Задремавший часовой не увидел, как искры опустились на рукав куртки и словно суетливые муравьи поползли вверх, чтобы забраться в рот солдата. Они проникли в его горло и растворились в крови. Тело жанренийца конвульсивно дернулось: яд спровоцировал резкий приток крови к мозгу. Его руки сжались, глаза вылезли из орбит, и часовой тихо осел у ствола векового дерева. Согхам перешагнул через труп жанренийца и обосновался в несколько локтях от мертвеца, чтобы окинуть взглядом весь лагерь. Затем полуночник ослабил ремни, удерживающие дыбу, поставил ее на землю и приготовил клетку с Танцорами.
«Кто же из вас будет стонать громче всех, мои сладкие? — подумал маг, постукивая по прутьям решетки перстнем, который носил на указательном пальце. — Ты? Нет, ты слишком слаб… А ты, о да, ты будешь великолепен, малыш».
Выверенными движениями полуночник открыл клетку и зажал в кулаке волшебное создание. Все его крошечное тельце было покрыто шрамами. Пока полуночник размещал Танцора на дыбе, тот не сводил с хозяина черных глаз-бусинок. По форме пыточная машина чем-то напоминала часы. По ее бокам располагалось несколько медных ручек, приводивших в действие весь механизм. Согхам покрутил одну рукоять, и услышал, как хрустнула косточка Танцора. «Рука, я заберу у тебя только одну руку, кроха моя…» — мысленно сообщил маг. Роскошь страданий заставила его вздрогнуть от наслаждения. Откинув голову назад, он наблюдал, как бьется в конвульсиях распятый Танцор. «Страдай, дружочек, страдай…» — все так же мысленно взывал маг. Искры окутали личико малыша и брызнули в черное небо.
Внезапно дикие крики разорвали тишину спящего леса — искры обрушились на лагерь, словно рои насекомых. Из палаток высыпали обезумевшие солдаты, не переставая кричать, они шатались и падали, как подкошенные. Согхам отлично знал, что сам по себе укус искр несравним с тем, что они вливали в сознание людей. Каждая искра содержала в себе страдание Танцора, его боль, которую не мог выдержать человеческий мозг.
Ни один солдат жанренийского форпоста не увидел, как встало солнце. Согхам дождался, когда в лесу вновь воцарится тишина, отвязал Танцора и зафиксировал сломанную ручку в крошечной шине. После чего он снова забросил дыбу за плечи. Ему предстоял долгий путь: многочисленные форпосты ждали полуночника.
Так совет в Адельгене запустил по всему королевству механизм магии эльфов, гномов и полуночников, заключивших временный союз. Все смешалось, Танцоры утоляли жажду Священной пыльцой, разведенной водой из водостоков, искры летели на помощь гномам, ветры сеяли зачарованные почки, которые ослабляли жанренийские войска, лепестки, острые как клинки, плыли по волнам, поднятым «Угольником».
Кланы, семьи забыли былые распри и споры и объединили свою магию, чтобы помочь тем, кто осмелился бросить вызов захватчикам, заполонившим Ургеман.
Спальня барона де Фаэрана заканчивалась большим балконом, откуда открывался прекрасный вид на долину. Заходящее солнце окрасило алым пики близлежащих гор. Хозяин этих земель, немолодой суровый мужчина, закутавшийся в тяжелый плащ, стоял на балконе, сложив руки за спиной. Его лицо, изрезанное морщинами, было печально. Двадцать лет он железной рукой управлял баронством, два десятилетия его уделом оставались война и кровь. Отрезанное от Жанрении горной цепью Окрелун, баронство Фаэрана сдалось без борьбы. Когда в его владения вторгся авангард жанренийских армий, правитель тут же приказал капитулировать, стремясь избежать массовых убийств.
И вот теперь до него долетали отрывочные сведения о непокорном баронстве Рошронд, и сердце мессира де Фаэрана наполнялось горечью. Как бы он хотел сражаться рядом с повстанцами, присягнуть на верность тому, кто занял место Верховного барона, чтобы спасти королевство. Но он не мог уехать без нее…
Странный шум вырвал барона из задумчивости. Слуга? Однако он приказал себя не беспокоить. Заинтригованный, мессир де Фаэран отдернул портьеру, отделявшую балкон от спальни, и от неожиданности вскрикнул. В одном из глубоких кресел, положив руки на подлокотники, сидел молодой мужчина.
— Что это за… — взревел барон, проклиная свою неосмотрительность.
Шпага хозяина дома лежала на камине, прямо за спиной незнакомца.
— Задерните штору, — посоветовал последний.
Сеньор повиновался.
— Кто вы? — проскрипел он, когда портьера была задернута. — Чего вы хотите? Стоит мне крикнуть, как тут же сбегутся слуги.
Эта угроза позабавила удивительного гостя.
— Они спят, мессир, и в ближайшее время не побеспокоят нас.
— Вы — убийца. Кто вас послал?
— Королевство Ургеман.
Неизвестный встал и приблизился к барону. Белые волосы, пепельная кожа…
— Агон де Рошронд.
Я улыбнулся собеседнику, который сделал шаг назад.
— Вы? Здесь?
— Пришло время поговорить.
— Вы с ума сошли! У меня в замке живут жанренийцы. Некоторые из них поселились в этом самом донжоне.
— Успокойтесь, ими займутся мои люди.
Барон де Фаэран судорожно вздохнул и приподнял брови.
— Вы явились, чтобы судить меня, не правда ли? В чем вы меня обвиняете?
— Ни в чем. — Я вновь отдернул портьеру. — Стемнело, мы могли бы побеседовать на балконе.
Барон колебался. У него появилась возможность броситься к камину и схватить шпагу. Что же он станет делать?
— Хотя бы выслушайте меня, — сказал я, перехватив его взгляд.
— Если бы вы хотели меня убить, — вздохнул барон, — то, полагаю, вы бы уже расправились со мной.
— Конечно.
Я облокотился на балюстраду балкона:
— Барон де Фаэран, я пришел к вам за помощью.
— За помощью? Но в моих владениях хозяйничают жанренийцы.
— Разве они разоружили ваших солдат? Бросили в тюрьму ваших рыцарей?
— Нет, но…
— Я знаю, Амрод сделал жест доброй воли. Он не стал распускать ваши войска, чтобы вы поняли, в чем ваш интерес. Вы по-прежнему управляете этим баронством, словно ничего не изменилось.
— Так знайте, я капитулировал, не испытывая от этого восторга. У меня не было выбора.
Я посмотрел на долину.
— Нет, барон, он у вас был. Но вас что-то держит. Я ознакомился со всеми подробностями вашей жизни, и я знаю, что вы человек трезвый, что у вас нет наследника, но вы никак не смиритесь с тем, что придется оставить баронство кузенам. Вы их презираете и вы намерены как можно дольше удерживать власть в своих руках, чтобы защитить вашу дочь.
Барон был ранен в самое сердце, от изумления он начал заикаться:
— Но… никто не знает…
— А вот я знаю. И располагаю самыми точными сведениями о том грузе, что уже девять лет лежит на ваших плечах.
Я снова смотрел на хозяина замка.
— Путешествие в Абим. Простой визит вежливости, посещение дядюшки, который управляет вашими делами в этом чудесном городе… таком чудесном и многоликом.
Лицо барона стало мертвенно-бледным, он слушал меня, не осмеливаясь перебивать.
— И вот одна встреча перевернула всю вашу жизнь, — продолжил я. — Сирена из абимских каналов. Невозможная, невероятная любовь и, что еще хуже, ребенок…
— Замолчите! — закричал мессир де Фаэран.
Я обнажил Тень:
— Сохраняйте спокойствие, барон. — Я направил на него рапиру. — Этот ребенок, девочка, смог появиться на свет только благодаря магии Затмения. Три тысячи экю, вы заплатили магам сумасшедшие деньги, и все ради того, чтобы эти роды стали возможными. Мать не выжила, а вот младенец стал вашей единственной отрадой в жизни. В строжайшей тайне с помощью гномов-зодчих вы соединили замковые рвы с подземным залом, расположенным прямо под этим донжоном. Так появилась пещера, в которой маленькая сирена обрела воду, необходимую для ее существования.
Плечи барона опустились.
— Да, девять лет вы наблюдали за тем, как она взрослеет, растет. Вы вскормили ее своей любовью, вы наняли убийц, чтобы они избавили вас от любого, кто мог узнать о вашей тайне, хоть что-то заподозрить. Каждую ночь, как сегодня, вы требуете, чтобы никто не входил в вашу спальню, и потайным ходом идете к дочери. Ваше мужество и стойкость — пример для подражания, мессир. Ваша рука не дрогнула даже тогда, когда вы решили избавиться от законной супруги. Она не одобряла этой противоестественной связи, не могла поверить, что вы до беспамятства влюбились в сирену, влюбились так сильно, что захотели от нее ребенка. Впрочем, никто бы не понял вашего извращенного желания. Кроме Абима, где вы и приказали построить жилище, которое в будущем примет вашу дочь.
