Шаги палачей приближались. Я подозревал, что каждый из них даже в одиночку сможет разорвать нашу связь с Тенью, разрезав тонкую нить мелодии.

— Это невозможно, особенно теперь.

— Прекрати! — воскликнул я, сжимая ее лицо.

— Есть одно средство, но… нет, я не хочу, — всхлипнула Тень, и тут палачи добрались до коридора.

— Какое средство? Черт возьми, да говори же!

— Я могу поделиться болезнью. Поселить ее в твоем теле, которое станет тюрьмой.

Тень всегда облегчала мои страдания, а значит, и я в состоянии присвоить ее боль, ее недуг. И вообще, я не желал потерять подругу.

— А что будет потом? Быстрее…

Палачи обзавелись оружием: теперь они держали в руках занесенные топоры.

— Болезнь подтачивает только рассудок, человеческое тело замедлит ее развитие, правда, не знаю, как надолго. И когда твое тело капитулирует, она примется за разум. Сначала за твой, затем — за мой.

— Сколько у нас времени?

Всего десять локтей отделяли нас от палачей.

— Несколько месяцев, возможно лет.

— Так и поступим, разделим болезнь. Я подключу Оршаля или найду другой выход из положения, сочиню симфонию…

— Если ты этого хочешь, то спаси меня…

Палач уже почти опустил топор, и тут черные ленты чумы потянулись ко мне и проникли в тело. Я сразу же прекратил играть, и окружающие меня декорации развеялись, словно дым. Я очнулся в комнате с цистрой на коленях. Пальцы невыносимо болели.

— Агон… — позвала Амертина.

— Тень спасена, — сообщил я, позволив цистре соскользнуть на пол.

В сумерках караван снова тронулся в путь. У нас не было времени ремонтировать опрокинувшиеся фургоны, и они остались на склоне холма. Из тридцати наемников, нанятых Оршалем, выжила лишь половина. Я искренне расстроился, узнав, что Сандор в их число не попал.

Теперь мы ехали вдоль берега моря, минуя спящие деревни. Чтобы не пугать мирных жителей, я велел горгульям надеть театральные костюмы и маски. Коли чудовища не могут оставаться незамеченными, пусть уж лучше случайные прохожие думают, что актерам вдруг взбрело в голову разыгрывать представление прямо посреди ночи.

От родительского замка нас отделяла еще дюжина лье, когда к громыханию наших фургонов присоединился цокот копыт. Кони шли галопом.

— Мессир Рошронд!

Я подошел к окну и увидел наемника, сидящего на лошади. Этот солдат вместе с несколькими товарищами был послан вперед, в разведку.

— Мессир, всадники. Много всадников. Они движутся прямо на нас!

— Кехиты?

— Нет, мессир. Возможно, жанренийцы.

— Останови фургоны, — крикнул я воину. — И предупреди полуночников. Когда появятся всадники, маги должны быть готовы к бою.

— Хорошо, мессир. — Наемник поскакал к началу колонны.

Когда караван остановился, я тут же вскарабкался на крышу фургона. Луна скрылась за облаками, но я мог видеть полуночников, притаившихся у перил крыш-террас с Танцорами на плечах. За несколько коротких мгновений фургоны расположились полукругом — с тыла нас защищало море. Наемники, опустившись на одно колено за массивными колесами, выставили арбалеты в сторону приближающихся противников. Горгульи, как обычно, окружили неприступной каменной стеной мою повозку. Мы были готовы. Тягостное молчание нарушал лишь тихий шепот полуночников, которые готовили необходимые импульсы.

Затем издалека, со стороны холмов долетел приглушенный шум. Этот шум постепенно приближался, чтобы в какую-то секунду резко затихнуть. И тут же холм вздыбился силуэтами нескольких десятков всадников. Облака, затянувшие луну, мешали наемникам и полуночникам разглядеть неприятеля. Только я один благодаря дару Школы Ловцов Света отчетливо различал кольчуги, каски, щиты и мечи неизвестных воинов. Они могли быть опасными даже для горгулий: ведь это не лучники или безобидные ополченцы — настоящие рыцари в боевых доспехах с опущенными забралами.

От неизвестного отряда отделился один всадник и помчался по склону холма. По рядам магов и наемников пробежал обеспокоенный шепоток. Рыцарь остановил коня всего в нескольких локтях от горгулий, приподнял забрало, так что стал виден его рот, и заявил:

— Вы вторглись на земли Рошронда, будьте нашими гостями или немедленно поверните назад. Но мы воюем, мессиры актеры. Так что если вы вознамерились давать представления, то делайте это в другом месте!

Большая часть наемников вздохнула с облегчением, а полуночники один за другим начали подниматься во весь рост. Осторожничая, рыцарь вновь опустил забрало и положил руку на эфес меча, который висел у пояса. Я спустился с крыши, выпрыгнул из фургона и прошел сквозь ряды своего эскорта.

— Кто ты? — обратился ко мне конник. — Зажги фонарь, чтобы я смог увидеть твое лицо.

— В этом нет необходимости. Мое имя говорит само за себя. А зовусь я Агон де Рошронд и явился сюда, чтобы вернуть власть над моими землями.

Снова наступила тишина, рыцарь снял шлем и, склонившись к шее лошади, прошептал:

— Агон, это действительно ты?

— Да, Тобальд, кузен Рошрондов, это действительно я.

Тобальд принадлежал к нашим самым преданным вассалам. Я припомнил, как он седлает коня во дворе нашего замка, а затем выезжает на дорогу, ведущую в Лоргол, чтобы сопроводить отца и меня до самого города.

Несмотря на мою странную внешность, он тоже узнал меня.

— Ну наконец-то… — Голос рыцаря дрогнул. — Мы только тебя и ждали.

Мужчина казался взволнованным.

— Я пришел не один. Эти люди, которых ты видишь рядом со мной, — наши друзья. Они последуют за нами в родовые владения.

Тобальд бросил взгляд на гребень холма и пробормотал:

— Там наверху Мезюм. Тебе необходимо поладить с ним.

— Пусть этот вопрос тебя не беспокоит, он будет повиноваться мне. Лучше скорее расскажи об Эвельф.

Рыцарь смутился, погладил гриву лошади и опустил глаза.

— Она в замке.

— Ты что-то скрываешь от меня?..

— Мезюм обрек ее на безрадостное существование, — признался Тобальд.

— То есть?

— Она больше не покидает стен манора.

— Достаточно. — Я накрыл его руку своей. — Ничего больше не говори, просто отведи меня к барону.

Мое появление меж рыцарей, сгрудившихся на вершине холма, спровоцировало взрыв восторженных криков. Многие из всадников спешились, чтобы обнять меня, рыча от радости. Я был готов к холодному приему, недоверию, продиктованному моим отказом от титула, но эти люди забыли прошлое, ведь их землям угрожала опасность. Многих из них я встречал на пирах, которые устраивал в маноре отец.

Внезапно рыцари расступились, чтобы пропустить еще одного всадника: Мезюм, сводный брат. Он восседал на черном скакуне, положив обе руки на луку седла. Несколько мгновений он внимательно смотрел на меня, а затем начал самым сердечным тоном:

— С приездом, Агон. Молва бежит впереди тебя. Мы ждали тебя с нетерпением.

На его обычно припудренном лице сейчас лежала печать войны. Впалые щеки, затаенная усталость в глазах. Он накинул на плечи широкий плащ, покрытый грязью. Впервые я видел у него на поясе широкую шпагу в ножнах.

— Ты сильно изменился, брат, — сказал мне Мезюм. — А кто эти актеры, что сопровождают тебя?

— Горгульи, а также выжившие маги, готовые служить этому королевству.

Мезюм вздрогнул и обернулся.

— Вы слышали?

— Да, они слышат, Мезюм, и они знают, что я приехал, чтобы вернуть свои земли.

Мой сводный брат сделал столь резкое движение, что лошадь прянула в сторону, а ее ноздри затрепетали.

— Вернуть? — повторил Мезюм. — А разве ты когда-то владел этими землями? Наш отец и помыслить не мог, что Школа Ловцов Света исчезнет, как только ты переступишь ее порог. Но это ничего не меняет в его завещании. Ты покинул школу, Агон, пусть даже и не вернулся к Наставничеству. И сегодня существует один-единственный барон Рошронд, то есть я.