Когда Томилин на следующий день после вечера в компании с профессором явился в отдел, светло–желтый прямоугольник — тень оконного переплета — обосновался где–то в Скандинавии, у мыса Нордкап.

Старший лейтенант сел за стол, достал и разложил бумаги и углубился в работу. В первую очередь предстояло ознакомиться с ответами на посланные ранее запросы. Решив по ярко выраженному маринистскому характеру татуировки, что неизвестный имеет какое–то отношение к флоту, Томилин запросил отделы кадров пароходств, рыбников и некоторых других ведомств срочно сообщить обо всех случаях гибели или пропажи без вести в последние три года моряков, рыбаков, работников гидроэкспедиций и прочих людей, сопричастных прямо или косвенно морю. Большинство ответов, а они поступали из всех пунктов запроса, пестрели лаконичными, однообразными фразами, обрубающими все концы для поиска: не произошло, не было, нет. Некоторые ответы, где указывалось, что данное событие имело место и были дата и район погребения, он отложил в папку. Из пропавших его интересовали прежде всего те, кому сейчас могло быть около двадцати лет. Суживая круг, он вычеркнул двух женщин, укорив себя, что в спешке не указал в запросе пол.

Оставалось всего четыре человека. На всех были присланы не только справки, но и фотографии, маленькие, со следами скрепок в левом верхнем углу.

Первой шла карточка совсем молодого, большеглазого, курносого и светловолосого паренька в форме курсанта мореходного училища. В сопроводительной записке сообщалось: Артюхин Геннадий Васильевич, родился в городе Уссурийске. Бесследно исчез из рыбацкого поселка Океанский на острове Птичьем во время стихийного бедствия — неожиданного удара цунами». Далее следовало написанное круглым аккуратным и разборчивым почерком разъяснение, что организованные поиски успеха не имели и прекращены. Через абзац указывалось место происшествия и цель пребывания Артюхина на острове. «Странно, — недоуменно подумал Томилин, — а это зачем?» И стал читать дальше: «Проходил преддипломную штурманскую практику на сейнере «Алмаз». Значит, не местный житель. Старший лейтенант еще раз внимательно посмотрел на снимок. Возраст подходит, остальное — ничего общего, ни малейшего сходства. Жалко мальчишку. Парень, вероятно, хороший — глаза мечтательные и добрые. Томилин вздохнул и хотел уже отложить фото, как вдруг ниже, в графе «Особые приметы», прочел: «На правом плече татуировка и надпись «Попутного ветра». «Постой, постой… — Он снова пробежал глазами сообщение. — У неизвестного, по–моему, тоже нечто подобное», — вспомнил он. В пакете с донесением об Артюхине лежала еще какая–то сложенная вчетверо бумажка. Старший лейтенант развернул ее и даже вскочил от внезапно нахлынувшего радостного возбуждения. Какой же молодец кадровик! Как его фамилия? Синицына Т.

— Умница, товарищ Синицына Т., прелесть, спасибо! — громко сам себе сказал он. — Могла бы не написать, но не поленилась — и правильно сделала!

Томилин снял трубку и набрал номер госпиталя. Было занято. Он опустил трубку на рычаг, и почти тотчас раздался дребезжащий, нетерпеливый звонок.

— Двадцать три — сорок пять, Томилин. Да, да, я. Как? Когда? Иду немедленно, — он положил трубку и несколько секунд, словно оглушенный, сидел молча: сотрудник, дежуривший в госпитале, сообщил, что полчаса назад медсестра, выходившая готовить инструменты для инъекций, возвратившись, обнаружила палату пустой.

В светлом и ослепительно белом кабинетике дежурного врача молоденькая белобрысая медицинская сестра, нервно перекладывая из руки в руку коробочку из–под лекарства, сбивчиво рассказывала Томилину:

— Все нормально было, честное комсомольское. Он спал хорошо, я никуда не отлучалась. Ночник включила и читала подшивку журнальную, у подруги взяла, «Вокруг света». Она еще, Дуся, забегала, сказала, дескать, уж больно схож с Тихоновым, что Штирлица по телевизору играл. Он на спине лежал. Дышал ровно, тихо–тихо, не храпел. Да. В полдевятого отлучилась я, — она сильнее зашмыгала носом и слегка покраснела, — по своим делам, но враз вернулась. Он на месте был. Потом, перед самым обходом врача, около девяти — надо укол было сделать, — побежала в автоклавную шприц взять с иголками. — Она всхлипнула и, вынув из кармана тщательно, до блеска, отглаженного халатика маленький скомканный платочек, вытерла глаза. — Возвращаюсь, а его нет. Я в коридор, туалет, туда–сюда — нигде нет. Тогда я вот к ним, — она кивнула в сторону сотрудника, стоявшего у стеклянного шкафчика с медицинскими инструментами. — Мы вместе обратно в палату. А его и след простыл. — Она высморкалась и замолчала.

— Ладно, не волнуйтесь. — Томилин поднял голову и ободряюще улыбнулся девушке. — Идите занимайтесь своими делами. — Старший лейтенант отложил карандаш в сторону.

— И вышла–то минут на пять, даже не знаю, куда он мог пропасть. — Девушка, беспомощно опустив худенькие плечи, побрела к двери, затем, обернувшись, добавила: — Мы и у дежурной внизу спрашивали, и у вахтерши. Никто ничего не знает, исчез, как человек–невидимка какой.

— Хорошо, успокойтесь. — Томилин повернулся к своему сотруднику.

Девушка вышла.

— Что вы скажете, страж бдительный? — Он укоризненно покачал головой.

— Виноват, товарищ старший лейтенант, устал очень, заснул в дежурке напротив. Вчера доктор сказал: не очнется до вечера. Вот и понадеялся. Полностью моя вина, девчонка ни при чем. Готов нести наказание, самое строгое. Проступок совершил серьезный.

— Да, серьезный, — задумчиво проговорил Томилин. — Отправляйтесь в отдел и доложите обо всем подробно. Хотя подождите.

Он снял трубку телефона, набрал номер руководства и рассказал о случившемся. Повесив трубку, немного подумал и спросил:

— В чем был одет?

— Белые больничные трусы, и все. Правда, вот здесь висела синяя фланелевая пижама, а под кроватью чувяки–шлепанцы. Ничего этого нет. — Словно для того, чтобы убедить следователя, сержант провел рукой по гладкой спинке кровати.

— Добро. Пойдемте. — Томилин вышел в коридор.

Маленький плутоватый старичок с забинтованным горлом потянул старшего лейтенанта за полу халата.

— Ай шапиона упустили или что? Так мы, это самое, могем подсобить, поймать. А еще собаку бы надоть. Она завсегда против шапионов самый что ни на есть злейший враг.

Томилин улыбнулся, ничего не ответил и, дойдя до середины коридора, спустился вниз. Первый этаж был точно таким же, как и второй. Осмотрев его, они по широкой каменной лестнице вышли во двор и направились к проходной.

Старший лейтенант взглянул на часы. Прошло минут тридцать после звонка из госпиталя.

— Ничего. Далеко не уйдет. — Он повернулся к сержанту: — Идемте в отдел. У меня такое впечатление, что мы его там встретим…

Едва Томилин открыл скрипучую входную дверь управления, как навстречу ему поспешил дежурный.

— Вас ждут, — начал он, — какой–то весьма странный товарищ, только–только пришел. Рассказывает что–то сбивчиво об острове Варудсиме. Мы решили: это к вам, — и сразу позвонили в госпиталь, там ответили, что вы ушли. И вот…

— Где он? — перебил Томилин.

— Около вашего кабинета сидит, ждет.

Старший лейтенант, провожаемый недоуменными взглядами офицера, опрометью, перескакивая через ступеньки, бросился по лестнице на второй этаж.

На узеньком деревянном диванчике, откинувшись на спинку, сидел человек. Услышав шаги, он поднял голову, и Томилин сразу его узнал. Никаких сомнений быть не могло — это был исчезнувший из госпиталя незнакомец. Увидев офицера, он поспешно вскочил и уже собрался было что–то сказать — лицо взволнованно, волосы взлохмачены, глаза горят, — но Томилин его опередил:

— Пройдемте ко мне. — Он открыл дверь и посторонился, пропуская человека вперед. — Садитесь, пожалуйста. — Томилин, обойдя стол, сел на свое место. — Слушаю вас.

— На острове Варудсиме бандиты. Там база, бывшая база японцев. Ее захватили. Нужно срочно что–то сделать! Они могут убить Токуду, — задыхаясь выпалил незнакомец.