— Ты осудил их на страшную смерть, на алую чуму, — продолжил Мадокьель, не обратив никакого внимания на мой робкий протест. — Оружие преступления, ручной распылитель, который ты похитил у конвоира во Дворце Толстяков, уже найдено. И ты продолжаешь все отрицать?

— Да, все. Я все отрицаю.

— Это не имеет никакого значения. Отныне я не волен над твоею судьбой. Вскоре ты предстанешь пред Стальными судьями. О, простая формальность. Я уже назначил день твоей казни.

— Поговорите с послом. Что касается Жехины, то я готов подвергнуться допросу черных фей. Они могут рыться в моих воспоминаниях, сколько пожелают.

Мадокьель отмел рукой все мои аргументы.

— Воспоминания, извлеченные черными феями, не могут считаться доказательствами, судьи не примут их в расчет. Все знают, что особые наркотики могут исказить картины, запечатленные в памяти. Возможно, именно этим и объясняется твое мнимое присутствие в «Бутоне».

— Давай говорить серьезно. Ты ведь не думаешь, что я виновен, не правда ли? Не будем останавливаться на отсутствии мотивов… Не сомневаюсь, что ты просто ищешь виновного, чтобы успокоить горожан, упрочить свое влияние среди Толстяков, доказать, что ты правишь железной рукой во Дворце Стали. Впрочем, я неплохо тебя знаю, в обычное время ты бы попытался докопаться до мотивов, понять их. А сейчас у твоей справедливости появился привкус мести, сенешаль.

— Возможно. Но для меня улики важнее мотивов. Можешь думать, что хочешь, но я уверен в твоей виновности. Хотя не мне выносить приговор, и если сможешь доказать свою невиновность, сделай это.

— Так и поступлю.

— Я больше не удостою тебя аудиенции, Принц. Если ты сознаешься здесь и сейчас, я попытаюсь облегчить твою участь.

— Мне не в чем сознаваться.

— Тогда все решат судьи.

Судебный процесс начался уже следующим утром. Заседание проходило в восьмиугольном зале, перекрытом черным стеклянным куполом. В отполированных до блеска стенах были обустроены специальные ниши, в каждой из которых находилось восемь стальных кафедр, поддерживаемых массивными железными цепями.

Мои будущие палачи стояли за этими кафедрами, облаченные в тяжелые мантии, декорированные гвоздями, что делало их похожими на воинские латы. Эти одеяния поблескивали в сумраке зала, отражая свет шафрановых пчел, которые жужжали над головами присутствующих. На полу извивались призрачные черные тени. Стальные судьи — тощие, костлявые старики — кутались в мантии. Я смог разглядеть лишь лысые черепа да черные жемчужины глаз.

Огры из элитной гвардии проводили меня до центра зала, а затем отступили, образовав вокруг плотное кольцо.

Резкий скрежет ознаменовал начало процесса. Один из судий поднял стилет, чтобы прочертить невидимую линию на черной хромированной поверхности своего тела, — никто не знает тайны металла, рождающегося во дворце. Я вздрогнул и заскрежетал зубами. Я знал, что мурашки, бегущие по коже, являются неким символом для обитателей дворца, они неразрывно связаны со значимым этапом их духовного пути. Этот путь должен закончиться полной метаморфозой бренной плоти, уникальным мгновением, когда кожа станет металлом и «освятит» избранника.

Второй судья повторил жест своего собрата. Хромированный металл стонал, изливал жалобу, и эхо разносило ее под сводами зала. Звук буравил мозг. А я даже не мог заткнуть уши. Стражники связали мои руки за спиной. Судьи «переговаривались» друг с другом при помощи скрежета металлической плоти. Язык, известный им одним, протяжный речитатив, который парализовал все мои мышцы и сводил с ума. В конце концов визг стих, оставив у меня в голове звенящую пустоту.

Один из Стальных судий оперся на край кафедры и наклонился ко мне.

— Маспалио, вы признаетесь в убийствах, в которых вас обвиняют?

— Нет.

— В таком случае суд считает вас виновным.

— Простите? А как же процесс?

— Он только что состоялся. Мы посовещались и вынесли вердикт. Вы приговариваетесь к смертной казни.

— И где мой защитник?

— Мы предоставим вам защитника лишь в том случае, если вы признаете себя виновным.

— Но это какой-то абсурд!

Мой голос, словно мячик, запрыгал под стеклянным куполом. Я готовился к драке, к битве за истину, к жестокой борьбе, в которой я бы сумел доказать свою невиновность, но сенешаль обманул меня: никто не собирался выслушивать мои доводы. Этот фарс привел меня прямиком на плаху.

— Судьи, если я умру, то вы умрете вместе со мной!

— Нет, вы только послушайте! — воскликнул один представитель Стали. — Он угрожает высокому суду!

— Пусть его уведут! — потребовал другой.

— Подождите! Я могу предложить вам сделку.

Тот, что выступил первым, призвал собравшихся к тишине.

— Говорите, Маспалио.

— Высшие Дьяволы задолжали мне сговор. Я могу включить в контракт и ваши имена и таким образом гарантировать защиту от Бездны вам и всем обитателям дворца.

Стилеты ожесточенно заскрипели по металлу. Несколько судей выглядели особенно возмущенными, скрип становился все оглушительнее и оглушительнее. Когда наконец в зале вновь установилась тишина, мой собеседник заговорил самым зловещим голосом:

— Ваши смехотворные попытки прервать процесс лишь подтверждают, с каким неуважением вы относитесь к суду. Мы отложим казнь до следующего месяца. И приговорим вас к тридцати дням пыток.

— Вы…

— К шестидесяти!

— Прикажите позвать Владича, адвоката Дьяволов из квартала Плюща.

— Девяносто дней мучений!

— Да послушайте меня, черт возьми! Он подтвердит то, что я вам только что сказал!

— Сто шестьдесят дней! Я требую сто шестьдесят дней пыток! — орал судья, чье лицо пошло пунцовыми пятнами.

— Только представьте себе! Вам будет навеки обеспечена преданность Высших Дьяволов!

Старик, в свою очередь, замолчал. Затем срывающимся голосом он заявил:

— Я бы желал узнать чуть больше о его предложении. Давайте же послушаем обвиняемого, мои дорогие коллеги. В худшем случае мы потеряем еще немного времени. Маспалио, чем вы докажете свои слова?

— Их подтвердит адвокат Дьяволов.

— Этого недостаточно. Он может быть вашим сообщником, разве он не является представителем Бездны?

Я отказался от мысли попросить судей привести во Дворец Опалового. По правде говоря, лишь свидетельские показания Высшего Дьявола помогут мне выпутаться из затруднительного положения. Рисковый план, значит, его-то я и попытаюсь воплотить в жизнь. Теперь следовало заморочить головы судьям, заставить их помочь мне.

— Я предлагаю вызвать Дьявола, — заявил я. — Создание, которое по своей природе не может быть моим сообщником, особенно если я буду заклинать его прямо здесь, перед вами.

Снова заскрипел металл, кажется, судьи выражали свое сомнение. Тот, кто высказался в пользу моего предложения, прочистил горло и усмехнулся.

— По-твоему, выходит, что любой демон способен шантажировать Бездну?

— Нет. И именно по этой причине я предлагаю обратиться к Высшему Дьяволу.

Задушенные восклицания и ропот. Стилеты замелькали с такой быстротой, что скрежет стал невыносимым. Я сумел привлечь их внимание. Они прекрасно знали, что хозяев Бездны вызывают только в самых крайних случаях, и понимали, что я не стану делать этого без веской причины. Можно по пальцам сосчитать тех заклинателей Абима, что рискуют заключать сговор с Высшими Дьяволами.

— А вам не откажешь в отваге, Маспалио. Очень надеюсь, ради вашего же блага, что речь идет не о дурной шутке. Если вы лжете, то сто шестьдесят дней пыток покажутся вам блаженством в сравнении с тем, что вас ожидает.

— Мне нужны сумеречные чернила и кисть.

Только эти редчайшие чернила, отливающие ониксом, в состоянии компенсировать отсутствие полноценной дневной тени и открыть проход в Бездну. Впрочем, легенда гласит, что для вызова Высших Дьяволов требуется совершенно особое тайное помещение. А, неважно. На самом деле я вовсе не собирался заклинать черных владык.