— У нас нет достаточно весомого повода для сражения, — ответил я.
— О нет, есть! — возразила рапира. — Только взгляни на него. Он хочет понять, правильно ли поступил, взяв на себя определенные обязательства, хочет раз и навсегда убедиться, что его не используют, как обычную марионетку. Оставаясь на равных, вы просто не сможете договориться, вот и все.
— Мы могли бы избежать столкновения…
— Нет, и ты это отлично знаешь. Кто-то из вас должен уступить, признать превосходство другого. Он намерен подчинить тебя себе, как Танцора.
Оршаль продолжал буравить меня глазами. Атмосфера сгущалась, редкие выжившие наемники наблюдали за нашим противостоянием издалека.
— Горгульи не смогут удивить его вторично, — признался я Тени. — Он никогда бы не осмелился выступить открыто, если бы не придумал танец, который поможет ему победить каменных монстров.
— Звучит обнадеживающе…
К этому времени полуночники рассыпались по поляне, позвякивая цепями, удерживающими Танцоров. Горгульи повторили их маневр: казалось, каждый из моих «гвардейцев» выбирает себе противника. Я бросил взгляд через плечо и заметил, что в глазницах оживших статуй мелькают сполохи смертоносного пламени.
— Гордишься собой? — бросил Оршаль, с улыбкой следивший за перемещением горгулий. — Впечатляющая бойня. И что после нее осталось? Ты, да я, двое наивных глупцов, которые вознамерились поднять королевство с помощью нескольких пергаментных свитков? Увы, история так не пишется, Агон. Мы удираем, словно жалкие воришки, а тем временем Амрод во главе своих армий празднует победу. Я возглавил самую могущественную академию Полуночи не для того, чтобы превратиться в фигляра.
— Наше столкновение ничего не докажет, — перебил его я. — Ни один другой барон не сможет повлиять на Ургеман, ты нуждаешься в моем имени.
— В твоем имени? Мне надоело даже слышать его. Ты только взгляни, во что превратили бароны наше королевство. А они тоже похвалялись своим именем и древней кровью, что течет в их жилах. И к чему это привело? Разумеется, ни к чему. Время дворянства ушло, и Амрод это понял. Без полуночников он не смог бы так легко завоевать Ургеман.
— Хозяин, будь осторожен, — предупредила Тень, — скоро рассветет.
Это напоминание заставило меня мысленно завопить. Рассвет… бледная полоса, которая скоро окрасит горизонт и ослепит меня. Оршаль все учел, обреченно подумал я. Стоя спиной к востоку, он усмехался, молча наблюдая, как я отпрянул.
— Время играет против тебя, Агон. Разуй глаза и пойми наконец, что бароны не потерпят на троне сову.
Дикая радость плескалась в его глазах. Мой взгляд прошелся по Оршалю, по полуночникам и упал на окно нашего фургона, в котором маячило личико черной феи. Она делала знаки руками, будто бы говоря, что слова больше не нужны, что Оршаль только и ждет нашего столкновения, которое выявит, кто здесь раб, а кто хозяин.
Тень метнулась к горлу полуночника. У меня не было намерения убивать его, но рапира даже не успела закончить движение: резким импульсом Оршаль бросил Танцора вперед так, что малыш напоролся на лезвие, обнимая его своим телом. По телу волшебного существа пробежала дрожь агонии, а на клинке Тени заплясали языки черного пламени. Крик рапиры взорвался в моем мозгу, а затем наш мысленный контакт прервался. Тут горизонт посветлел, мои веки затрепетали… тщетно, ресниц не было.
Инстинктивно я поднес руку к глазам, чтобы защищаться от зарождающегося дневного света, и внезапно услышал ругательства Оршаля.
— Все демоны Абима, куда он подевался?
Наряд Амертины скрыл меня от взоров полуночников. Я стал прозрачным, и сам с трудом различал лишь контуры моих ладоней. Где-то в самом уголке моего сознания корчилась от боли Тень. Смущенные моим исчезновением горгульи не знали, что делать, совсем как маги, которые растерянно остановились, не закончив заготовленных импульсов. Прикрыв одной рукой глаза, я скользнул за спину Оршаля и приставил к его шее острие Тени. Мой противник вздрогнул.
— Вот Агон и одолел великого мага, — выдохнул я.
— Чтоб тебя огры съели. С помощью какого чуда тебе удалось исчезнуть?
— Я не один, забыл о тузе в рукаве?
— Черная фея?
— И она в том числе, — откликнулся я, стараясь не обращать внимания на хрипы Тени, звучавшие в моем черепе. — В свою очередь, усвой следующее: Школа Ловцов Света вдохновила меня на борьбу. Что бы ты ни делал, она защитит меня; сколь могущественным бы ты ни был, у тебя нет ничего, кроме магии. Прекрати думать, что моя кровь взывает лишь к оружию. Если бы я был обычным бароном, ты бы давно от меня отказался.
— Я предупредил кехитов, — прошептал Оршаль. — Я пожертвовал ими для того, чтобы ослабить тебя, выиграть время и подготовить колдовство, которое освободило бы меня от твоих горгулий. Один взмах руки, и мои полуночники превратят их в простые статуи.
— Если ты это сделаешь, то умрешь. — Я сильнее надавил на клинок.
Внезапно маг обернулся и подставил горло под острие Тени.
— Что ты можешь предложить мне, Агон? Ты размышлял над этим? Если ты взойдешь на трон, что станет с нами?
Встало солнце, и теперь полуночник казался мне расплывчатым пятном среди густого тумана.
— Я не стану ничего тебе предлагать, я — твой хозяин. — Я проткнул кожу на шее Оршаля, так что потекла кровь.
Тень умирала, ее голос превратился в шепот.
— Твой хозяин! — настаивал я.
Оршаль отступил на шаг, мое заявление заставило его сгорбиться. И вдруг искривленное лицо мага разгладилось, его взгляд стал безмятежным, и на короткое мгновение мне почудилось, что противник готов поблагодарить меня. Отныне дело, которому он служил, обрело имя. Эта ловушка была еще одним испытанием, средством проверить, достоин ли я его уважения.
— Будь осторожен, — выдохнул на прощание Оршаль.
Раздалось шуршание ткани, маг резко развернулся и приказал полуночникам следовать за ним. Они молча подчинились и ушли, сопровождаемые пристальными взглядами горгулий. Я тотчас бросился к фургону.
— Быстро дай мне цистру! — попросил я Амертину, едва оказавшись в комнате.
Фея подала мне инструмент. Я уселся на постель и уверенно зажал струны. Музыка должна быть проворнее, чем боль, притаившаяся в кончиках пальцев. Первые ноты позволили мне прорваться внутрь собственного сознания, во владения разума и увидеть там черноватую борозду, тянувшуюся за Тенью, словно струйка крови. Я пошел по этому следу и очутился в пустых и пыльных коридорах. Сейчас я находился в той области, которую выжгли лжеаккордники, навсегда лишив меня воспоминаний о детских годах, в неком зловещем месте, откуда доносились крики и стоны слабеющей рапиры. Я шел наудачу, открывая то одну, то другую дверь, висящую на одной петле. Меж тем боль от шипов усилилась и обрела форму. Мой разум, мое воображение услужливо рисовали мне страшные картины. Десять… их было десять высоченных мужчин с обнаженными торсами, с толстыми обвисшими животами. Призраки были облачены в грубые рясы с капюшоном.
Палачи.
Они согласовали свои действия, после чего разбрелись по лабиринтам моей памяти. Я внимательно следил за их продвижением. Они двигались столь уверенно, как будто бы ничто не могло их остановить. Я кинулся бежать, на ходу выкрикивая имя Тени.
Наконец я нашел ее. Она съежилась в углу коридора, приняв облик женщины с гибким молочно-белым телом. На ее полупрозрачном лице выделялись глаза, алые шары, из которых струились красноватые искры. Тень с головы до ног была покрыта черными шевелящимися полосами, которые заставляли ее глухо постанывать. Я опустился на колени и обхватил ладонями ее лицо:
— Что с тобой, скажи мне!
— Чума души.
— Что это такое?
— Коварный недуг, болезнь души. Она пожирает разум, делает безумным, она…
— Как остановить развитие болезни? — прервал я свое живое оружие.
