Маргарита еще не совсѣмъ пришла въ себя, когда у подъѣзда ея дома лакеи отворили дверцу кареты. Она разсѣянно оглядѣла ихъ и вдругъ выговорила, какъ бы очнувшись:.
— Во дворецъ его высочества!.. Вѣдь я приказывала!
И Маргарита была почти увѣрена, что, еще садясь у дома дѣда, она приказала ѣхать прямо къ принцу Георгу Голштинскому.
XXXV
На другой день утромъ, та же карета графини Скабронской остановилась передъ воротами ротнаго двора преображенскихъ гренадерскихъ ротъ, гдѣ были арестованные братья Орловы. Офицеры, собравшіеся съ сосѣднихъ квартиръ на ученіе. невольно съ изумленіемъ оглядывали щегольскую берлину и недоумѣвали на счетъ ея появленія въ такую пору у ихъ ротной казармы.
Когда-же, заглянувъ въ окно кареты, они встрѣчались лицомъ къ лицу съ замѣчательной красавицей, очевидно, изъ высшаго свѣта, то невольно кланялись ей и, смущаясь, толпились, перешептывались между собой, потомъ отходили отъ кареты ради приличія, но ждали, не входя во дворъ, чѣмъ загадка разрѣшится.
Наконецъ, вышелъ маіоръ Воейковъ, за нимъ Текутьевъ и Квасовъ, — всѣ удивленные….
Красавица, ласково, но отчасти самодовольно улыбаясь, передала изъ окна кареты бумагу, прося тотчасъ же распорядиться.
— Я графиня Маргарита Скабронская. Вотъ приказъ, не откажите учинить по сему не медля!
Бумага была подписана принцемъ Георгомъ и была приказаніемъ старшему на ротномъ дворѣ офицеру немедленно освободить изъ-подъ ареста обоихъ Орловыхъ…
— Я имѣлъ уже честь васъ встрѣчать не разъ, графиня. Тотчасъ же распоряжусь… Сейчасъ… Угодно будетъ дождаться? засуетился Воейковъ. — Они сейчасъ выйдутъ…
— Нѣтъ. Мнѣ ихъ видѣть незачѣмъ. Я только взялась передать приказъ… Я съ ними не знакома. Надѣюсь только, господинъ офицеръ, что все будетъ исполнено немедленно?..
— Помилуйте! Какъ же я смѣю ослушаться или но въ точности исполнить приказъ его высочества.
Маргарита поклонилась нѣсколько гордо, но кокетливо и приказала ѣхать домой…
Но въ эту минуту, когда ея два лакея лѣзли на запятки, а лошади не успѣли еще двинуться, въ воротахъ тихо показалась грустная фигура юноши рядового. Глянувъ въ окно кареты, онъ ахнулъ на всю улицу и даже чуть руками не всплеснулъ… Карета быстро отъѣхала и всѣ обернулись на этотъ отчаянный крикъ…
— Чего ты орешь, порося! выговорилъ Квасовъ, подступая къ племяннику, который стоялъ, какъ пораженный громомъ. — Тутъ графиня Скабронская, а онъ оретъ, какъ баба на базарѣ!
— Ахъ, дядюшка!.. задохнулся Шепелевъ въ отвѣтъ на слышанное и, ухватившись за Квасова. перемѣнился въ лицѣ.
— Ну такъ, такъ… Говорилъ я тебѣ, что ты застудился. Иди, иди! Ахъ ты Господи! Помертвѣлъ вѣдь! воскликнулъ Квасовъ.- A еще спорилъ все — не хворъ! Аль захватило подъ душкой?.. Иди, водички испей. A то снѣгомъ потрись! захлопотался струхнувшій Квасовъ, поддерживая племянника.
Всѣ офицеры давно вошли въ казарму, толкуя объ удивительномъ приказѣ принца, никѣмъ неожиданномъ прощеніи да еще вдобавокъ привезенномъ на ротный дворъ извѣстной красавицей въ столицѣ.
Квасовъ тотчасъ повелъ племянника въ квартиру и дорогой, ради разсѣянія, толковалъ ему о графинѣ Маргаритѣ, извѣстной красавицѣ Питера, и о прощеніи буяновъ Орловыхъ. Юноша немного оправился дома, сѣлъ на свою кровать, но забылъ и думать объ ученіи и экзерциціи, а думалъ только о ней и повторялъ услышанное чужеземное имя.
— О-охъ! изрѣдка вздыхалъ онъ все еще блѣдный.
— То-то!.. Подъ душкой? A говорилъ — не хворъ! приставалъ Квасовъ. — Вѣдь подъ душкой хватило, а?..
— Подъ душкой, дядюшка, подъ душкой. Вотъ ужь въ самое-то сердце хватило!… грустно шутилъ юноша со слезами на глазахъ. — Какъ ножомъ рѣзнуло.
— А? Знаю, знаю, у меня это смолоду бывало!…
— У васъ?! Охъ, нѣтъ. У васъ эдакого не бывало; дядюшка… Это, это… хоть умирать.
И Шепелевъ вдругъ легъ на постель и умышленно отвернулся отъ дяди лицомъ къ стѣнѣ.
Квасовъ вышелъ съ мыслью:- соснетъ часокъ, отпуститъ его малость!
A Шепелевъ долго лежалъ, не двигаясь и вспоминая….
Сколько дней и ночей на этой самой кровати продумалъ онъ о своемъ незнакомцѣ-офицерѣ, встрѣченномъ въ оврагѣ, т. е. о той красавицѣ, которая спасла его отъ грабителей, довезла до города, пригрозилась ее не узнавать, даже забыть о ней… И, съ каждымъ днемъ, Шепелевъ все больше и чаще думалъ о ней… И во снѣ неотступно преслѣдовала она его въ сновидѣніяхъ… Богъ вѣсть почему! И только за одно разсужденіе ухватился юноша: онъ убѣдилъ себя, что эта красавица, ѣздящая ночью за городъ въ мужскомъ платьѣ, одна изъ кучки женщинъ иностранокъ самаго дурного поведенія, которыя недавно пріѣхали въ столицу изъ Швеціи. Квасовъ однажды разсказалъ это ему и прибавилъ, что эти продажныя красавицы — пьяницы, драчуньи, воровки и только развѣ нѣмцу дороги да милы могутъ быть!
«Ну вотъ, она навѣрно одна изъ этихъ!» утѣшалъ себя постоянно юноша и отъ этого утѣшенія ему почему-то становилось съ каждымъ днемъ еще хуже и больнѣе на сердцѣ. Между тѣмъ, молодой малый наивно не догадывался и не понималъ, думая о незнакомкѣ и день, и ночь, что онъ, не смотря ни на что, просто безъ памяти влюбленъ въ нее. Вдобавокъ влюбленъ безъ надежды когда либо увидѣть ее, узнать навѣрное, кто она, убѣдиться, наконецъ, стоитъ ли она его ежечасныхъ помысловъ… Можетъ быть она — низкая тварь!!..
«Графиня Маргарита Скабронская!!» глухо, съ отчаяніемъ шепталъ онъ теперь въ стѣну, отвѣчая себѣ этимъ именемъ на всѣ долгія сомнѣнія.
И вдругъ ему показалось, что онъ умираетъ…
«Вотъ, вотъ, сейчасъ! И духъ вонъ!»
Но смерть, разумѣется, и не помышляла идти къ нему! Зато любовь, юношеская, первая, слѣпая, огневая, бурная, иногда убивающая… пришла и свалила молодца сразу!!…
Въ то же время въ ротной казармѣ былъ настоящій содомъ. Орловы, конечно, не ушли тотчасъ изъ мѣста своего заключенія, а послали за виномъ въ трактиръ, и въ большой горницѣ, гдѣ хранилась аммуниція, началось угощеніе всѣхъ офицеровъ. Даже флигельмановъ и болѣе любимыхъ рядовыхъ угощали по семейникамъ.
Чрезъ часъ офицерская компанія была какъ въ туманѣ…
Главный виновникъ торжества, старый дядька, хотѣлъ съ самаго начала скрыться, но его поймали, поили, качали и наконецъ додумались… Поставили кресло на большой столъ и посадили въ него старика, а кругомъ пошелъ хороводъ. Кто на нѣмецкій ладъ выступалъ, кто на русскій, кто казачка, а кто минуэтъ… Агаѳонъ, опасаясь ежеминутно слетѣть со стола внизъ головой, нѣсколько разъ порывался улизнуть, но Алексѣй Орловъ караулилъ его зорко и при малѣйшемъ движеніи, дядьки вскрикивали:
— Цыцъ!.Не смѣть, Ѳоѳошка! Сиди!…
КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.
Часть Вторая
I
Зимній дворецъ, въ которомъ за все свое царствованіе живала въ Петербургѣ императрица Елизавета, былъ маленькій, на половину деревянный, старый и даже ветхій. Новый великолѣпный дворецъ, каменный и обширный, былъ уже давно готовъ, но государыня, постоянно хворавшая въ послѣднее время, суевѣрно не рѣшалась переходить въ него. Послѣдніе мѣсяцы жизни она не находила себѣ мѣста въ старомъ деревянномъ дворцѣ, переходила спать почти каждую ночь изъ одной комнаты въ другую, какъ будто ей было тѣсно въ немъ, но о переходѣ въ новое зданіе не смѣлъ никто и заикнуться.
Одною изъ первыхъ заботъ вновь вступившаго на престолъ императора было, конечно, поскорѣе окончательно отдѣлать новое жилище и какъ можно скорѣе перейти въ него.
Наконецъ, въ половинѣ великаго поста, новый дворецъ былъ совершенно отдѣланъ и меблированъ, а въ старомъ деревянномъ начались сборы, переноска и перевозка вещей. Во многихъ комнатахъ мебель была уже не на мѣстахъ, картины сняты со стѣнъ.
Въ тотъ самый день, когда иноземка графиня Скабронская выручила изъ бѣды братьевъ Орловыхъ, въ большой тронной залѣ дворца сидѣла на креслѣ около отворенной форточки красивая женщина вся въ черномъ и въ странномъ уборѣ на головѣ. Этотъ уборъ, черный суконный съ бѣлыми нашивками подъ крепомъ, полушляпа, получепецъ, плотно облегалъ ея голову и низко проходилъ черезъ лобъ, на половину закрывая его. Было что-то странное, строгое, даже мрачное въ этомъ уборѣ и во всей ея одеждѣ. Лицо ея было тоже строго, печально.
