— Ты говорил, что надо подождать и что все в свое время раскроется само. А разве это не прямой путь к бедствиям и несчастьям? Не лучше ли нам, насколько возможно, предпринять все необходимые меры?
— Все необходимые меры… Нет, Бэйр, это невыполнимая задача. Но оценить вероятность — это другое дело. Пойми, нужно быть осмотрительным и принимать в расчет все без исключения факты, — говорил Араван, седлая одну из трех верховых лошадей. — Вот что я скажу, элар: жизнь во многом подобна дороге, по которой отправляешься в путешествие, — с развилками и ответвлениями, поджидающими на пути и ведущими неизвестно куда. Чем большее расстояние мы проходим, тем яснее и понятнее становится путь, лежащий перед нами. Мы накапливаем опыт, и каждое наше последующее решение более обоснованно, да и цель просматривается яснее.
Бэйр сопел, закрепляя поклажу на лошадиной спине:
— Адон свидетель, дядя, но ты говоришь в аккурат как Додона: развилки и ответвления, вероятность и возможности. Лучше просто обозначь мне цель и укажи дорогу, а я уж сам найду способ, как добраться туда.
Араван усмехнулся и покачал головой:
— О–о–о, пыл и поспешность юности. Берегись, элар, идя по этому пути, необходимо будет отворить двери, которые лучше было бы не отворять, а раз уж приходится делать это, то не торопясь и с осторожностью.
— Как ту дверь склепа в пустыне? — со вздохом спросил Бэйр. — Дверь, за которой была Ламиа?
— Да, вроде того, — нахмурившись, подтвердил Араван.
Они продвигались к северу, проходя ежедневно не менее сорока миль по земле Бхарака. Араван часто менял верховых лошадей, стараясь не доводить их до усталости, а серебряный волк с удовольствием трусил рядом, воспринимая ежедневные переходы как увеселительные прогулки. Равнина, по которой пролегал их маршрут, полого, но постоянно поднималась, по мере того как они приближались к Джангдинским горам, до которых было еще довольно далеко.
Время от времени Охотник приносил какую–либо дичь, и на каждом ночном привале у них к ужину было горячее блюдо. Иногда они останавливались на ночлег в амбарах или сараях, на постоялых дворах или в гостиницах, попадавшихся по дороге. Там они спрашивали дорогу к Храму Неба, но ответ был прежним: Храма в действительности не существует и это всего лишь суеверные выдумки старух. Но они продолжали упорно идти на север по маршруту, отмеченному на карте Дарваха, к деревне Умран.
Кончился март, и наступил апрель, но чем ближе приближались они к Джангдинским горам, тем холоднее становились дни и ночи; весна, казалось, сменилась зимой, однако они не страдали от холода — у Аравана была теплая одежда, которую он приобрел в порту Адрас, а волку холода не причиняли ни малейшего неудобства. Только лошадям требовалось больше корма при утренней и вечерней кормежках, да ночью их надо было покрывать попонами.
Окружающий рельеф изменился — кругом, насколько хватало глаз, расстилались холмы с округлыми вершинами.
— Предгорье Джангдинской горной цепи,— сказал Араван.
— Предгорье? А где же сами горы, что–то я их не вижу.
— Тем не менее это именно предгорье, — ответил Араван, — а сами горы по высоте не имеют себе равных, они упираются в самое небо.
На исходе следующего дня самые высокие пики горной цепи неясно замаячили над горизонтом, однако, чтобы достичь их, требовался не один день. Бэйр долго стоял, глядя как зачарованный на убеленные снегом вершины. Наконец юноша подошел к месту, где они намеревались устроить привал, и сказал:
— Когда я смотрю на эту неприступную каменную твердыню вдали, у меня невольно возникает вопрос: а не там ли обитают отступники–драконы, которые нарушили обет, данный на Камне Драконов, и перешли на сторону Гифона во время Великой Войны Заклятия?
— Знаешь, Бэйр, некоторые драконы не давали клятвы на Камне, но и не участвовали в войне — Красный Коготь, Гриммтод, Расерей — я могу назвать трех, возможно, были еще и другие.
— А они пострадали от Заклятия?
— Нет. И они сохранили свой огонь, поскольку не примкнули к силам, выступившим против Верховного правителя и Адона. Они, мне кажется, живут согласно обету, хотя и не давали его. Но эта троица, как известно, была не прочь пограбить и побезобразничать.
— Как, например?
— Гриммтод, к примеру, разрушил замок королевы Гудлин Прекрасной в стране Джут, лишь для того, чтобы завладеть драгоценным скипетром, усыпанным множеством редких драгоценных камней великолепной огранки.
— Ха–ха! — усмехнулся Бэйр. — А что будет с драконами, которые связаны обетом, если они его нарушат? Что тогда?
— Согласно своей клятве они должны возвращаться в Келгор, в Мир драконов, и больше не появляться на Митгаре.
Бэйр ненадолго задумался, а затем спросил:
— А почему драконы живут здесь, на Митгаре, а не в своем родном Мире?
Араван расхохотался:
— Ах, Бэйр, какой же ты наивный — ты мог спросить то же самое и об эльфах…
— Хорошо, дядя, давай поговорим об этом: почему эльфы оказались здесь и почему здесь оказались драконы? Почему бы и эльфам, и драконам не оставаться в своих Мирах, на своих собственных уровнях мироздания?
Араван жестом показал, насколько необъятен мир:
— Да потому, Бэйр, что Митгар дикий и неспокойный, здесь на каждом шагу тебя ожидает приключение. Адонар в сравнении с Митгаром райски тихое место, и именно поэтому эльфы живут на Митгаре. А вот что касается драконов и почему они оказались на Митгаре, это надо у них спросить. Если хочешь знать мои предположения, я думаю, что они здесь потому, что в митгарских морях кракенов больше, чем в океанах Келгора.
— А что у них общего?
— Кракены и драконы объединяются в пары, — ответил Араван.
Глаза Бэйра чуть не вылезли из орбит от удивления.
— Драконы спариваются с кракенами?
— Да. Можно сказать, они Дети моря. Там, в море Бореаль, недалеко от Логова Дракона и происходит спаривание. Они сжимают друг друга в многолапых объятиях и погружаются в холодные глубины полярного моря.
— И они что, не тонут? Драконы?
— Может быть, некоторые и тонут, самые слабые, но большинство драконов, после того как дело сделано, выбираются на поверхность и каким–то образом умудряются снова подняться в воздух. А чтобы предупредить твои дальнейшие расспросы, Бэйр, скажу, что в результате этого спаривания появляются морские змеи, которые долгое время скитаются по морям всего мира. Потом они погружаются в бездонные глубины, окутывают себя коконами, откуда через некоторое время выбираются. Самцы превращаются в драконов, самки — в кракенов, и они расходятся по своим дорогам и встречаются вновь, когда наступает брачный период.
— Но как же они?..
— Бэйр, в этом вопросе знания мои исчерпаны, вернее, не мои, а знания леди Кэтлоу, которая рассказала мне об этом.
— Леди Кэтлоу?
— Да. Целительница с острова Фаро в Сумеречных Водах, окаймляющих Прозрачное море.
— А как она умудрилась изучить драконов и их спаривание?
— Разве я не говорил тебе об этом, когда рассказывал о последнем плавании «Эройена»?
Бэйр помотал головой.
— Что ж, тогда слушай. Волшебник Эльмар однажды принес в замок леди Кэтлоу Дитя моря, выброшенное на берег штормом. Ее звали Синт, она была без сил и к тому же ранена. Ухаживая за ней, и Эльмар, и леди Кэтлоу выучили странный язык этих созданий, язык, в котором преобладали щелканье, чириканье и свист.
И однажды я бросил якорь у острова Фаро. Там я и услышал историю о драконах и кракенах. Это было много лет назад, тогда я впервые встретил волшебника Эльмара.
— Отца Эйлис, — произнес Бэйр.
Араван молча кивнул и больше не сказал в тот вечер ни единого слова.
На следующее утро, когда они собирались в путь, Бэйр вдруг спросил:
— Послушай, Араван, если драконы и кракены могут плодиться и заселять Митгар, который не является для них родным Миром, своим потомством, не означает ли это, что и они рождают Невозможных детей, таких как я?