Гробовое молчание воцарилось в тронном зале, и только из дальнего угла донесся шепот:

— Я знал это.

Этот шепот достиг ушей императора, поскольку акустика зала позволяла услышать с трона даже самые слабые звуки.

Кутсен Йонг в гневе вскочил:

— Кто это сказал?

Все посмотрели на однорукого мужчину, и кто–то произнес:

— Это же Вангу.

Дрожа всем телом, однорукий неуверенно выступил вперед.

— Привести его ко мне! — скомандовал Кутсен Йонг. Два гвардейца дворцовой стражи мгновенно подтащили однорукого к подножию трона и бросили его вниз лицом на каменные плиты. Съежившись всем телом, однорукий прижался лбом к мраморному полу.

— Ты знал это? — грозно спросил Кутсен Йонг.

— Мой господин, я знал о том, что приближается ужасающий шторм.

— И ты ничего не сказал.

— Мой господин, кто я такой, чтобы противоречить жрецам? Я всего лишь скромный рыбак.

— Скромный рыбак? — взорвалась Шакун, первая служанка, подходя к краю помоста, на котором стоял трон. — Тогда почему ты здесь, в этом дворце, куда допускаются лишь знать и придворные?

— О госпожа моя, это император пожаловал меня в придворные, после того как принял от меня драгоценный камень.

— Мне ты не давал никакого драгоценного камня! — прошипел Кутсен Йонг и поднял руку, подавая сигнал гвардейцу, стоящему близ трона с саблей в руке.

Однорукий вновь распростерся ниц перед троном и закричал, что камень был отдан прежнему императору, за что Вангу была пожалована должность смотрителя рыбного пруда.

— Бааах! — фыркнул Кутсен Йонг.

— Мой господин, подождите, — пошептал Идрал. Кутсен Йонг повернул голову к наставнику:

— Голова этого дурня недостойна оставаться на его плечах. Он несет ответственность за гибель моего флота.

— И за смерть вашего отца, — добавила Шакун.

— Да, да. Ты права, Шакун, и за это тоже, — нетерпеливо произнес Кутсен Йонг, подав знак страже оставаться на местах. — Ну, говори, Идрал.

Идрал прижал ладонь к груди, как бы извиняясь за вмешательство в действия своего молодого воспитанника, а затем обратился к однорукому:

— А что собой представляет этот камень? Опиши, как он выглядит.

Однорукий встал на колени и, уткнув глаза в пол, произнес:

— Он вот такой величины. — При этом он поднес ладонь здоровой руки к выпростанной из рукава культе, чтобы показать размер камня. — Он как лимон или как яйцо этой большой птицы, которая не может летать, она живет в саду моего господина вблизи рыбного пруда. Он почти круглый, напоминает бледный нефрит. Он светится слабым внутренним светом.

При этих словах глаза Идрала расширились.

— А где ты добыл этот камень?

— Я вырезал его из желудка шайю, а она за это лишила меня руки.

Идрал выдохнул, со свистом пропустив воздух между зубами, и обратился к Кутсен Йонгу:

— Мой господин, такая драгоценность не значится среди сокровищ этого дворца, возможно, что она похищена, — глаза Идрала сузились и стали задумчивыми, — а может быть, камень спрятан где–то здесь. Но так или иначе, он должен быть найден, поскольку я верю в него и я могу раскрыть его тайну, после чего он даст м… я хотел сказать тебе великую силу.

Кутсен Йонг, стиснув зубы и сжав кулаки, пристально смотрел то на наставника, то на первую служанку, то на однорукого:

— Пожалуй, я оставлю тебе жизнь, рыбак, до того, как найдется эта драгоценность. — Обратившись к стражникам, он приказал: — Пока посадите его под замок и следите за тем, чтобы с ним ничего не случилось. — Он обвел взглядом придворных и служителей, присутствующих в зале, и добавил: — Приведите–ка теперь жрецов, которые обманули меня, и не забудьте захватить их кривой нож — им предстоит медленная смерть через потрошение за то, что они дали мне ложное предсказание.

Далеко на западе внутри Черной горы чародеи начали припасать множество вещей, необходимых для того, чтобы отводить незнакомые ранее беды и несчастья. Никто, даже наиболее могущественный из провидцев, не мог предсказать того, что может произойти. Они лишь знали о том, что приближается Триада и что страшное бедствие обрушится на долины Валона. Поэтому они готовились, сами не зная к чему, готовились ко всему…

По крайней мере они надеялись, что делают то, что надо.

А примерно в пятистах лье [2]к западу, у разрушенной огненной горы, дрожащая земля начала успокаиваться, подземные толчки стали сходить на нет. А отверстие, ранее пробитое в вулканическом стекле и остывшей лаве, было окончательно закрыто громадными кусками спекшегося черного гранита. А затем гигантские руки начали прокладывать канал к водам, которые давали высокогорные льды. А когда холодный поток наконец потек вниз и разлился по внутренним полостям, ревущие клубы пара вырвались из–под земли, в своей неуемной ярости достигли неба и там затихли, лава, не вытекшая на поверхность, начала медленно остывать. И громадные глаза из драгоценных камней взирали на все происходящее с одобрением, поскольку до времени, прославленного на все времена, оставалось уже недолго.

ВЕСНА–ОСЕНЬ 5Э1003

(шесть лет тому назад)

Весной того года, когда Бэйру было уже девять с половиной лет, пять всадников выехали из Арденской долины: Риата сидела на поджаром сером мерине, под Урусом была громадная лошадь баэронов — гнедая, высотой восемнадцать ладоней [3], с белыми щетками за копытами; Араван восседал на горячем вороном жеребце; а Фэрил ехала на крепком темно–рыжем пони; в середине кавалькады на невысокой, но проворной и надежной лошади гарцевал Бэйр. С собой они вели еще и четырех вьючных лошадей, поскольку им предстояло долгое путешествие: они везли Бэйра к баэронам для того, чтобы привить ему любовь к земле, как это принято у них, и обеспечить ему соответствующее воспитание. Хотя Фэрил отметила, что Бэйр не нуждается в долгом обучении тому, как ухаживать за землей, поскольку эльфийское воспитание и его способность видеть жизнь во всех ее проявлениях уже обеспечили его столь обширными знаниями о путях существования и развития природы, которыми лишь немногие могут похвастаться.

В других науках Бэйр также проявил себя способным и прилежным учеником. Он сжег множество свечей, сосредоточенно изучая архивные свитки, читая об истории эльфов и других народов, о многих тайных и загадочных вещах, большинство из которых он еще не понимал, но верил, что поймет, став старше.

С приближением лета Урус все чаще думал о том, что мальчику было бы в радость провести лето на природе.

К тому же Урусу хотелось, чтобы Бэйр прошел то же самое обучение, которое в свое время довелось пройти и ему.

Покинув Арденскую долину, путники в течение нескольких дней шли на восток, поднимаясь к Крестанскому перевалу. Затем пересекли пустынное нагорье и направились к видневшемуся вдали лесу. Эльфы называли его Дарда Эриниан.

Они вошли в лес, направляясь на юго–восток, и двигались в этом направлении еще немало дней. В один из вечеров, когда солнце зашло и путники остановились на ночлег, Бэйр пристально огляделся вокруг, стараясь проникнуть взглядом сквозь окружавшие поляну высокие заросли:

— Эти тени, келан, которые мелькают между деревьев, они светятся изнутри, и они живые.

— Это фейи, невидимки, — ответил Араван, расчищая землю вокруг и сооружая для будущего костра кольцо из камней, чтобы не дать огню расползтись за пределы очага.

— Невидимки?

— В основном это пикси — Лисьи Всадники, но есть и другие.

Фэрил, нахмурившись, спросила:

— Они похожи на Нимуэ? Она ведь тоже была невидимой?

— Нимуэ? — спросил Бэйр.

— Это существо, которое живет внутри дерева в потайном гроте в Талакских горах, — ответила ему Фэрил, — если бы не ее знания, мы с Гвилли ни за что не спаслись бы от смертельного яда. — Фэрил вновь обратилась к Аравану: — Она тоже из тайного народа?