Шепелевъ не нашелся сразу что отвѣчать и дворня ужь глядѣла иначе на барышню. Лица ихъ говорили:- молодецъ, барышня.

— Да вѣдь то человѣкъ! вдругъ горячо воскликнулъ юноша, — а то пѣтухъ.

— Да мнѣ нешто трудно ему ногу-то перевязать! Ну полно вамъ насмѣшничать. Возьмите-ка лучше вотъ пѣтушка-то, да держите хорошенько, а мы съ Анисьей завяжемъ ему ногу… A вы ступайте по своимъ дѣламъ! приказала княжна людямъ. — Что прилѣзли, рады бездѣльничать?

Шепелевъ взялъ пѣтуха въ руки, повернулъ его и сталъ держать. Люди разошлись, усмѣхаясь.

Чрезъ десять минутъ пѣтуха съ обвязанной отлично ногой пустили на полъ. Княжна нагнулась и глядѣла, какъ онъ пойдетъ. Пѣтухъ ступалъ отлично на сломанную ногу, сдержанную обвязкой, и немедленно захлопавъ крыльями, крикнулъ на весь домъ…

— Вотъ какъ, даже запѣлъ, бѣдный! воскликнула княжна; глаза ея, обращенные на Шепелева, чуть-чуть засіяли тѣмъ свѣтомъ, который бывалъ въ нихъ въ минуты довольства.

— A чрезъ недѣлю или тамъ чрезъ мѣсяцъ, его поваръ зарѣжетъ и отрѣжетъ ему обѣ ноги, и здоровую и больную.

— Ну нѣтъ, теперь незарѣжутъ. И Василекъ налегла на слово: теперь.

— Что-жъ, беречь будете? сказалъ юноша.

— Да.

— Потому, что онъ хуже другихъ, здоровыхъ?

— Я его лѣчила… сказала она едва слышно. Голосъ ея спалъ и перешелъ въ шопотъ потому, что она лгала.

"Ты его лѣчилъ со мной"! говорило въ ней, ей самой не вполнѣ понятное чувство.

Да, этотъ красивый юноша, бывавшій у нихъ часто, какъ нареченный женихъ ея сестры, заставлялъ безсознательно и сладко биться подъ часъ ея сердце. Когда, какъ, почему это случилось, — княжна Василекъ не знала. Она вдругъ недавно подмѣтила въ себѣ это, но не перепуталась, а только спрашивала себя:

"Что это такое? Я будто его больше всѣхъ стала любить. A нешто дѣвицѣ съ мужчиной можно быть пріятелями. Вотъ когда женится, будетъ родней мнѣ, тогда можно будетъ намъ сдружиться, какъ брату съ сестрой. A теперь надо воздерживаться".

Княжна велѣла Трофиму приготовить чай, и сама, нехотя, по чувству долга, прошла на нѣсколько времени въ свою горницу. Остаться сидѣть въ гостинной, съ глазу на глазъ съ молодымъ человѣкомъ въ отсутствіе тетки, было все-таки неловко и нехорошо. Люди могли осудить. Впрочемъ, не успѣла княжна поправить на себѣ косынку, пригладить волосы и перемѣнить теплые башмаки на комнатные, какъ на дворъ въѣхали большія сани.

Затѣмъ раздался въ передней голосъ вернувшейся Пелагеи Михайловны.

Прислушавшись и узнавъ голосъ тетки, которой она не ждала такъ рано, княжна Василекъ вдругъ тихонько вздохнула, будто украдкой даже отъ себя самой. Она о чемъ-то будто пожалѣла. Неужели о томъ, что ей не удалось побесѣдовать съ юношей наединѣ!?…

Пелагея Михайловна, какъ всегда, ласково поздоровалась съ молодымъ человѣкомъ и хотя видѣла его дня за три передъ тѣмъ, но снова, какъ всегда, подробно разспросила: что новаго, какъ его здоровье и какъ живется-можется? Впрочемъ, на этотъ разъ ея разспросы оказались ненапрасными. Шепелевъ могъ разсказать ей цѣлую огромную любопытную исторію объ Орловыхъ, Котцау и принцѣ Георгѣ. О буйствѣ, въ которомъ подозрѣвали всѣ братьевъ Орловыхъ, уже зналъ весь Петербургъ, а поэтому знала и Пелагея Михайловна. Впрочемъ, въ нѣсколько дней, вся исторія обогатилась такими подробностями, что Шепелеву пришлось горячо спорить съ Гариной. Такъ, напримѣръ, старая дѣвица слышала изъ вѣрнѣйшаго источника, что буяны обварили голову голштинца кипяткомъ, что у него вылѣзли волосы и лопнули глаза. Хотя Шепелевъ былъ свидѣтелемъ, видѣлъ самъ Котцау и божился Гариной, что все это вздоръ, Пелагея Михайловна повѣрила на половину. Не менѣе исторіи съ Котцау, заинтересовала Пелагею Михайловну исторія съ самимъ Шепелевымъ въ кабинетѣ принца.

A Василекъ, сидѣвшая за самоваромъ и наливавшая теткѣ и гостю чай, слушала повѣствованіе молодого человѣка, боясь проронитъ единое слово. Не спуская съ него своихъ чудныхъ глазъ, княжна чувствовала, какъ сладко замирало въ ней сердце. Она знала, что молодой человѣкъ не способенъ не только солгать или выдумать, но слова лишняго неправды никогда не прибавитъ ни въ чемъ. Выслушавъ весь разсказъ, Пелагея Михайловна прибавила нравоучительно:

— Вотъ, голубчикъ ты мой, кабы зналъ ты по-нѣмецки, такъ, поди, что бы изъ этого могло выйдти. Протекціонъ бы принца получилъ; а то вышла нелѣпица одна.

— Ну нѣтъ, Пелагея Михайловна, — какъ-то даже обидчиво отозвался Шепелевъ:- не знаю я языка ихняго, да и знать не хочу. И прежде я нѣмцевъ не любилъ, а теперь они мнѣ совсѣмъ поганы стали. Всѣ они дармоѣды и нахалы!

— Вотъ ужь правда истинная, шепнула тихонько изъ-за самовара Василекъ.

— Я и сама не больно ихъ жалую, задумчиво произнесла Гарина, глядя передъ собой въ полу-сумракъ горницы. — Да что дѣлать коли безъ нихъ нельзя….

И, допивъ свою чашку, она, по привычкѣ, перевернула ее вверхъ донышкомъ на блюдцѣ, что значило "довольно". Затѣмъ она встала, усѣлась на свое обычное мѣсто, въ большое кресло близъ печки, и взяла въ руки свою постоянную работу крючкомъ.

Василекъ снова стала переспрашивать Шепелева о томъ-же приключеніи съ нимъ и съ какой-то страстью входила она въ малѣйшія подробности. И менѣе важное, касавшееся молодого человѣка, всегда особенно интересовало ее, тѣмъ болѣе такой удивительный съ нимъ случай долженъ былъ взволновать ея кроткую и отзывчивую душу. Чувство обиды и оскорбленія сказалось вновь въ словахъ Шепелева, когда онъ сталъ входить въ подробности своего разговора съ принцемъ, и это чувство мигомъ передалось Васильку. Она также, какъ и молодой человѣкъ, не съ разу могла найдти или уловить въ чемъ заключалась обида. Однако, ея женскій разсудокъ скоро доисвался смысла во всемъ.

— Вотъ это что, Дмитрій Дмитричъ, — тихо, почти шепотомъ заговорила Василекъ, слегка нагибаясь къ нему черезъ столъ и безсознательно разглаживая руками свернутое аккуратно чайное полотенце. — Они всѣ говорятъ, что мы все одно, что татары какіе или мордва. Они, видите-ли, ученые люди; и англичане и французы тоже у нихъ ученые и имъ — свой братъ. A мы, русскіе, совсѣмъ не люди для нихъ, а такъ татарва какая-то. И не только смѣются они надъ нашимъ русскимъ языкомъ, а и надъ вѣрой нашей насмѣхаются, это я вамъ вѣрно сказываю.

— Да, а небось лѣзутъ къ намъ, — чужую и ходячую фразу отвѣтилъ Шепелевъ. — Кто ихъ зоветъ, сами лѣзутъ. Дома-то у нихъ земли мало, хлѣба совсѣмъ нѣтъ; они изъ соломы да изъ отрубей хлѣбъ пекутъ себѣ. Вотъ дядя Акимъ Акимычъ сказываетъ, что процарствуй еще годковъ десять Лизавета Петровна, нѣмцевъ совсѣмъ-бы вывели и искоренили; а теперь пошло опять у насъ на старый ладъ. Не нынче-завтра закомандуетъ опять и Биронъ-кровопійца.

— Что вы, какъ можно! Государь никакъ не допуститъ его къ управленію. Онъ его такъ только выписываетъ изъ ссылки, чтобы Курляндію ему опять предоставить. За него вашъ же принцъ Жоржъ очень хлопочетъ. Мнѣ братецъ говорилъ.

— Нѣтъ, княжна, посмотрите, опять Биронъ властвовать будетъ. И экая обида, что не поколѣлъ онъ тамъ въ ссылкѣ!

Василекъ сдѣлала сильное движеніе рукой и осмотрѣлась въ горницѣ.

— Что вы это, Дмитрій Дмитричъ! Вы не очень такъ говорите, избави Богъ! Вы вѣдь вотъ недавно пріѣхали изъ деревни, не знаете, что въ Питерѣ можетъ случиться. Вы будьте осторожнѣе, а особенно на словахъ будьте осторожны, — какъ разъ попадетесь. Я вотъ знаю, что бывало въ столицѣ: за всякія пустыя рѣчи инымъ вырѣзывали языкъ, клеймили, на каторгу ссылали, въ Сибирь…. Помилуй Богъ! подслушаетъ кто и донесетъ!

И при этой мысли, что какое-нибудь подобное несчастіе можетъ случиться съ молодымъ человѣкомъ, блѣдное лицо княжны побагровѣло. Шепелевъ, смотрѣвшій въ эту минуту на нее, невольно подумалъ:

— Вѣдь вотъ ты добрая, сердечная, а ужь какъ ты дурна-то!

И онъ сталъ отчасти безсознательно разглядывать лицо княжны и мысленно повторялъ:

— Да! Ужь какъ дурна-то!