— Хватит… я тебя слышу, — прошептал я.

— Продолжай свое расследование, Маспалио. Найди этого Опалового, но постарайся не привлекать к себе лишнего внимания. Если тебе это удастся, то Бездна в долгу не останется.

— Конечно.

— Я отвезу тебя домой. Отдам твоим старикам.

— Подожди! А милиция? Меня обвиняют в убийстве, Бездна не может вмешаться?

Ответ не заставил себя ждать: еще одна пощечина, правда, не столь сильная, как ее предшественницы, но все равно болезненная.

— Выкручивайся сам, Маспалио. Найдешь Опалового, иди к перевозчикам Третьего круга, спроси Солвио.

Я больше не шевелился. Сквозь наваливающееся беспамятство я слышал торопливые шаги, такие родные голоса. В конце концов я окончательно провалился в темноту.

Я полулежал в собственной постели, спину поддерживали груды подушек. Под бдительным взором Одено я прикончил прямо из горлышка бутыль морабийского, удовлетворенно вздохнул, протянул бутылку калеке и потребовал:

— Еще.

— Достаточно, это уже третья!

— Еще!

Одено заворчал, но затем все же послал своего демона на кухню. Наконец я смог забыть о яде, растекшемся по венам. Вторую половину дня я помнил весьма смутно: спутанный лихорадочный бред, чуткие руки, обтирающие мое горящее тело. Старые товарищи не сдались и сумели победить болезнь. Меня искупали в теплой ванне, Пертюис продезинфицировал рану и наложил на нее повязку с одной из своих целебных мазей. Скоро рана зарубцуется и от нее не останется даже следа.

В настоящее время я просто обязан воспользоваться приближающейся ночью, отправиться в «Бутон», и если мне улыбнется удача, обнаружить след Опалового. Я вырвался из теплого уюта кровати и оделся, смакуя последнюю чашку морабийского. От друзей я узнал, что несколько часов назад к дверям нашего пансиона заявился отряд городской милиции. Но у солдат не было надлежащего эдикта, подписанного сенешалем, и мои пансионеры не позволили незваным гостям обыскать наше жилище. Но эта свора вернется. Капкан вот-вот захлопнется. Возможно, я должен последовать совету Арьи и пожить у нее хотя бы до тех пор, пока не разыщу Опалового.

Я накинул куртку, распрощался с пансионерами, слонявшимися по коридорам, и покинул нашу берлогу, чтобы навестить «Бутон».

Заведение возвышалось на границе квартала Туманов. Чуть дальше виднелась пристань, оккупированная перевозчиками. Разношерстная толпа стекалась к курильне: представители высшего света Абима, послы, бродяги. Чтобы войти в «Бутон», мне надо было миновать небольшую башню и пройти по изящному мостику, ведущему к сердцу здания.

Я выложил двадцать денье, которые у меня потребовали на входе, и оказался на просторной подвесной площадке. Зрелище отсюда открывалось потрясающее. Люди толкались, мчались куда-то вперед, а так же грезили, стоя на дюжине хрупких мостиков, протянувшихся над бездной к огромной опоре, удерживающей висячую площадь. Из соседней башни доносилась развеселая какофония: там музыканты ублажали слух почетных гостей. Следует заметить, что завсегдатаи курильни еще не появились в заведении. Они придут позже, когда рассеются случайные посетители.

Я всматривался в лица, следил за их изменяющимися выражениями. Пытался проникнуть взглядом под маски, представить себе лунные тени и существо, старательно избегающее таких теней. Я разгуливал по заведению, обменивался репликами с разными людьми, преумножая свои знания. Но Опаловый оставался невидимым. По мере того как близился вечер, площадь пустела — публика заполняла башни. Кто-то искал кресла и кушетки, чтобы предаться грезам. Некоторые посетители растекались по диванам, другие выкрикивали обрывки фраз или отбивались от одним им видимых чудовищ. Постепенно это место все больше и больше напоминало сумасшедший дом, по которому сновали огры в ливреях — бдительные стражники утихомиривали слишком уж разгулявшихся гостей.

Я старался не приближаться к башням, окутанным едким галлюциногенным дымком. Лишь неимущие посетители отваживались вдыхать эту смесь самых разных наркотических испарений, которая могла оказаться смертельной.

Ближе к полуночи в курильне стало невозможно дышать: из узких окон вырывались густые облака дыма, который оседал ближе к полу дурманящим сознание туманом. Тут же на полу валялись бредящие люди. Двор «Бутона» превратился в прибежище кошмаров, в выгребную яму для наркотиков всех видов — здесь проведут свою последнюю ночь только самые отчаянные.

И никаких следов Опалового! Никто его не видел, никто ничего не мог о нем вспомнить.

Я решил, что у меня не осталось иного выхода: надо присоединиться к узкому кругу завсегдатаев и испытать судьбу рядом с каким-нибудь послом. Я обязан воспользоваться сведениями, полученными от Анделмио. В прошлом мне не раз случалось общаться с теми, кто явился в «Бутон», чтобы прикоснуться к душе Абима. С мужчинами и женщинами, которые вправе требовать чего угодно за свои видения. Хотя обычно они не торгуются.

Пройдя по длинному мостику, я нырнул в случайно выбранную башню и поднялся по старинной лестнице, ведущей на последний этаж. Здесь наверху царила совершенно иная атмосфера, чем у подножия башни. Прежде всего, здесь было очень тихо. Никакой сутолоки, суеты. Витающие в воздухе блуждающие огоньки заливали комнату призрачным светом.

Я приблизился к молодым людям, сидящим по-турецки вокруг уважаемого и известного в городе человека. Мессир Пананголь, ургеманский посол. Он уступил свою саланистру человеческой девушке, почти подростку, чья шейка вздрагивала от ласк удивительной животинки. Ящерица сомкнула челюсти на затылке девочки и потихоньку заменила малышке сердце, чтобы та стала Абимом.

Неорганическая гармония, невероятный симбиоз, связавший воедино девушку и наш город, они слились, словно любовники, образовав единую сущность, чьи границы протянулись от центра Абима до самых его окраин.

Стать Абимом. Услышать тысячи голосов, раздающихся на улицах и в домах, почувствовать тысячи шагов, ступающих по мостовым. Головокружительное чувство, эмоциональный ураган, который ведет прямиком к смерти. Становясь вашим сердцем, саланистра дарит вам одно-единственное и последнее путешествие.

Молодые люди подвинулись, чтобы пропустить меня. Я с грустью разглядывал ангельские черты этой девушки-подростка, которая уже не увидит рассвет. Она была в трансе, ее лицо излучало чистую первозданную радость. Я повернулся к послу и заметил вожделение, притаившееся в его глазах. Он явился в курильню исключительно ради порока, желая ощутить свою безраздельную власть над людьми.

— Я хочу, чтобы она помогла мне, — прошептал я на ухо послу. — Вы не будете против?

Только посол имеет право решать, может ли незваный чужак нарушить церемонию. Пананголь оглядел меня с головы до ног и, видимо, узнал.

— Я даю тебе свое дозволение, Маспалио.

— Как ее зовут?

— Анэма.

Я присел рядом с девочкой-подростком и обратился к ней по имени. Она вздрогнула.

— Анэма, мне разрешили с вами поговорить.

Девушка едва заметно кивнула, но глаз не открыла.

— Я разыскиваю демона. В этом квартале. Он несколько раз посещал «Бутон».

Черты ее лица закаменели: мой голос украл у самоубийцы часть грез.

— Соглашайся, Анэма, — приказал ургеманец.

Она слабо застонала, а затем прошептала:

— Его шаги. Какие они?

— Он движется несколько… хаотично. Нетвердая поступь, как будто бы он пьян. Можно сказать, что он перемещается зигзагами.

Лишь подобная, вроде бы незначительная, деталь могла выдать Опалового. Чтобы пересечь улицу, он должен лавировать среди лунных теней, иначе они засосут его и вернут в Бездну.

На плече Анэмы появилась крошечная капелька крови, стигмат, свидетельствующий, что симбиоз между девушкой и Абимом стал полным и неразрывным.

Она сосредоточилась. Время текло медленно-медленно: лишь тихое дыхание Анэмы, да блуждающие огоньки у нас над головами.

Внезапно девушка схватила меня за руку.