В одно из воскресений, когда в воздухе порхали первые снежные мухи, отправляясь на 3-ю линию, Сергей столкнулся с Маркелычем. Музыкант входил в калитку понурый, плохо бритый.

— Здравствуйте, сударь! — сказал он без оживления.

— Что невесел, почтенный? Не могу ли чем помочь? — спросил Непейцын.

— Не поможете-с… Намедни господин наш письмо получили от родительницы Софьи Дмитриевниной. Не желает ее сюда на зиму пущать, при себе держит. Велено мне в дорогу собираться, одёжу зимнюю везть, что тут оставалась. А потом что же?.. Без нее, право, музыка и та не радует…

А через несколько дней Осип сказал брату:

— Ты стал как фонарь погашенный. Все будто на месте — свеча, стекло, — а главного чего-то нет. Не заболел ли?..

— Простыл малость, — соврал Сергей.

Теперь спутником его в походах на 3-ю линию стал Властос. Андрея Криштафовича сыскали какие-то знакомые родителей, пригласили к себе, он там влюбился и пропадал все воскресенья. А Егор ходил с охотой, и «подкрепление» было ему нужно, — он оставался все тем же бледным юношей, немногословным и задумчивым. Только один раз он заговорил горячо — когда Сергей рассказал о прощании с Николой, о мечтах перейти в греческий флот.

— А я, Славянин, не так думаю, — сказал Егор. — Со мной про сию материю сам генерал в прошлое лето толковал. Знаешь, ведь и он не русской крови, все такое передумал. «Не забывай, — он сказал, — что вырос в России, тебя здесь воспитывали, учили. Россия имеет право ждать от тебя службы на свое благо. Нечестен тот, кто забудет землю, где родился, народ, от которого произошел, но не лучше забыть, кому всем обязан. Ты из греков, но ты уже русский. Разве мы волки, чтоб вечно в свой лес смотреть?..» Затея с Греческим государством для великою князя Константина, говорят, теперь оставлена. Дай бог турок с берегов Новороссии навсегда спихнуть, и ладно… Так что буду я их бить с большим азартом, чем других врагов России, но в Грецию для того ехать не собираюсь. И гречанку-невесту также не стану искать, на русской женюсь, — закончил, улыбаясь, Егор.

— А знаешь уже, на ком женишься? — поспешно спросил Сергей.

— Что ты! Моя невеста в пеленках. Кадету, кроме как в шутку, о женитьбе разве можно думать? — ответил Властос.

«Наверно, он прав», — подумал Сергей с грустью.

Теперь в квартире Верещагина читалась аналитическая геометрия, и слушали ее прошлогодние четырнадцать человек. Когда желали что спросить, то поднимали руку — совсем как школьники, хотя среди них сидели инженер-бригадир и два полковника. Такие подробности рассказал Сергею вновь встреченный Маркелыч.

— А в Риге побывал? — спросил Непейцын.

— Как же-е. Город не малый, с Ямбургом не сравнить, но Софья Дмитриевна там скучает, и с матушкой ладу настоящего нету. Только у девицы воля не своя-с… Про всех расспрашивала и про вас, как про близкого. — Музыкант помолчал, глядя в землю и беззвучно жуя губами, потом поднял на Сергея просительный взгляд: — Вот, сударь, кабы туда опосле корпусу вы назначение получили. Право, славно бы..

— Прошлый выпуск весь в Новороссию послали, — сказал Сергей.

— Оно так-с. Однако хорошо б господину полковнику шепнуть.

«Легко сказать! — подумал Сергей. — Да кто шепнет-то?..»

В корпусной жизни не все шло по-старому. В ноябре Полянский пришел на занятия на особенном «взводе», столкнулся в дверях с Верещагиным, поторопился дать дорогу и растянутся. При этом полковник ощутил такой сивушный запах, что тотчас увел учителя в канцелярию. Больше в классе Полянский не показался. Другая новость состояла в том, что Мертича произвели в майоры. Но при этом из прикомандированных перевели в артиллеристы, тем самым лишив права называться Мельником.

Подошли рождественские праздники. Вспоминая счастливую прошлую зиму, Сергей подумал что, пожалуй, следует поздравить Верещагиных. Посоветовался с Криштафовичем, тот подтвердил — надо пойти им обоим, потому что не раз бывали званы.

Визит прошел не впустую. Кадетов пригласили в залу, где сидел также пришедший поздравить майор Мертич, уже в красном мундире. Мария Кондратьева усадила гостей около себя, расспрашивала о братьях, угощала неизменным шоколадом и печеньем.

— От Сонечки получили поздравление, — сказала она наконец. — Очень красиво составлено по-французски. Пишет, что скучает по нас с Николаем Васильевичем. Но что сделать, когда матушка не хочет ее к нам отпустить!

Кадеты уже собрались откланяться, когда инспектор поманил Непейцына и увел в кабинет.

— Верно ли, что хочешь получить назначение в Ригу?

— Так точно, господин полковник.

— А коли брата туда же не пошлют, как разлучитесь?

Сергей ответил не сразу. Неужто из-за Осипа отказываться от Сони? И он сказал решительно:

— Пусть разлучимся, Николай Васильевич! Все равно я ему больше не нужен.

— Хорошо, буду помнить твои слова, — кивнул полковник.

— Спасибо, Маркелыч, добрая душа! — шепнул Непейцын, принимая в передней из рук музыканта свою шляпу.

И опять побежали дни занятий — размеренные, одинаковые, похожие на сотни уже прошедших в этих стенах. Вот и весенние экзамены. Осип не налег больше на занятия, и медаль, хоть на полгода, досталась-таки Аркащею.

На пасху Сергей с Криштафовичем опять пошли с поздравлением к Верещагиным. Мария Кондратьевна с полковником встретили их так же приветливо. Вскоре пришли Румовский, Мертич и другие гости. Может, от многолюдства, но хозяева слова не сказали о Соне, чего так ждал Сергей. «Неужто забывать стали?» — думал он с чувством обиды и с гордостью, что сам помнит ее всегда.

Провожая кадетов, Маркелыч задержал Непейцына:

— Посылают меня к барышне с подарками. Поручают разузнать, как ей тамо живется. Не желаете ли что передать? Я секретно…

— Скажи только, что тот же остался и что в Ригу служить прошусь. Главное, скажи: наказывал передать, что он все тот же…

В канун перехода в лагерь кадеты разбирали свое имущество. Выкидывали старые тетради, чертежи, потерявшие значение памятки. Этот раз в капральстве Непейцыных такая чистка была последней — они больше не вернутся в камору кадетами.

«Что же я увезу из корпуса? — спрашивал себя Сергеи. — Пожалуй, всего три предмета. Дяденькин мешочек-кошелек. Он же память и о коноплевском саде. Раковину Николы. А третье — Сонино сердечко, что скоро смогу на шею надеть. Три кита: родство кровное, дружба, любовь…»

Они сидели на койках — Осип давно вернулся на свое место — и перебирали, что скопилось в тумбочках, бросали на пол ненужное. Вот Осип повертел в руке длинную прядь русых волос, завязанную ленточкой, понюхал и бросил в кучу хлама.

«У него, видать, все иначе, — подумал Сергей. — Хорошо, коли и девушка его забыла…»

В лагерь выпускников офицеры заходили запросто, как к взрослым. Толки о готовящейся воине то оживлялись, то затихали. Большинство кадетов хотело попасть в южную армию. Казалось, там легко отличиться, быть награжденным чинами, а то и орденом.

В июле за воскресным обедом Филя сказал:

— Наказывают Семен Степанович вас спросить, к какому времени лошадей сюда слать, и про то еще, располагаете ли в Луки завернуть или прямо к месту служения поедете?

«Почему и теперь дяденька мне, почти офицеру, прямо не написал? — соображал Сергей с некоторой обидой. — Разве чтоб свободней от свидания уклониться мог, не надеется на мои чувства?..»

— Напиши, — сказал он, — что производство прошлые годы выходило в начале сентября, и второе, что ежели хоть малый отпуск разрешат, к нему буду всенепременно…

Филя с Ненилой переглянулись.

— Вы чего? — опросил Сергей.

— Так ведь и нам, сударь, надобно к тому сроку здешние дела свои прикончить, — ответил Филя.

— А может, тебе все-таки тут остаться? Я дяденьке все, как надо, объясню.

— Нет уж, Сергей Васильевич. Куда иголка, туда и нитка.

— Ведь неизвестно, в какое место назначат. Может, Нениле ехать с нами сразу нельзя будет, а тут бы не разлучались.

— Пусть в Ступине поживет, пока мы домашность на новом месте заведем, а потом ее вытребуем, чтоб нас обстирывала, — рассудил Филя. — Разлука нам не мед, но зато по порядку…