— Тут ты прав, — раздраженно прервал собеседника Мандиго. — Но теперь все изменилось, дорогой мой. Если Верховный Литург отправит в поход своих крестоносцев. Агон пропал. Инквизиция разведет костры, что не слишком обеспокоит простой народ, а тем временем Амрод продолжит триумфальное шествие по стране, призывая к порядку всеми ненавидимых баронов.
— Именно поэтому мы и должны помочь Агону или по крайней мере сорвать Крестовый поход.
— Ты забываешь о цензорах, мой славный Эссим.
— Следует взять на заметку тактику затменников, возможно, поискать помощи в Республике наемников. Надо действовать исподтишка, словно умелый живописец изменять реальность легкими касаниями кисти.
— Тебя послушать, так ты просто сказочник.
— Прекрати делать вид, что не понимаешь, к чему я клоню. Наши маги обосновались во всех академиях. Они станут нашими глазами и ушами, они помогут нам предвосхитить судьбу, изменить эту проклятую реальность! Если Агону удастся воспламенить сердца, поднять баронов, Амрод упадет, как перезрелый плод. И мы получим свое королевство!
Полуночники несколько долгих мгновений смотрели друг на друга, а затем снова заговорил Эссим:
— Самое большее через год Ургеман станет первым королевством, которым управляют маги. Магические криптограммы больше не понадобятся. Эти организации устарели. И цензоры могут суетиться, сколько им вздумается, они не помешают полуночникам всех стран наконец-то встать у кормила власти…
Мандиго и Дифом подняли бокалы и обменялись заговорщицкими взглядами.
— Давайте же выпьем за этого Агона, друзья. Он подарит нам королевство!
Некоторое время мы думали, что горгульи ошиблись. После того как каменные твари окружили наш фургон, Амертина и я внимательно следили за окрестностями, подражая наемникам и нескольким полуночникам, которые обосновались на террасах-крышах повозок. Прошел час, второй. Напряжение спало. Усталость взяла свое и затуманила разум. Ночь подходила к концу, и наш караван изменил маршрут, чтобы укрыться в леске, раскинувшемся на вершине невысокого холма.
В тот миг, без сомнения, я был единственным, кто ощутил странную нерешительность горгулий. Будто бы почувствовав близкую угрозу, они плотнее сомкнули ряды. Семь фургонов как раз поднимались по склону холма, когда из ближайшего подлеска на нас обрушился град стрел, сразивший возниц и всех тех, кто имел несчастье остаться на виду. Многие наемники погибли. Солдаты кинулись кто куда, а горгульи перегруппировались: некоторые из них вскарабкались на крышу нашего фургона, другие бросились спасать лошадей.
Нападающих не было видно, но стрелы падали, словно дождь. Они косили тех, кто пытался помочь раненым товарищам, находя цели с неумолимостью рока. Выжившие воины безуспешно пытались остановить коней, чтобы не дать фургонам перевернуться. Два из них закачались, а затем с диким грохотом опрокинулись, выплевывая на землю костюмы, маски и марионеток.
Из пяти уцелевших фургонов лишь наш добрался до леса. Четыре других покатились вниз, напоминая огромных раненых чудовищ, утыканных стрелами. Оршаль вместе с остальными полуночниками расположился ниже по склону, окружив себя сиянием искр.
Нападающие прекратили стрельбу, осознав, что их стрелы не способны пробить каменную шкуру горгулий, образовавших заслон из собственных тел вокруг нашего фургона. Некоторые лучники попытались сразить магов, но их надежно защищали искры, складывающиеся в непробиваемый щит.
Наступило странное затишье, враги по-прежнему оставались невидимыми. Среди обломков двух фургонов виднелись запертые сундуки, в которых хранились драгоценные Серые тетради. Я вознамерился выйти наружу, чтобы объединить горгулий и повести их в бой, истребить лучников, засевших в подлеске. Не обращая внимания на умоляющие взгляды Амертины, я отодвинул ее кресло и открыл ставню большого окна. Но одна из горгулий помешала мне вылезти. Склонившись с крыши, она всадила в подоконник свои острые когти, соорудив импровизированную, но, увы, непреодолимую решетку. Приказ существа был понятен без слов: я не имею права выходить на улицу. В то же мгновение на опушке леса загорелся небольшой огонек, который внезапно превратился в сияющую черту, с сухим шумом вонзившуюся в стену фургон. Огненная стрела.
— Горгульи, в атаку! — что было силы заорал я, вцепившись обеими руками в каменные когти, преграждавшие выход. — Дьявол вас раздери, наступайте, да наступайте же!
Горгульи выдвинулись в сторону наших врагов, лишь некоторые из них подскочили к фургону, чтобы предотвратить пожар.
— Эй, ты, — прорычал я, обращаясь к той горгулье, которая хотела защитить меня. — Приказываю освободить меня и помочь спуститься на землю.
Существо испустило жалобный стон, разрываясь между необходимостью повиноваться и страхом за мою жизнь: оставив укрытие, я становился уязвимым для стрел.
— Нет, не ходи! — взмолилась Амертина, хватая меня за рукав. — Нет…
— Это приказ! — повторил я.
Горгулья сдалась, она протянула лапы в окно, чтобы помочь мне спуститься. У врагов на холме наконец-то появилось имя: кехиты. Огненные сполохи превращали горгулий в живые факелы, и в этом свете были отчетливо видны широкие и темные рубашки неприятеля, платки, скрывавшие лица. Кехиты отказались от луков и, закинув их за плечи, сражались широкими кривыми саблями.
Я схватил Тень и кинулся к врагам.
— О, хозяин, это ужасно неосторожно! — запротестовала рапира.
Безразличные к укусам пламени, горгульи сошлись с противником врукопашную, так что в конечном итоге загорелись сами кехиты. Понемногу их крики начали перекрывать тот страшный грохот, что возникал от столкновения сабель с камнем. Меж тем полуночники — небольшие сияющие колонны — поспешили спуститься с холма.
Внезапно я ощутил запах паленого мяса и увидел прямо перед собой кехита, готового к атаке. Мужчина с обожженным лицом взмахнул саблей. Я сделал резкий финт и вонзил Тень недругу в бедро. Раненый кехит издал дикий крик. Он выбросил руку с оружием вперед, но рапира оказалась проворнее. Ее острие вошло кехиту прямо между глаз.
— Ловко у тебя получилось, хозяин, — прошептала Тень, — мне даже не понадобилось вмешиваться.
Мы явно выигрывали бой. В сопровождении вездесущих горгулий я погнался за последними выжившими воинами. Никто из них не желал сдаваться и уж тем более молить о пощаде. Мы загнали их в лес, где перебили всех, даже раненых: ни один кехит не должен покинуть этого холма, чтобы рассказать кому бы то ни было о сражении.
Когда мы вновь вернулись на склон, зарядил мелкий ледяной дождь. Он погасил пламя, облизывающее трупы. Я обыскал тела, которые пощадил огонь: я надеялся обнаружить некое послание, малейшую улику, объясняющую, кого ждали в засаде кехиты. Но не нашел ни единой зацепки. Возможно, это был один из отрядов, что рискнул углубиться в баронство Рошронд, преследуя остатки разбитой ургеманской армии? Отсутствие жанренийцев заставило отказаться от подобной версии. Кроме того, казалось, что кехиты поджидали именно большой караван типа нашего. Но они должны были тут же заметить горгулий, охраняющих фургоны. А если заметили, то почему решили дернуть судьбу за хвост?
Пять фургонов, не пострадавших в битве, выстроились на поляне у подножия холма. Во главе каравана стояли Оршаль и его полуночники с Танцорами на плечах: черные маги ждали, когда мы спустимся.
Их намерения были очевидны, в тягостном молчании мы сошлись лицом к лицу, Оршаль и я. Полуночники затаились за спиной у своего вожака, готовые в любую секунду отдать приказ Танцорам. Позади меня сердито ворчали горгульи. Вся эта сцена напоминала финальный акт спектакля, когда вот-вот опустится занавес. Оршаль наконец-то решился бросить мне открытый вызов. Наши взгляды встретились.
— Этот парень кажется немного нервным, хозяин. Мне не нравится сама мысль, что нам придется сражаться с десятком полуночников под предводительством Оршаля.
