Наш отряд приближался к Адельгену. Нас сопровождали многочисленные проводники, они должны были проложить безопасный путь для фургонов. Полуночники снова взялись за дело, они изводили Танцоров, чтобы укрепить мосты, а порой создать новые на месте разрушенных. Каждая часовня, каждый храм превращались в крепость. Мы не сомневались, что меж нас шныряют жанренийские шпионы, но мы не придавали значимости этому факту. Любой военачальник, будь он хоть полководцем жанренийских армий, не мог не понимать, что штурм болот — затея безумная, требующая специального оружия и огромных человеческих жертв.
Конечно, Амрод это понял и обратился к единственному действенному средству: к блокаде. Тобальд заверил меня, что продовольствия, привезенного пиратами, хватит приблизительно на двадцать дней. После этого голод уничтожит нашу армию. Время стало решающим фактором. Каждое утро солнце освещало одни и те же декорации: туман, застилающий воду, поросшую ряской, да бесконечные поляны камыша. Это однообразие тлетворно воздействовало на умы, совсем как полчища комаров или писк водяных крыс, чьи желтые глаза следили за нами днем и ночью. Наконец утром девятого дня проводник всполошил наш отряд, истошно завопив:
— Собор, собор!
Храм показался мне неотъемлемой деталью пейзажа, он врос в болото, словно дерево в землю. Можно было подумать, что он появился здесь без человеческого вмешательства: постройка сливалась с водной гладью и чахлой растительностью болот, образуя единый природный ансамбль. Здание погрузилось в трясину так глубоко, что вода добралась до половины круглого витражного окна, украшающего центральный фасад. Дорога, по которой мы ехали, упиралась в узкий деревянный понтон, расположенный в двадцати локтях от окна-розы. Этот полукруг окна с рваными краями произвел на меня неизгладимое впечатление. С жалкими осколками разноцветных стекол по краям, некогда великолепная роза напоминала беззубый рот чудовища. Даже полузатонувшее, сооружение поражало удивительным величием, и когда мой взгляд смог оторваться от зияющего провала окна, он скользнул по скульптурным изваяниям, в изобилии заполнившим фасад. Собор, казалось, сгибался под каменной массой рельефов, которые пытались утопить его в болоте. Наконец взгляд поднялся еще выше и наткнулся на две массивные квадратные башни с дырявой медной кровлей.
Я обмотал голову черным шарфом и покинул фургон вместе с Амертиной, на лице которой отразилось сильнейшее волнение. Возможно, она уже слушала камень, который рассказывал фее свою историю. Как ни странно, горгульи не последовали за нами. Они застыли на месте, подняли морды к небу и лишь слегка покачивали лапами.
— Они поражены, — объяснила черная фея. — Это пройдет. Для них это место — олицетворение жизни, домашнего уюта. Представь себе, что после долгих недель странствий ты внезапно наткнулся на гостеприимный постоялый двор. Они чувствуют нечто прободное. Надо позволить им полазить по фасадам, посидеть несколько часов на башнях. После чего они вернутся к тебе.
Я обратился к моим преданным слугам:
— Вперед, горгульи, — закричал я. — Бегите, карабкайтесь, залезайте, куда только пожелаете!
Каменные создания тут же бросились вперед, и несколькими мгновениями позже они уже скакали по аркам и контрфорсам, испуская пронзительные крики. Тобальд, рядом с которым стоял проводник, пригласил нас сесть в лодку, привязанную у понтона.
— Я хотел бы зайти туда первым, с одной лишь Амертиной.
— Как хочешь, — согласился рыцарь и загадочно улыбнулся.
Съежившаяся в инвалидном кресле, Амертина попросила устроить ее на носу лодки, чтобы она могла насладиться удивительным зрелищем. Мы проплыли под аркой окна-розы, за которой обнаружился черный суконный занавес. Маленькие ручки отодвинули ткань, и когда лодка скользнула внутрь храма, мы оба вскрикнули от неожиданности. Я ожидал увидеть ряды подгнивших старых досок, которые позволили бы перемещаться над водой, но, по всей видимости, отец приказал обставить его холостяцкое логово с роскошью, присущей загородному замку. Центральный пролет церкви пересекал узкий канал, ведущий к апсиде. По обеим сторонам канала вода исчезала под настилом из светлого дерева, который покрывал всю площадь собора, вплоть до поперечного нефа. Роскошные драпировки и гобелены крепились к сводам и ниспадали до самого пола, многочисленные уютные альковы были обиты шелком. Свет небольших фонарей позволил разглядеть низкие кресла и кровати с пологом. Ветерок, проникающий в помещение сквозь боковые витражные окна, раскачивал хоругви медного цвета, на которых золотыми нитями были вышиты имена: Эмехада Ласкающая, Менеделла Обходительная или Лордая Целовательница.
— Должно быть, эти дамы умели ублажить сеньоров, уж коли их имена украсили хоругви, — сказала Амертина, поворачиваясь ко мне. — А эта магия… Она пропитала собор. Не забудь поблагодарить проводников: они так тщательно готовились к твоему приезду. Аромат духов, чувствуешь?
Я улыбнулся и направил лодку к алтарю, и вдруг по нефу словно вихрь пронесся. Пронзая темноту со свода, будто стрелы, падали Танцоры. Они опускались на пол рядом с хоругвями. Мириады искр окутали ткань, слизнув с нее имена куртизанок: теперь нити свивались в совершенно иные письмена. Черная фея громко прочла появившиеся слова:
— Эхидиаза… Малисен… А вон там, посмотри: Аракнир! А там — Арбассен.
И тут те, чьи имена только что озвучила Амертина, возникли из-за колонн и подошли к краю канала. От нахлынувших чувств у меня перехватило дыхание, я пожал протянутую руку цензора, который помог мне выбраться из лодки. Его худощавое лицо светилось искренней радостью:
— Привет, Агон.
Я пробормотал какое-то приветствие. Эхидиаза оттолкнула моего старинного приятеля и расцеловала меня в обе щеки. Преждевременная старость исказила черты ее прелестного личика, которое некогда околдовало меня. Тот огонь, что сверкал в ее огромных голубых глазищах, когда она была хозяйкой «Искры», исчез. Он исчез, так же как и Танцоры, некогда играющие в ее темных локонах. Затем ко мне подскочил Малисен.
— Мессир, как же я рад видеть вас снова!
На кончике его носа по-прежнему поблескивали крошечные очки в железной оправе, а голову венчал белый шерстяной колпак.
Последним меня сжал в объятиях Аракнир. Похудевший и очень бледный гном по-прежнему заплетал волосы в две косы, выкрашенные в ярко-алый цвет. Эти косы поразили меня еще при нашей первой встрече в «Искре».
— Что вы здесь делаете? — воскликнул я. — Как вам удалось попасть в Адельген без моего ведома?
Малисен прыгнул в лодку, чтобы прижать к сердцу Амертину. Глаза черной феи наполнились слезами, она забила крылышками в такт звонких поцелуев эльфа.
— А ты думал обойтись без старых друзей? — Арбассен хлопнул меня по плечу.
Я схватил его за рукав.
— Я говорю серьезно. Как вы сюда попали?
— Я всегда считал тебя излишне подозрительным. — Цензор с улыбкой замахал руками.
— Мы просто немного опередили тебя. Вот и все, — вмешалась Эхидиаза. — Магия и проводники — великолепное сочетание. Мы должны были осмотреть это место до твоего появления и убедиться, что оно тебе подходит.
— Но кто? Кто попросил вас это сделать?
— Амертина, — ответил Аракнир. — Когда мы прибыли в замок, ты наслаждался обществом сестры, и черная фея решила сделать тебе сюрприз.
Я покосился на Амертину, чье кресло Малисен уже выгрузил из лодки.
— Ты должна была сказать мне! — упрекнул я фею.
— Но разве ты не рад?
— Нет, конечно, рад…
— Тогда давай больше не будем об этом говорить, — предложил Арбассен.
— Мы явились не с пустыми руками, — вставил Аракнир. — После того как ты покинул Лоргол, до нас докатилась весть об истреблении магов. Мы объединились и дальше действовали сообща.
— А твой брат, Боэдур? — Я кинул взгляд на Эхидиазу.
— Все забыто. Он выполняет важную миссию.
— Объясните толком.
— Я поговорил со своими товарищами из «Угольника». Ты помнишь орган, те звуки, что рождались под пальцами моего брата?