форм и размеров. С течением лет отдельно стоящие здания превратились в единый архитектурный ансамбль с тенистыми внутренними двориками, узкими лестницами и покатыми лестничными площадками. Лорголийцы любили пересказывать предания, согласно которым все эти башни якобы высекли из одной скалы — ведь они стали естественным продолжением холма. Жители Лоргола окрестили район Кварталом Тысячи Башен.

Посещать этот квартал рекомендовалось с осторожностью. Тот, кто не знал всех его тайн, мог легко потеряться в хаотичном нагромождении зданий и навсегда исчезнуть в одном из его каменных мешков. И хотя я неплохо изучил эту местность, наведываясь сначала в башню Лерсшвена, а затем — Сарна, всегда предпочитал Нижние кварталы.

Само название указывало на то, что эти кварталы раскинулись у подножия холма, опоясывая его ожерельем вонючих улочек, славящихся крайне дурной репутацией. Между этими двумя районами находилась центральная часть города — средоточие тихих благополучных улиц и площадей, на которых проживали зажиточные горожане.

В Нижних кварталах правил порок. Самой худшей их частью по праву считался порт, куда заходили бесчисленные суда, чтобы выплеснуть на берег очередную партию разудалых моряков, мелких торговцев, мрачных россказней и беспощадных болезней. Улица Терпкая граничила с портом. Сидя на чердаке, время от времени мы могли слышать ужасающие хрипы и стоны, заставляющие Амертину трястись от страха.

Я знал Нижние кварталы, как свои пять пальцев, ведь именно сюда меня, еще совсем ребенка, привозил отец. По ночам благородный барон, сменив рыцарские доспехи на кожаную куртку, превращался в настоящего убийцу. Мои товарищи и я следовали его примеру и, подчиняясь приказу родителя, словно грифы, кружили по портовым улицам. Так мы закаляли наши души…