Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Тут Уцзин взял свой посох, оправил на себе одежду и склонился перед Танским монахом:

– Умоляю вас, учитель, простить меня за то, что я, словно слепой, не признал вас и был к вам непочтителен.

– Мы сами виноваты, – произнес Сунь Укун, – надо было ему сказать, что мы паломники.

После того как Сюаньцзан дал Уцзину монашеское имя Шасэн, а Сунь Укун священным ножом остриг ему волосы, Хуэйань сказал:

– Давайте, не теряя времени, сооружать волшебную ладью.

Тут Шасэн снял с шеи черепа, из веревки сделал девять магических узлов, а посредине положил тыкву.

Сюаньцзан, а за ним Чжу Бацзе и Шасэн взошли на лодку.

Сунь Укун на облаке, ведя на поводу коня-дракона, сопровождал их. А над облаками летел Хуэйань, верный страж. Очень скоро с попутным ветром лодка достигла противоположного берега. Река Текучих песков оказалась позади.

Хуэйань взял тыкву и на священном облаке пустился в обратный путь. В тот же момент девять черепов превратились в девять воздушных потоков и бесследно исчезли.

Если хотите узнать, что еще случилось с паломниками, прочтите следующую главу.

Глава двадцать третья,

повествующая о том, как Сюаньцзан остался преданным святому учению и как испытывали четырех подвижников в твердости веры

Итак, паломники продолжали свой путь. Они преодолевали реки и горы, любовались широкими просторами полей и лугов, поросших цветами. Но время летело быстро, и незаметно подошла осень.

Кленовой листвою
алеют-пылают горы;
Никнут цветы
под резким вечерним ветром.
Ленивее, глуше
кричит ночами цикада;
Стрекочет сверчок —
горше горькие думы.
Лотос увядший —
как белый шелковый ветер;
Благоухают
золотые шары апельсинов.
Тянутся к югу
диких гусей караваны —
Печально скользят
по низкому серому небу.

И вот как-то вечером Сюаньцзан увидел впереди селение.

– Не остановиться ли нам на ночлег? – сказал он своим ученикам.

Селение было окутано радужным сиянием. Сунь Укун сразу понял, что оно создано самим Буддой, но ни словом не обмолвился об этом. Когда они приблизились к воротам с великолепной аркой и красивой резьбой в виде цветов лотоса и хобота слона, Чжу Бацзе сказал:

– Видно, богатые люди живут здесь.

Путники долго стояли у ворот, но никто не вышел им навстречу. Тогда Сунь Укун не утерпел и вошел во двор. Во дворе он увидел дом из трех комнат с высоко поднятыми дверными занавесками. На стоявшей у входа ширме висели картины. На одной изображена была гора – символ долголетия, на другой – море, символ счастья. На столбах, покрытых лаком и инкрустированных золотом, висели свитки с новогодними пожеланиями счастья и благополучия. Посреди двора стоял черный полированный столик для возжигания благовоний, на столике – медная курильница с изображением сына дракона, вокруг стола – шесть стульев. На восточной и западной стенах двора висели свитки с изображением четырех времен года.

Пока Сунь Укун все это украдкой рассматривал, послышались шаги, и появилась женщина средних лет.

– Кто посмел здесь шуметь? – нежным, мелодичным голосом спросила она.

Сунь Укун поспешил приветствовать женщину и ответил:

– Мы монахи, по высочайшему повелению держим путь из Китая в Индию за священными книгами. Время сейчас уже позднее, позвольте же нам остановиться на ночлег в вашем доме.

– Зовите ваших спутников и входите, – улыбаясь, сказала женщина.

Она была хороша собой и нарядно одета.

Чжу Бацзе, как увидел красавицу, глаз не мог от нее отвести. Женщина между тем велела подать чай, и тотчас же из-за перегородки вышла девушка-служанка с длинной косой, которая несла золотой поднос с чашками из белоснежного нефрита. От чая, как и от редких плодов, лежавших на подносе, исходило благоухание. Женщина, ничуть не стыдясь, закатала рукава, обнажив нежные, как весенние побеги бамбука, руки, и поднесла каждому из гостей чашку чая. Затем велела приготовить трапезу.

– Простите, почтеннейшая, – промолвил Сюаньцзан, почтительно сложив руки, – можно ли узнать вашу драгоценную фамилию и откуда вы родом?

– Моя девичья фамилия – Цзя, а по мужу я Мо. С малолетства меня преследовал злой рок. Я рано потеряла родителей, а в позапрошлом году – мужа и осталась с тремя дочерьми. В нынешнем году закончился срок моего траура. И вот, на наше счастье, к нам прибыли вы, наставник, со своими учениками. Нас четверо и вас четверо. Не пережениться ли нам? Получатся прекрасные четыре пары.

Сюаньцзан ничего не ответил, будто не слышал слов хозяйки, и сидел, закрыв глаза, не шелохнувшись.

– Мы богаты, – продолжала женщина. – У нас много земли и фруктовых садов, много волов, мулов и лошадей; свиней же и овец – не перечесть. А сколько шелка и разной одежды! За десять лет не износить. Золота и серебра хватит на всю жизнь. Оставайтесь у нас, будете жить в полном довольстве. Это лучше, чем идти в Индию, терпеть в пути лишения, голод и холод. Мне сорок пять лет, старшей дочери Чжэньчжэнь – двадцать. Второй – Айай – восемнадцать и младшей – Ляньлянь – шестнадцать. Сама я уже не могу похвалиться красотой, зато дочки у меня – красавицы. И руки у них золотые. И шить умеют, и вышивать, любое дело у них спорится. Сыновей у нас с мужем не было, и мы воспитывали их, как мальчиков. Они знают конфуцианские книги, умеют читать, сочинять стихи. Оставайтесь же с нами! В шелковых халатах будете ходить, а не в черной рясе, соломенных туфлях и бамбуковой шляпе, не понадобится вам больше глиняная чаша для подаяний.

Сюаньцзан, восседавший на почетном месте, был похож на лягушку, попавшую под дождь. А Чжу Бацзе весь извертелся. Наконец он не выдержал, подошел к учителю, дернул его за рукав и сказал:

– Хозяйка дело говорит, а вы не слушаете.

– Мерзкая тварь! – вскричал тут Сюаньцзан. – Пристало ли монаху слушать речи о богатстве и женской красоте?

Как ни уговаривала хозяйка монахов остаться, каких радостей и благ ни сулила им, все было напрасно.

Тогда она рассердилась и ушла, с шумом захлопнув дверь, а монахи остались одни. Никто больше не предлагал им ни чая, ни еды. Чжу Бацзе места себе не находил от досады.

– Надо было притвориться, что мы согласны, – сказал он Сюаньцзану, – тогда нас хоть накормили бы. А теперь проведем ночь у холодного очага.

– Может, ты хочешь здесь остаться, – сказал Сунь Укун, – тогда попроси учителя быть твоим сватом.

– Пожалуй, ты прав, брат, – ответил Чжу Бацзе, – только что же это получится? То я ухожу из мира, то снова возвращаюсь, то женюсь, то развожусь. А вообще-то, зря вы на меня нападаете. Ведь каждый из вас не прочь здесь остаться, я уверен. Недаром говорится: «Монах – что похотливый дьявол». Ладно, хватит болтать, лучше пойду попасу коня, не то завтра он только и будет годен на то, чтобы содрать с него шкуру.

Сказав так, Чжу Бацзе вышел. Следом за ним вышел и Сунь Укун, встряхнулся и, превратившись в красную стрекозу, вылетел за ворота. Вскоре он увидел Чжу Бацзе. Тот и не собирался искать пастбище, а, подгоняя коня, устремился прямо к задним воротам, где хозяйка с дочерьми любовалась орхидеями. Завидев Чжу Бацзе, девушки тотчас скрылись в доме, а хозяйка спросила:

– Куда вы направляетесь, почтенный монах?

– Да вот вышел попасти коня, – отвечал Чжу Бацзе.

– Странный человек ваш учитель, – сказала женщина. – Вместо того чтобы остаться здесь и жить в свое удовольствие, предпочитает быть странствующим монахом.

– Видите ли, они боятся нарушить волю Танского императора. А я бы, пожалуй, остался, только не знаю, могу ли понравиться вам со своим свиным рылом и длинными ушами.

41
{"b":"196222","o":1}