Якубаускас слушал, словно всю жизнь мечтал узнать о кознях Крунь КропУ.

Машина проезжала мимо базара, было людно, прохожие замирали, глядя на непривычную форму повозки. Группа рыбаков с Озерных Протоков, видно впервые попавших в город, гримасничала, глядя на машину, изображая ритуальные маски презрения. Презрение происходило от страха. И хоть в столице мало кто верил, что пришельцы — чудовища, но чем дальше от нее, тем пышнее расцветали слухи о людях со звезд.

В мире, где еще нет средств быстрой связи, обыденность пришельцев воспринимается с недоверием. В конце концов, думал Андрей, слушая, как Ольсен повествует о том, как наложница КропУ умудрилась отравить на званом обеде своих пасынков, когда–то на Земле также полагали, что Неведомое населено чудовищами, которых воображение складывало из кусочков существовавших на Земле зверей. То увеличивало до страшных размеров паука, то приделывало змеиную морду к туловищу медведя. Когда монстрам не осталось места на Земле, так как ее обследовали настолько, что пришлось отказаться даже от морского змея и снежного человека, то воображение нашло себе новую пищу — иные миры. И как трудно было отказаться от чудес, даже когда первые экспедиции достигли звезд! Места обитания чудищ лишь отодвигались от Земли все дальше, но не исчезали совсем. Всегда находились новые легенды — и не только земные: галактическое человечество так же склонно к чудесам, как их земные братья. Как раз тот факт, что Галактика оказалась заселенной одним и тем же видом — хомо сапиенс, — и обусловил схожесть образа мышления. Во многом расы Галактики различались между собой, но в одном сходились — в буйной фантазии.

И точно так же, как необычный след облака будил в воображении жителя Швейцарии или Казахстана образ летающего блюдца, так и в воображении горца с Озерных Протоков зеркальная, загадочной формы машина галактического консула населялась тут же коварными чудовищами.

Андрей поглядел на своих спутников. Ольсен в зеленом костюме, с кружком Озерной Школы на груди и вытянувший длинные ноги капитан Якубаускас в повседневном мундире гражданской авиации — очень обыкновенные люди, очень обыкновенно рассуждали о совершенно необыкновенных вещах. А за тонкой стенкой машины мир продолжал упрямо жить по своим неведомым законам. А мы и есть, думал Андрей, та тонкая ниточка, что связывает Галактику с этой планетой, с этими горцами и торговцами, дети и внуки которых полетят к далеким звездам и будут строить гравитационные станции. И этот переход случится куда быстрее, чем на Земле, — нам ведь пришлось самим расти до космической эры. И неизвестно порой, что лучше. Ведь хотим мы того или нет, но само существование ниточки между планетой и Центром неотвратимо и даже жестоко разрушает ткань этой жизни, какими бы мы ни были порядочными, разумными и гуманными. Конфликт существует внутри людей. И если ВараЮ смог преодолеть его в себе, осознать неизбежность перемен и даже приветствовать их, то тот же ВосеньЮ, хоть и побывал в Центре, даже научился летать на планетарных машинах, а психика его определяется не столько знаниями и пониманием могущества будущего, сколько травмой, вызванной тем, что клан его мал, слаб и подвластен Брендийскому клану, — это унижение важнее, чем все корабли, прилетающие с неба. ВосеньЮ придет домой, снимет попугайный мундир, совершит вечернее омовение, и, если его очередь, омоет ноги дряхлой старухе — главе клана, и провалится до следующего утра в паутину законов и правил, которыми определяется его маленькое существование, правда чуть более высокое, чем ему принадлежит от рождения, так как он работает у пришельцев.

— Вы где будете ночевать? — услышал Андрей голос Ольсена. — В нашем доме для приезжих?

— Витас останется у меня, — сказал Андрей. — Тем более что нам с ним сегодня идти на прием.

— Куда? — удивился Витас.

— На ужин к наследнику Брендийскому.

— Кстати, он не является сыном Брендийской Вдовы, — сказал Ольсен. — Любопытно отметить метод усыновления…

— Нильс, — сказал Андрей. — У нас всего три часа до ужина. А Витас устал. Если завтра вы повезете экипаж к водопадам, то Витасу будет куда интереснее тебя слушать после того, как он встретится с наследником.

— Правильно, мальчики, — сдался Ольсен. — Отдыхайте. А я помогу ПетриА разместить экипаж.

— Если она задержится, — сказал Андрей, — предупредите ее, пожалуйста, что я сегодня на ужине.

— Разумеется, — сказал Ольсен, открывая дверь машины. — Чудесная девушка. И очень интеллигентная.

Андрей и Витас вышли из машины. Ольсен сказал вслед:

— Тебе пора подумать о семье, Андрюша. Одному жить вредно. Елена Казимировна того же мнения.

— Спасибо, — сказал Андрей.

Умывшись и переодевшись, Витас улегся на диван, покрытый желтой шкурой гремы, надел видеоочки и принялся смотреть любительские фильмы, которые Андрей делал во время поездок по стране.

Андрей позвонил вниз, в агентство. Никого не было. Он позвонил на космодром. Там сказали, что ПетриА увезла в консульство экипаж корабля, а ВосеньЮ заканчивает разгрузку.

Витас снял очки, закрыл глаза.

— Знаешь, что приятно? — сказал он.

— Что?

— Что окно открыто, а в него ветер залетает.

— Тут жарко, — сказал Андрей. — Вот на водопадах воздух настоящий, хрустальный. Может, я сам с вами съезжу. Уговорю ПетриА и съезжу.

— Кто она? — спросил Витас.

— Моя помощница.

— Ольсен хочет тебя на ней женить?

— Ему бы работать свахой, — сказал Андрей с некоторым раздражением. — Он отлично знает, что я не могу на ней жениться.

Витас не стал спрашивать почему. Он никогда не задавал лишних вопросов. А Андрею не хотелось объяснять. Витас может подумать, что Андрей благополучно прижился на этой планете и доволен тихой, болотной жизнью. А впрочем, если ему хочется так думать, пускай думает.

— На Землю не собираешься? — спросил Витас, поняв, что Андрей не хочет говорить о ПетриА.

— Пока нет. Ты голоден?

— Жарко, — сказал Витас. — Потом.

Андрей приготовил фруктовую смесь со льдом. Витасу смесь понравилась.

— А что там нашли на Ар–А? — спросил он.

— До Центра уже донеслось?

— Галактика невелика, — сказал Витас. — И событий не так много. А мы, пилоты, разносчики новостей.

— И сплетен, — сказал Андрей.

— Правда, что там жила раса гигантов?

— Хочется сенсации?

— Хочется.

— Планета мертва. Галактический патруль отнес ее к ненаселенным.

— Пустыня?

— Нет, там все есть, но нестабильная атмосфера, сильные климатические возмущения. Небогатая флора и фауна.

— Резерв колонизации?

— Резерв колонизации с перспективами заселения в пределах системы.

— А сейчас?

— Сейчас они откопали много интересного. И если бы не пропал Фотий ван Кун, у нас были бы шансы вчера вечером услышать это интересное из уст очевидца.

— Очевидца?

— Сюда прилетел один из археологов. Вчера вечером он должен был читать доклад о раскопках в Школе Знаний. Сенсация номер один. Вся знать обулась в сапоги и нацепила перья. Представь себе, что на Землю двадцатого века прилетает археолог с Марса с сообщением, что там открыты следы атлантов.

— И почему лекция не состоялась?

— Потому что археолог Фотий ван Кун вышел на тропу мести.

— Андрюша, понятнее!

— Я сам ни черта не понимаю. Никто не понимает. В любом случае археолог пропал без следа. В центре города, в двух шагах от Школы Знаний. И местные шерлокхолмсы убеждены, что он вместо Школы Знаний отправился воевать с каким–то местным кланом.

— А в самом деле?

— Его могли похитить для выкупа, могли убить, чтобы поживиться содержимым его карманов. Может быть, это какая–то акция изоляционистов. О них много говорят, но никто толком ничего не знает.

— Ты говоришь, что могли ограбить. Или убить. Куда же делось тело?

— Не знаю. Надеюсь, что он жив. И завтра в консульство придет невинный молодой человек и оставит послание на палочке.