— Рейторы! воскликнулъ Державинъ. Голштинцы!
— Ночью? Что-жъ бы это значило?
— Привезли въ саняхъ что-то. Да нѣтъ! Это живой человѣкъ, самъ встаетъ. Что за притча! Пойдемте на крыльцо…
Часовыя взяли ружья съ ларя и вышли.
IX
Чудовище, выползшее изъ саней при помощи рейторовъ, былъ, конечно, добравшійся кой-какъ въ городъ, несчастный ротмейстеръ. Солдаты ввели его подъ руки на крыльцо и стали вводить на лѣстницу.
Но часовые были уже внизу и, загородивъ лѣстницу, остановили и просили прибывшихъ.
— Къ Его Высочеству! загудѣло что-то по-нѣмецки изъ-подъ тулупа, наверченнаго надъ медвѣжьей шубой, тамъ, гдѣ предполагалась голова.
Часовые однако не рѣшались пропускать.
— Кто вы? Мы ночью не имѣемъ приказа впускать кого либо, помимо офицеровъ вашихъ; сказалъ Державинъ также по нѣмецки.
Офицеръ раскутался при помощи рейтеровъ. Молодые люди сначала остолбенѣли отъ удивленія при видѣ чего-то блеснувшаго и не сразу разглядѣли, что именно блеститъ на головѣ пріѣзжаго. Первое движеніе Державина было гнать всѣхъ троихъ вонъ; онъ вспомнилъ вдругъ о разныхъ глупыхъ шалостяхъ, которыя позволяли себѣ разные гвардейцы съ принцемъ Жоржемъ и которыя все учащались за послѣднее время, вслѣдствіе его доброты и безнаказанности со стороны начальства. Принявъ теперь вновь прибывшихъ за переодѣтыхъ балагуровъ, онъ быстро сообщилъ свою догадку Шепелеву. И оба часовые, отступивъ вверхъ лѣстницы, стали на порогѣ самыхъ дверей съ твердымъ намѣреніемъ не пропускать ряженыхъ озорниковъ.
— Небось тоже изъ отчаянной компаніи господъ Орловыхъ! подумалъ Державинъ. Изъ-за нихъ проклятыхъ самъ въ отвѣтъ попадешь.
Между тѣмъ, тоже поднявшійся офицеръ порывался рѣшительно войдти въ двери и лицо его было вовсе не забавно, голосъ вовсе не шутливъ. Къ тому же и офицеръ и солдаты были очевидно неподдѣльные нѣмцы.
— Я ротмейстеръ голштинскаго войска, сказалъ офицеръ на чисто нѣмецкомъ языкѣ. Прикажите сейчасъ вызвать камердинера Его Высочества Михеля. Сію минуту…
— Послушайте! замѣтилъ, на половину понявшій Шепелевъ, онъ не пьянъ ли? У него только на головѣ что-то диковиное! A мундиръ — ничего! Являться въ такомъ видѣ къ принцу, и голштинцу нельзя позволить. Онъ хоть и не ряженый, но дѣло то все-таки не ладно. Опросите его толкомъ въ чемъ дѣло.
Державинъ объяснилъ пріѣзжему то же подозрѣніе, по-нѣмецки спрашивая, что за причина его головнаго убора. Ротмейстеръ настойчиво, силой пролѣзъ въ переднюю мимо юныхъ часовыхъ, рѣзко заявивъ, что это не ихъ дѣло, и что объясненіе всего — тайна, которая касается одного принца.
Разбудивъ храпѣвшаго лакея, часовые поневолѣ велѣли ему идти будить главнаго принцева камердинира Михеля.
Парень, по имени Ѳома, съ просонья чуть не принялъ прибывшаго офицера за самаго чорта и перекрестившись, попятился на ларь.
— Ну, ну, небось. Иди будить… сказалъ Державинъ.
Ротмейстеръ, молча и угрюмо, сѣлъ на лавку около окна…
Серебряная миска ярко блестѣла и переливалась въ два свѣта: и въ лучахъ свѣчи и въ лунномъ свѣтѣ, падавшемъ въ обледенѣлое окно.
Рейторы почтительно стали у дверей около часовыхъ…
Державинъ и Шепелевъ, очнувшись отъ перваго удивленія и понявъ, что пріѣзжему не до шутокъ, переглядывались, кусая себѣ губы, и едва сдерживались отъ невольнаго смѣха.
Вышелъ, наконецъ, позѣвывая, сонный Михель и, вытаращивъ заспанные глаза, уперся, не подходя близко къ офицеру. Этотъ всталъ и приблизился, Михель ахнулъ и ругнулся по-нѣмецки, затѣмъ возопилъ хрипливо:
— Gott! Вы ли это, господинъ Котцау… Was hat man…
Но офицеръ его перебилъ.
— Уведите меня къ себѣ. Я вамъ все объясню. Теперь, обратился онъ къ рейторамъ, ступайте домой. Скажите, что я остался у Его Высочества. Тамъ, у себя, никому ни слова. Какъ сказано! Слышите!
Рейторы вышли и уѣхали. Часовые остались въ прихожей и Шепелевъ, упавъ на лари, началъ хохотать, закрывая ротъ руками, чтобъ не огласить хохотомъ спавшій домъ. Державинъ тоже смѣялся весело…
— Что же это такое? сказалъ, наконецъ. Шепелевъ.
— A вотъ на утро, встанетъ принцъ. объяснится машкарадъ этотъ. Можетъ, это новый шлемъ такой голштинцамъ данъ, острилъ Державинъ. Не даромъ, сказывали, что къ Святой всѣмъ полкамъ гвардіи перемѣна мундировъ будетъ. A вѣдь я эту фамилію что-то слышалъ. Котцау!? И не разъ слышалъ.
— Кострюля, какъ быть должно! выговорилъ. зѣвая, Ѳома, снова укладываясь на ларѣ, и не обращая вниманія на двухъ солдатъ-часовыхъ. Вотъ завтра принцъ нашъ перейметъ. Себѣ тоже такую надѣнетъ.
— Это же почему? спросилъ Шепелевъ, переставая смѣяться и удивленный отчасти той грубостью, съ какой парень отзывался о принцѣ, въ домѣ котораго служилъ.
— Почему! Этотъ нѣмецъ нашего каждодневно учитъ, На… какъ бишь, на шпатонахъ что ли? Ну вотъ на эдакихъ на длинныхъ тесакахъ что ли.
— Какой нѣмецъ?
— A этотъ вотъ самый, Котцапый имя-то; вотъ, что въ костролю-то нарядился. Онъ у нашего вотъ третій день бываетъ и обучаетъ его по военному, тотъ глядитъ да перенимаетъ. Что тотъ ни сдѣлаетъ, а принцъ за нимъ тоже. Ногами топочатъ оба по горницѣ, что страсть! Ну вотъ теперь этотъ кострюлю вздѣлъ, а нашъ, стало быть, завтрева ужъ цѣлый чугунъ нацѣпитъ… A то и намъ всѣмъ дворнѣ, по горшку изъ-подъ каши надѣнутъ. Это вѣрно? О-хо-хо-хо!
— Хорошо вамъ тутъ жить, аль дурно? спросилъ Державинъ, догадавшись по нахальному тону лакея, что онъ не доволенъ житьемъ своимъ.
— Намъ-то?.. Хорошо! лѣниво выговорилъ Ѳома, поворачиваясь на ларѣ на бокъ, къ нимъ спиной. Ужъ такъ эвто хорошо! мычалъ онъ уже въ стѣну. Такъ, тоись, хорошо… что, поди, еще лучше вашего.
— A что?
— Нѣмцы? Что!? Отъ Голштинца не жди…
— Не жди гостинца. Слыхалъ я это…
Въ эту же минуту въ домѣ зашумѣли и заходили. Послышался чей-то голосъ, потомъ другой, говорившіе по-нѣмецки.
— A вѣдь вѣрно разбудили принца. Стало быть, дѣло-то важное выходитъ, замѣтилъ Шепелевъ, и оба юные часовые прислушались.
Къ нимъ по корридору шелъ кто-то, звѣня шпорами. Они стали на мѣста, схвативъ съ ларя положенныя ружья.
— Эту ночь видно не посидишь! усмѣхнулся Шепелевъ.
Въ прихожую вышелъ офицеръ тоже въ мундирѣ голштинскаго войска и обратился къ ближайшему Шепелеву на довольно правильномъ русскомъ языкѣ, но съ иностраннымъ акцентомъ. Это былъ адьютантъ принца, Фленсбургъ. Принявъ Шепелева за простаго солдата, онъ приказалъ ему немедленно розыскать мѣдника, слесаря или кого бы то ни было съ подпилкомъ и съ разными инструментами.
— Понимаешь, зачѣмъ. Видѣлъ? кратко выговорилъ онъ.
— Офицера въ кострюлѣ тоись? отозвался Шепелевъ.
— Да. Ты городъ знаешь, небось, наизустъ. А?.. Знаешь? Найди же скорѣе и приведи сюда.
— Я города совсѣмъ не знаю! отозвался сумрачно Шепелевъ… Я сюда недавно и пріѣхалъ, ночью же и совсѣмъ можно сбиться…
— Русскій солдатъ по всему! рѣзко сказалъ Фленсбургъ какъ бы себѣ самому. Вмѣсто скораго исполненія приказа офицера — болтовня. Ну не знаешь города — такъ поди узнай, а чтобы чрезъ полчаса слесарь былъ здѣсь! начальственнымъ голосомъ прибавилъ онъ. Но постепенно вглядываясь въ изящную фигуру и красивое лицо Шепелева, онъ прибавилъ мягче: — изъ дворянъ что ли?
— Да-съ.
— Ну, пожалуйста, будьте такъ добры, сдѣлайте это для принца. Тутъ несчастіе… Глупая дерзость. Надо скорѣе помочь… Это не обязанность часоваго, но этихъ животныхъ послать нельзя! показалъ Фленсбургъ на сладко уже храпящаго Ѳому. Пойдетъ, провалится и ничего не найдетъ до утра. Пожалуйста Его Высочество приказалъ…
— Я бы очень радъ, отозвался Шепелевъ, поглядывая на Державина, который осторожно отошелъ въ сторону. Но я не ручаюсь, что найду ночью слесаря, не зная города.
— Надо найдти! Я вамъ передаю, наконецъ, приказъ Его Высочества, государь мой! уже нетерпѣливо вымолвилъ Фленсбургъ.
— Постараюсь, сухо отозвался Шепелевъ, весь вспыхнувъ. Сдѣлаю, что могу.
— Надѣюсь… усмѣхнулся Фленсбургъ презрительно. Чрезъ минуту Шепелевъ вышелъ на улицу, ворча себѣ подъ носъ. A вслѣдъ за нимъ и Фленсбургъ выѣхалъ изъ дому верхомъ.
