Между тѣмъ, покуда принцъ и Фленсбургъ гуляли по казармѣ, братья Орловы сидѣли въ одной изъ болѣе опрятныхъ горницъ старшаго въ ротѣ флигельмана. Хотя они были подъ арестомъ, но ихъ, конечно, не заперли и всѣ пріятели поперемѣнно сидѣли у нихъ.

Орловы ожидали принца съ адьютантомъ къ себѣ въ горницу, даже толковали о томъ, не попробовать ли просить прощеніе у Жоржа и обѣщать все… Хоть въ голштинцы перейти къ Котцау подъ команду.

— Даромъ осрамимся, говорилъ Григорій. — Нѣтъ, ничего не будетъ. Промахнулся я, что былъ у мерзавца Тюфякина и не побывалъ у этой цыганки Скабронской. Она бы, можетъ, и все сладила.

Алексѣй Орловъ, а равно и друзья были того мнѣнія, что надо просить прощеніе у принца не ради себя, а ради того дѣла, что грезится… Да и не имъ однимъ. A съ каждымъ днемъ все болѣе проступаетъ нѣчто наружу…

— Такое, что духъ захватываетъ! говорилъ Пассекъ.

Григорій Орловъ, а въ особенности старикъ Агаѳонъ, поселившійся добровольно въ сосѣднемъ семейникѣ, чтобы служить своимъ господамъ, оба равно не думали и не тужили ни о чемъ, кромѣ неудачи относительно графини полу-русской, но всесильной…

— Попади вы къ ней — не то бы теперь было! твердилъ упрямо Агаѳонъ. — Хоть бы вы что ли, Петръ Богдановичъ, къ ней съѣздили за моихъ, говорилъ онъ Пассеку.

Когда принцъ не навѣдался къ арестованнымъ и надежда на личную просьбу ихъ о помилованіи разсѣялась, какъ дымъ, еще болѣе затужилъ Агаѳонъ о своей графинѣ.

— Фленсбургъ не допустилъ принца, говорили друзья. — Онъ всему и заводчикъ.

Въ тотъ же вечеръ Пассекъ предложилъ на утро съѣздить къ иноземкѣ, съ которой привязался къ нему Агаѳонъ. Послѣ недолгаго совѣщанія объ этомъ, тому же Агаѳону вдругъ пришла мысль, на которую всѣ закричали:

— Да, конечно! Вотъ ужь на всякаго мудреца довольно простоты на свѣтѣ! Молодецъ Ѳоша!

Агаѳонъ додумался и разсудилъ, отчего бы барину не «мигнуть» тайкомъ изъ-подъ ареста и не съѣздить теперь къ графинѣ. Вѣдь дѣло самое простое, можно такъ поладить, что никто не узнаетъ; часовымъ по косушкѣ вина, а офицеръ по караулу не входитъ въ горницу.

— И какъ это мы раньше не догадались, сидѣли, какъ бабы, да причитали, воскликнулъ Алексѣй Орловъ. — Если потомъ узнается, то, вѣстимо, еще хуже будетъ! Да что ужь тутъ!

Сначала между братьями поднялся споръ, кому съѣздить изъ-подъ караула, въ виду могущаго произойти усугубленія вины и отвѣта. Агаѳонъ считалъ необходимымъ ѣхать Григорью Григорьевичу.

— Онъ и по-нѣмецки ей болтнетъ, и насмѣшитъ, и умаслитъ. Онъ на бабу у меня ходокъ! говорилъ Агаѳонъ.- A этотъ что!.. озорничать только можетъ… Пути не будетъ, если Григорій Григорьичъ самъ не поѣдетъ.

Пассекъ съ вечера взялся за дѣло и на утро, около полудня, онъ самъ замѣстилъ по караулу другого заболѣвшаго будто-бы офицера. Рядовые на часахъ тоже оказались такіе, что и вина не захотѣли.

— Какъ можно, что вы! Петру Богдановичу-то, да и не услужитъ пустяками.

Около полудня, собираясь завтракать, графиня Маргарита стояла у окна своей спальни-гостиной и съ маленькимъ зеркальцемъ въ рукахъ, не спѣша, аккуратно налѣпляла на свое хорошенькое личико двѣ черныя мушки. Вдругъ дверь распахнулась и Лотхенъ ворвалась какъ вихрь.

— Господинъ Орловъ! Пріѣхалъ и желаетъ васъ видѣть! воскликнула нѣмочка, торжествуя отъ событія.

— Что? Кто? Орловъ?

— Да, и тотъ самый, что, знаете, сдѣлалъ эту штуку. Буянъ, силачъ! Ну!.. Здѣшній сердцеѣдъ! объяснила Лотхенъ.

— Зачѣмъ? Почему? Я его не знаю. Разъ видѣла мелькомъ, вымолвила Маргарита смутившись.

— Говоритъ, есть до васъ важное дѣло и проситъ принять непремѣнно.

— Да я не хочу!.. Я, наконецъ, боюсь! Фленсбургъ говорилъ, что это злая собака. Онъ бьетъ женщинъ! Онъ меня прибьетъ. — Ни за что!

— Полноте, милая графиня, звонко разсмѣялась Лотхенъ. — Все это выдумки господина Фленсбурга. Я вовсе не нахожу его прелестнымъ, какъ невскія красавицы, потому что онъ… Во-первыхъ ужь очень страшно великъ… Эдакій можетъ такъ обнять и поцѣловать, что раздавитъ! Но бояться, что васъ онъ прибьетъ, потому что когда нибудь прибилъ свою любовницу, бояться побесѣдовать съ нимъ, — извините, глупо.

— Хорошо тебѣ говорить… Это… это ужасно!

Лотхенъ опять разсмѣялась. Маргарита бросила зеркало и, уже безсознательно ощупывая пальцемъ приклеившуяся мушку, стояла, очевидно не зная, что сказать и что сдѣлать.

— Хотите, я останусь при васъ и растворю дверь въ прихожую…

— Развѣ, что эдакъ… И, кромѣ того, лакеямъ вели стоять насторожѣ за дверями пріемной на всякій случай. И если что нибудь, то… Да я, право, Лотхенъ, боюсь… Онъ ненавистникъ нѣмцевъ и вообще иностранцевъ…

Нѣмка громко расхохоталась и, не отвѣчая, выскочила изъ горницы. Чрезъ мгновеніе Маргарита, чутко и смущенно прислушивавшаяся, услыхала мѣрную, тяжелую поступь за дверями сосѣдней небольшой горницы, ея второй гостиной, гдѣ принимала она малознакомыхъ гостей съ тѣхъ поръ, какъ въ угольную большую гостиную перенесли ея кровать. Она вышла и остановилась почти у дверей. Предъ ней на другомъ концѣ горницы появилась высокая и красивая фигура Григорія Орлова, за нимъ тотчасъ же проскользнула маленькая и юркая Лотхенъ, которая теперь казалась совсѣмъ ребенкомъ за широкоплечей фигурой богатыря.

Орловъ поклонился почти въ дверяхъ и сдѣлалъ молча шага три къ хозяйкѣ дома. Графиня едва замѣтно невольно подалась назадъ, хотя была отъ него на огромномъ разстояніи. Отвѣтивъ на поклонъ легкимъ граціознымъ кивкомъ своей красивой головки, она умышленно осталась на ногахъ и, не предлагая сѣсть, выговорила по-русски, немного гордо, но не совсѣмъ спокойнымъ голосомъ:

— Что вамъ отъ меня угодно, государь мой?

— Три просьбы, графиня. Двѣ простыя, одна мудреная.

— Объяснитесь…

— Простить меня… Это прежде всего, первая просьба, — выговорилъ Орловъ, почтительно наклоняясь и добродушно улыбаясь. Отъ этой улыбки и у него, и у брата Алексѣя, лица становились на мгновеніе и вдвое красивѣе и ребячески добродушны.

Пристально глянувъ въ это доброе лицо, замѣтивъ изысканную вѣжливость позы, голоса и взгляда, все, что считала она атрибутомъ свѣтскихъ людей не Петербурга, а Вѣны или Версаля, графиня Маргарита сразу посмѣлѣла и вполнѣ овладѣла собой. Лотхенъ хитро ухмылялась изъ-за спины гостя, будто говоря: Что? собака?

— Простить за что? вымолвила, наконецъ, графиня.

— За мою смѣлость, за рѣшимость явиться въ вашъ домъ, не имѣя чести и счастія быть съ вами знакомымъ… снова тихо заговорилъ Орловъ.

— Затѣмъ… вторая просьба?.. любезнѣе и мягче произнесла Маргарита.

— Но вы, графиня, еще не исполнили первой…

Маргаритѣ показалось, что тонъ голоса силача-буяна сразу измѣнился, сталъ менѣе почтителенъ и уже переходилъ на шутливый ладъ. Этого она допустить не хотѣла и даже боялась.

— Прощаю… снова сухо отозвалась она, — и надѣюсь, что остальныя двѣ просьбы будутъ болѣе дѣльныя… Вторая?

— Вторая просьба, графиня, — позволить поговорить съ вами наединѣ о своемъ тайномъ дѣлѣ, важномъ дѣлѣ, отъ котораго зависитъ моя жизнь, заговорилъ Орловъ серьезно и съ чувствомъ. — Посторонніе слушатели и огласка усугубятъ мое положеніе. A оно, графиня, ей Богу, достаточно ужасно и безнадежно.

Маргарита молчала, смутилась и замялась, не зная, что отвѣчать.

— Лотхенъ мнѣ… скорѣе моя подруга, чѣмъ горничная. У меня нѣтъ отъ нея тайнъ, а совѣтами ея я постоянно люблю пользоваться. Судите сами…

Орловъ быстро глянулъ на Лотхенъ, но успѣлъ смѣрить ее съ головы до пятъ и осудить. Было очевидно, что онъ не остался доволенъ имѣть слушателемъ и свидѣтелемъ смазливую фигурку съ такимъ хотя миленькимъ, но назойливо-веселымъ лицомъ.

— Если вы не можете исполнить этой простой… совершенно вѣдь простой, незначущей просьбы, графиня… тогда я не могу произнести ни слова болѣе и мнѣ остается только откланяться, рѣшился сказать Орловъ — A дѣло, съ которымъ я пріѣхалъ… Моя жизнь и жизнь близкихъ мнѣ лицъ, той же Апраксиной, съ которой вы дружны… Пусть все это пропадаетъ, идетъ прахомъ изъ-за женской прихоти. До свиданія… И извините…