— Можно гадать: орел заклюет дельфина или дельфин утащит орла под воду? — сказал Адрианопуло. — Но я толкую сии фигуры как единение суши с морем, наше с тобой. Согласен?

— Конечно. Откуда такая у тебя?

— Матрос продал. Сказал, на острове одном поблизости нашел. Березань зовется. Хотел кого-нибудь расспросить, что там в древности было, да никто не знает. Хотел в перстень обделать, тоже не вышло. Может, ты сумеешь… Ну, проводи до берега.

На лимане ждала шлюпка с шестью матросами. Когда отвалили, Никола, сидевший на руле, несколько раз махнул рукой.

Ночь была темная, безлунная. Уже не стало видно белого мундира Адрианопуло, а мерные удары весел слышались явственно.

— Будь здоров! Спасибо! — дошло до Сергея из темноты.

— Как вернешься, сыщи меня непременно! — крикнул он.

— Если вернусь… — долетело совсем как шепот.

Далеко на лимане светились сигнальные фонари кораблей. У воды было прохладно, но, когда Сергей поднялся на берег, его охватил жаркий, раскаленный, как в печи, воздух.

— Слушай… Слушай… — перекликались по лагерю часовые.

Сразу после вырубки виноградников начали возводить батарею перед Двурогой балкой. С нее ядра должны были долетать уже в город, за каменные стены. Когда на батарею стали возить осадные пушки, прошел слух, что осмотреть ее приедет светлейший. И однажды утром близ лагеря егерей показалась пышная кавалькада. Впереди ехало сорок — пятьдесят всадников в разноцветных мундирах — князь Потемкин со штабом, а за ними стройными рядами двигался эскадрон кирасир в белых колетах и черных нагрудных латах — почетный конвой фельдмаршала, — все на рослых серо-пегих, выписных из Австрии конях. Когда проезжали мимо, Сергей хорошо рассмотрел скакавшего первым полного, рослого всадника. Свободно и уверенно сидел он на белой арабской кобыле, шедшей коротким собранным галопом. На синем мундире пролегала голубая лента, грудь сверкала орденскими звездами, над шляпой вздрагивал тугой белый султан. Ну и лошади у свиты — одна другой красивее. И каких только лент нет на мундирах! А кирасиры, вот молодцы, один к одному, будто братья родные. Да нет, братья так не бывают похожи. Какие ботфорты, какие колеты белоснежные!

От егерского лагеря было видно, как светлейший спешился у батареи, взошел на нее с несколькими генералами и стал ходить туда и сюда. И почти тотчас в Очакове ударила пушка, за ней вторая, третья, и ядра стали рыть землю вокруг батареи.

— Вот когда князь перед армией экзаменуется, — сказал Осип.

— Экзамен полководцу не под огнем делают, — негромко ответил Киселевский. — Хотя, понятно, и тут сплоховать не должен.

Теперь светлейший, стоя на батарее, смотрел в трубу на крепость. Вот ядро ударило в бруствер поблизости, осыпало его землей, и генерал в красном мундире схватил Потемкина за руку. Тот не спеша опустил трубу, сложил ее, отдал кому-то и пошел с батареи. Так же неторопливо сел в седло, тронул коня. В это время граната угодила в строй кирасир и повалила двоих.

— Сдал экзамен, — сказал кто-то из стоявших рядом с Сергеем.

Кавалькада возвращалась по другому пути, и офицеры перебежали свой лагерь, чтобы еще раз увидеть великолепное зрелище. Здесь к ним присоединился Кутузов. Увидев его, князь Потемкин подъехал к егерям и поманил к себе генерала. Михаил Илларионович подошел быстрым шагом и снял шляпу.

Сергей смотрел на склоненную голову говорившего что-то вполголоса светлейшего. Вот каков этот всесильный человек! Одутловатое лицо с крупным носом, красиво изогнутым ртом и прикрытым, как и у Кутузова, одним глазом. Русые непудреные волосы выбились из-под шляпы. За бледными губами сверкают свежие, молодые зубы. Сергей вспомнил: рассказывали, будто любимые лакомства Потемкина — репа, малосольные огурцы, квашеная капуста…

— Непейцын-первый, тебя принимать заряды зовут! — громко сказал сзади кто-то из офицеров.

«Вот не вовремя привезли! — подумал Сергей. — И надо же капитану было именно меня нарядить сегодня приемщиком!»

Светлейший, слушавший Кутузова, резко поднял голову.

— Непейцын? — сказал он удивленно. — Кто у тебя с таким прозвищем, Михайло Ларионович?

— А вон совсем молодой офицер, прямо от нас стоит, ваша светлость. И, осмелюсь доложить, отличный офицер.

— Подойди-ка сюда, дружок, — скомандовал Потемкин.

Сергей подбежал и встал рядом со своим генералом.

— Не родня ль тебе Непейцын, что в нижегородских драгунах прошлую войну штаб-офицером служил?

— Дядя родной и отец крестный, ваша светлость.

— Как звать его?

— Семен Степанович.

— Истинно так. Жив ли, служит ли?

— В отставке более десяти лет полковником, а теперь городничий в Великих Луках.

— Великие Луки? Псковское, кажись, наместничество? Ну, слава богу, что жив и служит, хотя в армии генералом был бы давно. Станешь писать ежели — поклонись от меня низко. Я ему жизнью обязан. В бою под Хотином отбил от моей груди дротик наездника турецкого. Было время, Михайло Ларионович, и я во фрунте служил. Так за долг-то полковнику Непейцыну надобно заплатить. Хочешь ко мне в ординарцы, дружок? Я тебя, не обижу.

— Позвольте, ваша светлость, в егерях остаться, — ответил Сергей. — Тот самый дядя мне наказал во фрунте всегда служить.

Потемкин явно не ожидал такого ответа. Он согнал с лица улыбку и уставился в лицо Сергея. Потом снова улыбнулся.

— Так, так. Он-то, знать, всю службу во фрунте провел. Ну, будь же во всем на дядю похож, и благо те будет, и я тя не забуду…

— Меня, ваша светлость, возьмите в ординарцы! — раздался рядом с Сергеем звонкий, высокий, незнакомый будто голос.

Но это был Осип, выбежавший из группы егерей и вставший плечом к плечу с братом. Как всегда, красивый, подтянутый, щеголеватый, он вытянулся в струнку и смело смотрел в глаза светлейшего.

— А тебя-то, друг любезный, за что же брать? — насупился светлейший, подумавший, верно, что перед ним дерзкий выскочка.

— Потому что я тому же полковнику родной племянник, а ему младший брат, Непейцын-второй! — не сробев, отрапортовал Осип.

— Правду говорит? — посмотрел Потемкин на Кутузова и Сергея.

— Совершенную правду, ваша светлость, — подтвердил Михайло Илларионович.

А Сергей только головой кивнул.

— Ну, когда так, то приезжай завтра в главную квартиру да явись в дежурство. Обижен не будешь… Будь же здоров, фрунтовик! Не упустил ли ты свою фортуну?..

В этот вечер вокруг кибитки Непейцыных на коврах и кошмах шла пирушка. Праздновали поворот в судьбе Осипа. Когда языки развязались, выяснилось, что половина собравшихся хвалит Сергея, а другой больше по душе поступок младшего брата. Они говорили:

— Молодец! Так и надо счастье хватать! Куда в службе выиграет против нас!..

— Чистое донкишотство Непейцын-первый учинил…

— Э! Что дельному офицеру при штабах делать? — возражал подполковник Киселевский.

А Сергей в толчее и гаме этого вечера не раз подумал, как же дяденька не помянул в своих рассказах такого случая? Ведь о том, как его самого Моргун спас, вспоминал небось…

В разгар веселья к пирующим подошел Кутузов, выпил стакан вша, пожелав Осипу счастливой службы, потом взял под руку Сергея и вышел с ним за линейку, где часто прогуливался перед сном.

— Хвалю тебя, друг мой, — сказал он. — Такой ответ за редкость от молодого офицера услышать. Сам я до тридцати лет по штабам шатался и, по правде сказать, не своей волей во фрунт пошел. И хотя в штабах о природе людской, впрочем, более с дурной стороны, немало узнал, но ежели доведет бог когда нечто истинно полезное России свершить, то, поверь мне, потому лишь, что фрунтовую службу, а с нею солдатов в мире и в войне досконально изучил.

На другое утро Осип уехал и возвратился после вечерней зори голодный как волк, но оживленный и веселый. Еще умываясь, он сообщил брату, что светлейший не забыл сказать про него Василию Степановичу — так Осип называл управляющего княжеской канцелярией бригадира Попова, — и тот сразу поздравил с переименованием в корнеты по легкой коннице. Поев, Осип добавил, что уже заказал синий мундир с алыми лацканами и низкие сапожки на манер гусарских, а все артиллерийское дарит Сергею, что ездить каждый день в такую даль тяжело и потому сговорился поселиться с одним из ординарцев, да притом свойственником светлейшего. И, наконец, сообщил, что раз денег ему на новое устройство надобно много, то решил отписать про то матушке и пошлет экстра-почтой, которая скачет из главной квартиры два раза в неделю.