Путешествия «Аполлонов» и лунников также давали результаты весьма пессимистические: в лучшем случае в образцах лунного грунта, доставленных на Землю, находили лишь «следовые», как говорят биохимики, количества аминокислот. Но ведь аминокислоты — это еще не жизнь.

Природные условия на других планетах тоже не дают повода к оптимизму: Меркурий очень напоминает нашу Луну, а близость к Солнцу создает еще более суровые температурные условия — максимальная температура достигает 380 градусов, а перепад ее на дневной и ночной стороне равен 500 градусов! Сомнительно, чтобы жизнь возникла и на планетах–гигантах: Юпитере, Сатурне, Уране. Вероятнее было найти ее на спутниках этих планет. Одно время считалось, что благоприятная для жизни среда существует на Титане — спутнике Сатурна и Тритоне — спутнике Нептуна, но серьезными аргументами предположения эти подкреплены слабо. Выдающийся советский астроном член–корреспондент АН СССР Иосиф Самойлович Шкловский сказал, что в Солнечной системе даже простейших форм жизни нет.

Наверное, Шкловский прав. Но я знаю, что еще многие десятилетия, а может быть, века человек упорно и последовательно будет обшаривать всю Солнечную систему, все ее потаенные уголки и искать жизнь. Надежд мало, но расстаться с надеждой очень трудно…

22 августа 1961 года корреспондент агентства «Франс Пресс» передал из калифорнийского научного городка Беркли заявление американских ученых Уильяма Говарда, Алана Баррета и Фреда Хэддока, что они приняли радиосигналы с Меркурия. Они сразу оговорились, что сигналы эти исходят, очевидно, от несущей электрический заряд коры планеты, но всякий прочитавший эту информацию наверняка подумал: а вдруг не от коры? Вдруг это нам сигналит какое–то разумное существо, которое создало свою маленькую, узенькую цивилизацию, примостившись на терминаторе Меркурия — на границе испепеляющего дня и ледяной ночи?

Через год, в августе 1962 года, корреспондент агентства «Рейтер» передал из города Грэхэмстауна в Южно–Африканской Республике, что преподаватель физики местного университета Джордж Грубер, начиная с 24 июля, регулярно принимает на двух волнах радиосигналы с Юпитера.

Примеров таких можно набрать много. Вот недавний. Зимой 1982 года земная аппаратура регулярно фиксировала мощный короткий импульс, который ровно в полдень по сатурнианскому времени (сутки на Сатурне длятся 10 часов 39 минут) исходит из некой точки на широте 80 градусов в десяти градусах от северного полюса Сатурна. Его можно было бы объяснить, если бы планета имела сложное, как, скажем, у Юпитера, магнитное поле. Но такого поля у Сатурна нет. Наведенный на эту точку спектрометр обнаружил в ней полярное сияние в виде кольца. Что это такое, астрономы объяснить не могут.

Всякое такое сообщение — словно эхо надежды… Но давайте подводить предварительные итоги.

Все вроде бы говорит о том, что земная жизнь — явление из ряда вон выходящее. Англичанин Майкл Харт вычислил, что если бы орбита Земли всего на пять процентов была ближе к Солнцу, то еще 3,7 миллиарда лет назад наша планета в результате неизбежно возникающего парникового эффекта превратилась бы в раскаленный мир, напоминающий Венеру. Если же, наоборот, орбиту удалить лишь на один процент от Солнца, то 1,7 миллиарда лет назад на ней произошло бы глобальное оледенение и ни о какой цивилизации и речи быть не могло.

Возможно, английский ученый ошибается в деталях, но нельзя не согласиться с более обобщенным выводом И.С.Шкловского, который писал: «В XVII–XIX веках царило мнение о всеобщей населенности Вселенной. Такие, например, крупные ученые прошлого, как Ньютон, Гершель, считали, что даже на Солнце есть жители, не говоря уже о Луне и планетах. Гершель думал, что поверхность Солнца — твердая кора. То, что мы видим, — облачный покров светила. А темные пятна на сияющем диске Солнца — просто просветы в облаках, сквозь которые солнцежители могут наблюдать звездный мир. С большим трудом люди отказались от идеи обитаемости Луны и свыклись с тем, что это лишенный воздуха и воды безжизненный мир. XX век принес дальнейшие разочарования. Благодаря космическим полетам установлено, что нет каких бы то ни было форм жизни на раскаленной Венере и крайне маловероятна надежда обнаружить ее на Марсе. Сейчас очевидно, что наша Земля — уникальная планета».

Уникальная? Согласен. Но уникальная — не значит единственная. Да, Солнцу повезло — оно обладает одним из чудес Вселенной. Но вправе ли мы приравнивать редкость к неповторимости? Мы ведь знаем, что Солнце — звезда вполне рядовая, наверняка не уникальная, ничем особенно не примечательная среди других светил и нашей Галактики, и других известных нам галактик. Так, быть может, и планетарные системы вокруг подобных (или иных) звезд тоже не уникумы? И что вообще известно нам о других планетных системах, вне зависимости от того, есть или нет на них жизнь?

Мало что известно. Американский астроном Питер ван де Камп, один из упорнейших наблюдателей неба, проведший у телескопа обсерватории Спраул буквально десятки лет, очень увлекался проблемой неизвестных нам планетных систем. Он понимал, что ни в какой, даже самый сильный телескоп разглядеть далекую маленькую, да к тому же не излучающую свет планету невозможно. Но возможно другое. Следить за звездой и ловить момент, когда планета (или несколько планет) пройдет по светящемуся диску звезды. Изучая изменения яркости молодой переменной звезды RU — Lupi, шведские астрономы в 1974 году пришли к выводу, что звезда эта окружена целым роем так называемых протопланет, пылевых сгустков, планетных «полуфабрикатов», которые со временем, сжимаясь под действием собственных гравитационных сил, могут превратиться в плотные небесные тела.

При прохождении планеты по диску звезды ее блеск может уменьшиться на один процент, что в принципе можно уловить современными приборами. Вся сложность в том, что никто не знает, когда это произойдет. Известный советский астроном Василий Иванович Мороз подсчитал, что для того, чтобы «поймать» планету таким образом, нужно наблюдать в течение года каждую ночь три тысячи звезд.

Таким образом, технически доступный вроде бы метод не обещал в обозримом будущем больших успехов, и Питер ван де Камп пошел другим путем. О планетах, коль скоро их не видно, расскажет сама звезда, но расскажет не изменением своей яркости, а изменением своих небесных координат. Он разработал методику косвенного поиска планетных систем — путем математического анализа отклонений в поведении самой звезды. Как ни ничтожна масса планет в сравнении с массой звезды, планеты все–таки должны, подчиняясь законам Ньютона, как–то взаимодействовать со звездой, вносить чуть заметные возмущения в ее движение. Хотя наблюдения Питера ван де Кампа происходили на границе точности аппаратуры, когда измеряемая величина почти равна допустимой погрешности измерений самого прибора, он был убежден, что открыл несколько звезд с планетными системами. В 1969 году он опубликовал сообщение, что у звезды Барнарда, второй ближайшей к нам звезды, которую отделяет от Солнца всего около шести световых лет, согласно его расчетам, должно быть, по крайней мере, две планеты величиной приблизительно с Юпитер. Если применять солнечные масштабы, то одна из них находится между Землей и Марсом — на орбите пояса астероидов, другая — на орбите Юпитера. Между ними, возможно, существуют и другие, меньшие по размерам планеты, влияние которых столь ничтожно, что обнаружить их невозможно.

Эти работы были продолжены исследователями университета Британской Колумбии, и, проанализировав периодичность этих возмущений, они пришли к выводу, что вокруг звезды Барнарда вращается по крайней мере пять довольно больших планет с массой от 0,7 до 1,6 массы нашего Юпитера[6].

Еще в 1936 году астроном Рейл открыл огромную планету, масса которой более чем в 40 раз превосходит массу Юпитера. Эта сверхпланета обращается вокруг звезды Росс 614, и год ее длится 15 земных лет. С тех пор темные, то есть холодные, спутники–планеты нашли у многих звезд: 70 Змееносца, 61 Лебедя В, проксима Центавра, Лаланд 21185 и других. Подозревают, что планетные системы есть у звезды эпсилон Эридана, Cin 182354 и у некоторых других звезд. Все это дает право советскому астрофизику члену–корреспонденту АН СССР Всеволоду Сергеевичу Троицкому утверждать, что сегодня «нет оснований сомневаться в большой распространенности планетных систем».