Я лег и сложил руки на груди. И где он спрячется на сей раз? У меня осталась лишь одна ниточка, ведущая к демону, — герцогиня. Если он так сильно в нее влюблен, то, без сомнения, попытается вновь приблизиться к красавице. Значит, в настоящее время я должен удовлетвориться этим предположением и уже завтра потревожить своих пансионеров и отправить их следить за Дворцом Стали.

Мой взгляд невольно обратился к окну и призрачным очертаниям Дворца Толстяков, господствующему над окрестными крышами. Я больше не сомневался, что убийство Адифуаза напрямую связано с поисками Опалового. Те, кто вознамерился обвинить меня в преступлении, хотят не только отстранить меня от расследования, но и одновременно бросить вызов Бездне.

Адифуаз. Мои веки смежились. Обезображенный труп, развороченный живот. Сжав зубы, я насиловал память. Ко мне явились иные воспоминания. Простые и радостные картины: мы с Горнемом навещаем Толстяка, мирно беседуем, наслаждаемся жизнью. В конце концов, преследуемый угасшим взглядом старого друга, я уснул.

Пробуждение оказалось не самым приятным. Несколько мгновений я никак не мог сообразить, где нахожусь, что это за гнусная комната, набитая книгами и пылью. Затем я свесил ноги с кровати и невольно вскрикнул от боли. Ступня! Рана не затянулась, как то ожидалось. Я снял ботинок, Убедился, что повязка не сбилась, и проорал в коридор:

— Морабийского! Большую чашку! Хорошо охлажденного!

После чего я снова сел на кровать, обратив лицо к окну. Семь или восемь часов утра, летнее солнце залило город. Телескопы в окнах Дворца Толстяков сверкали, словно крошечные звездочки. В моем мозгу еще плавали остатки сновидений. Адифуаз, деревянная фигурка, передвигающаяся по шахматной доске, ее преследуют грифы и всадник без лица.

Я предпочел забыть о неприятном сне и почти обрадовался появлению хозяйки-фэйри. По-прежнему выряженная в ночную рубашку дама с растрепанными волосами протянула мне чашку с ледяным напитком, но не ушла, а придержала дверь ногой.

— Надо избавиться от этого хлама, — она указала на книги. — Постоялец смысля. Теперь мне придется убирать все это свинство.

— Демон вернется за книгами.

— Нет.

— Нет?

— Нет. Мне надо избавиться от них, срочно. Если только вы не заплатите за комнату.

Не в силах спорить, я отсчитал еще двадцать денье и отослал владелицу заведения прочь. После чего я снова обосновался у окна, чтобы насладиться морабийским и утренним светом. Мой взгляд вернулся ко Дворцу Толстяков, его словно магнитом притягивал блеск телескопов. Внезапно в голове возникла безумная мысль. А что если кто-то из Толстяков видел Опалового, рассматривая окрестности в бинокль? А мысль не такая уж и безумная. Городская милиция порой обращается к обитателям дворца, чтобы обнаружить неизвестного убийцу. Для этого она тщательно изучает их рисунки. А не просмотреть ли и мне наброски Толстяков? Быть может, я увижу на них своего демона? Я не осмелился развить эту мысль дальше. А вдруг Адифуаз был убит именно за то, что подглядел некую сцену в квартале Грехов? Я с горечью отметил, что, обыскивая комнату, не удосужился проверить, куда были направлены телескопы друга.

Донельзя возбужденный и спешащий поскорее добраться до дворца, я, недолго думая, перемахнул через подоконник и ловко спрыгнул на улицу, стараясь не слишком сильно нагружать раненую ногу. Учитывая обстоятельства, лишняя физическая нагрузка мне не повредит. Я просто обязан восстановить былые рефлексы, избавиться от той коварной ржавчины, что наросла на моем теле в тени пансиона.

Зеваки не обратили никакого внимания на мой акробатический этюд. Внезапно я почувствовал, что прежняя сноровка вернулась ко мне, задание Владича помогло обрести утраченную форму, я словно помолодел. Свежая кровь бурлила в жилах. До этой минуты я воспринимал навязанное расследование как некое нарушение привычного течения жизни Принца воров, удалившегося на покой. И вот сейчас понял, что, вопреки ломоте и сбивающемуся дыханию, на свет вновь появился «почивший» Маспалио, истинный сын Абима.

Стоило мне войти во Дворец, как ко мне тут же ринулись слоняющиеся без дела придворные. Они шли за мной по пятам, даже не пытаясь скрываться. Правда, они старались не приближаться, но когда я добрался до покоев Горнема, меня уже сопровождала многочисленная «свита».

Оказавшись у дверей друга, я с решительной миной попытался проскользнуть мимо стражников, которых никогда раньше не видел. Но солдаты преградили мне путь, скрестив алебарды.

— Вы не пройдете.

— Как бы не так! Уведомите о моем приходе Горнема.

Один из стражников неохотно подчинился. Я уловил эхо яростного спора, в котором доминировал резкий голос медикуса. Внезапно врач возник на пороге, его лицо пылало от гнева.

— Какая наглость, Маспалио! — проскрежетал он, тыча в меня указательным пальцем. — Вы осмелились явиться во Дворец! Предстать перед нами! Я…

— Ты меня пропустишь.

Я отодвинул медикуса рукой, и, не обращая внимания на тяжелые взгляды придворных, столпившихся в коридоре, вошел в комнату.

Лицо Горнема отливало мертвенной бледностью. Распростершись на кровати — спина покоится на огромной парчовой подушке, — друг встретил меня усталой улыбкой и пригласил сесть в знакомое кресло.

— Так, значит, ты не получил моего послания, — прошептал он.

— Я не ночевал в пансионе.

Толстяк выдержал паузу.

— Они все знают.

— Ты говоришь об отпечатке ботинка?

— Да. Один слуга припомнил рисунок на подошве.

— Хорошо. — Я старался говорить как можно тише: — Значит, у милиции появились недостающие улики. Мне не стоит возвращаться в пансион.

— При условии, что тебе удастся выйти отсюда…

— Что?

— Ты отлично меня слышал. Всю ночь во дворце только о тебе и судачили. Делегация наших придворных уже готова выдвинуться во Дворец Стали, чтобы потребовать твоего ареста и показательной казни. Они надеялись, что городская милиция схватит тебя, если ты появишься у подножия холма. Никому и в голову не могло прийти, что ты осмелишься явиться прямо во Дворец. И поверь мне, было бы лучше, если бы ты попал в руки городской милиции. Придворные скоры на расправу, они не станут ждать сенешаля.

— Я нуждаюсь в твоей помощи, мне надо опросить Толстяков, чьи окна украшают южный фасад дворца. Плюс к этому мне необходимо еще раз осмотреть спальню Адифуаза.

— Неподходящий момент!

— У меня не осталось времени. Я могу рассчитывать на твою помощь?

— Ну конечно, я тебе помогу… но ты не отдаешь себе отчета во всей серьезности ситуации, — вздохнул Горнем. — Главное, не отходи от меня ни на шаг.

— Я делаю все это, чтобы восстановить свое честное имя, черт возьми!

— Боюсь, что ты несколько опоздал, малыш. Но не волнуйся. Пока я рядом, не думаю, что они решатся напасть на тебя.

Явились слуги. Кортеж покинул комнату и углубился в хитросплетение коридоров. Пренебрегая недовольством окружающих, Горнем положил свою гигантскую лапищу мне на плечо. Мы продвигались крайне медленно, окруженные мрачным молчанием придворных, которые сплотили свои ряды. Иногда некоторые из них принимались тихо перешептываться, а гневные взгляды не сулили ничего хорошего. Вся эта свора ждала малейшего промаха, чтобы кинуться на меня.

Живот свело от страха, но я гордо расправил плечи и шел твердой поступью, глядя прямо перед собой. По моей просьбе мы отправились в спальни Толстяков, у которых имелись телескопы, направленные на юг.

Первый, друг Горнема, не раздумывая, согласился побеседовать со мной. Он не сомневался, что я пришел, чтобы любой ценой найти убийцу Адифуаза.

— Как он выглядит? Это мужчина или женщина?

— Мужчина. Но я никогда не видел его. Я лишь знаю, что он разгуливает с книгами под мышкой.

— С книгами? Действительно, в квартале Греха такой тип не останется незамеченным.

Толстяк задумался, но затем покачал головой.

— Нет, увы, не припомню. Мне жаль.