— На сегодня достаточно, — наконец заявил Урланк, поднимая глаза, покрасневшие от усталости. — Вот рапира, у которой есть все шансы удовлетворить твои запросы.

Рукой, перепачканной в угле, он протянул мне лист с последним рисунком.

Несмотря на схематичность линий, набросок позволял представить, какой будет рапира: вытянутая гарда из дужек, поражающих плавными линиями, изобилие металлических завитков и очень тонкий клинок.

— Так, значит, она будет женщиной, — прошептал я.

— Ты сам должен сказать мне, почему так решил, — важно заметил Урланк, поглаживая усы. — Лично я вижу ее надменной, возможно, немного вздорной, но, прежде всего, верной. Да, верной, но не до гроба. Именно то, что ты хотел…

— Разумеется.

— Большинство моих учеников, описывая характер рапиры, невольно вспоминают человека, которого они любили или уважали в детстве. А ты? О ком думал ты, о матери, о любовнице?

— Я не думал ни о каком конкретном человеке.

— Не верю. Кто-то стоял у тебя перед глазами.

— Возможно, сестра.

Действительно, лишь женщина, похожая на Эвельф, могла стать моей верной спутницей и сообщницей, хотя дело, которому я служил, отрицало любое оружие. И я не мог изобрести причины, которая бы заставила меня взяться за рапиру.

— Неважно. Остановимся на этом. В ближайшие дни мы доведем рисунок до совершенства. И тогда ты будешь должен дать ей имя.

— Имя?

— Конечно! Амертине, чтобы произвести на свет железную душу, пробудить сознание рапиры, надо знать имя «младенца». И умоляю, не спеши, не называй первое попавшееся. Имя имеет особую значимость.

— Я постараюсь сделать осмысленный выбор.

— Отлично! Завтра я зайду за тобой в пансион.

Я нырнул в бархатную темноту ночи, оставив павильон Урланка у себя за спиной.

Должно быть, рассвет только занимался, когда меня самым неучтивым образом разбудили те пять школяров, что докучали мне накануне. Их вожак бесцеремонно уселся на край кровати. Его лицо оставалось непроницаемым.

— Как спалось?

Я приподнялся на локтях и лениво ответил:

— До последней минуты — прекрасно.

— Я рад.

Парень щелкнул пальцами, и один из его товарищей подал мне одежду.

— Урланк в качестве мастера оружия, — протянул мой собеседник. — Интересный выбор, но не вздумай терять времени даром. На другой стороне улицы не слишком-то ценят искусство войны, и потому ты должен найти учителя, тренирующего разум.

— Знаю.

— Берегись, я постоянно наблюдаю за тобой, не забывай об этом. Малейший промах, и я вмешаюсь.

Закончив фразу, он встал и, больше не говоря ни слова, вышел из комнаты в сопровождении товарищей. Стоило моим недругам исчезнуть, как в дверь просунул голову Арлекин:

— Все в порядке?

— Вы будете заходить все поочередно? — усмехнулся я.

— Поумерьте свой воинственный пыл. У меня есть для вас новости.

— Слушаю.

— Не здесь. Я буду ждать внизу.

— Хорошо, я скоро присоединюсь к вам.

Я оделся и вскоре спустился в главный зал пансиона, где за стойкой обнаружил Арлекина.

— Что вы хотели мне сообщить? — спросил я, взгромоздившись на табурет.

— Психолунники обеспокоены. И все из-за вас…

Я вздохнул, не в силах скрыть раздражение.

— Сегодня ночью Дьюрну стало нехорошо. Это как-то связано с Ловцами Света. Сами деревья волнуются, размахивают ветвями, они даже схватили одного преподавателя. В школе еще никто ничего не знает, но Дьюрн не способен вмешаться. Элиос просит, чтобы вы как можно скорее пришли в Мыслеторий.

— Но каким боком случившееся касается меня?

— Они считают вас виновником происходящего. Элиос утверждает, что Дьюрн заболел по вашей вине, что деревья почувствовали некие… нарушения в системе. Вы в это время были у Урланка. Вам следует все объяснить, дело нешуточное.

Я проглотил ругательство. Мало того, что я старательно выполняю все предписания психолунников, так они еще хотят обвинить меня в болезни их кумира. Ситуация стала невыносимой, и я видел лишь одну возможность изменить ее: встретиться с Дьюрном, даже не получив на то согласия Мыслетория. Если мне удастся договориться с ректором, то я смогу беспрепятственно покинуть школу.

Загвоздка лишь в одном: надо как-то перехитрить психолунников…

Распрощавшись с Арлекином, я направился в павильон Урланка. Мне казалось, что лишь мастер оружия способен понять меня и даже помочь в осуществлении задуманного. Атмосфера в школе изменилась. Сегодня на улице было больше учеников, и все они что-то оживленно обсуждали, стоя у павильонов и бросая косые взгляды на Ловцов Света. Нетрудно было понять беспокойство молодых людей: ветви деревьев, пронзающие крыши и фасады зданий, угрожающе удлинились.

Урланк обнаружился там же, где я оставил его накануне вечером. При моем появлении учитель, заснувший прямо в кресле, открыл один глаз:

— Агон?

— Проснитесь.

Он потянулся и зевнул:

— Что происходит? Вы выглядите мрачным.

— Психолунники хотят меня видеть. Это касается вчерашних событий…

— Рапира?

— Нет. Мое бегство в прошлое.

Мужчина побледнел:

— Что они говорят?

— Меня предупредил Арлекин, больше я ничего не знаю.

Изменившись в лице, он вскочил с кресла и принялся метаться по галерее:

— Мы поторопились, слишком поторопились…

— Успокойтесь. Больше не будет… инцидентов подобного рода. И я не переступлю порог Мыслетория, пока не повидаю Дьюрна. Я должен убедить ректора войти в мое положение.

— Нет! — голос Урланка сорвался. — Не делайте этого. Будет лучше, если вы успокоите психолунников.

— Черт возьми, нет никаких гарантий, что у меня это получится! Откуда мне знать, что они донесли до лорда-ректора всю правду? Если они что-то не договаривают, то Дьюрн даже не знает моей истории.

— О, поверьте мне, он знает все. Деревья рассказали ему о вчерашнем инциденте.

— Тогда представьте, что он обо мне думает!

— Что вы наделены всеми качествами, чтобы стать прекрасным серым кардиналом.

— Но я должен в этом убедиться. Помогите мне, Урланк. Мое положение становится все хуже и хуже. А ведь мне надо провести в школе еще четыре дня, и лишь после этого Пардьем и эльфы позволят мне уехать. А до тех пор я не желаю стать жертвой взбесившихся деревьев, мстительных учеников или еще кого-то. И моя единственная надежда — Дьюрн. Впрочем, — я не смог сдержать горькой усмешки, — я должен был встретиться с ним, как только явился в школу.

— Агон, поверьте мне на слово, что даже Дьюрн не сумеет защитить вас, если психолунники не поверят в вашу невиновность. Идите в Мыслеторий и уладьте это недоразумение…

— Недоразумение? Хорошенькое недоразумение! Меня обвиняют в том, что я сею панику среди Ловцов Света!

— Вы должны объяснить им причину случившегося. Пусть меня огры сожрут, им не в чем вас упрекнуть!

— Вы действительно так думаете?

— Конечно. Это моя вина, я запаниковал и вынудил вас нырнуть в прошлое, дабы избежать страшной участи… А Ловцы Света лишь сделали ваши воспоминания более красочными, реальными. Так в чем же ваша вина?

— Достаточно. Я все понял, иду в Мыслеторий. Но если психолунники станут упорствовать, вам придется объясняться с ними лично…

— Хорошо.

— До скорого свидания.

Я отдернул портьеру, преграждающую вход в Мыслеторий, твердо решив положить конец затянувшемуся фарсу. В зале на первом этаже не было ни единого психолунника. Элиос в белой тоге, сложив руки на груди, ждал на ступенях лестницы. Он жестом пригласил меня следовать за ним. В гробовом молчании мы дошли до террасы, где я увидел всех психолунников, расположившихся вокруг большого стола. Мое сердце болезненно сжалось.

— Вам придется постоять, — сообщил мне Элиос, прежде чем занять место среди собратьев.

И вновь гнетущая тишина. Я пытался прочитать по лицу Элиоса, о чем он думает. Наконец мужчина заговорил: