«Лукавый старец, здесь ты не солгал...» Лукавый старец, здесь ты не солгал. Остановить высокое мгновенье Нам не позволит вечное сомненье: А может, выше будет перевал? Ведь наш зенит ещё не наступил, И дымный запах будущей победы Тревожит нас, и мы стремимся следом, По-юному исполненные сил. Но истинная наша высота Неузнаваема, пока мгновенье длится: Наполеон Аркольского моста Прекраснее, чем под Аустерлицем! И кто посмеет, будто птицу влёт, Стоп-кадром сбить пернатую минуту? По счастью, мы и сами, в свой черёд, Безудержны в стремлениях и смутах. Всегда на шаг за завтрашней чертой, Во всех свершеньях наперёд повинны! И если время скажет нам «постой» — Пройдём насквозь, плечом его раздвинув. 1985 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Сядь, закури. Мы вдвоём, но так ненадолго...» Сядь, закури. Мы вдвоём, но так ненадолго. Мы ничего не успеем: этот сон не имеет конца. Нам уже не узнать, Что за книги лежат на полках, Что за крыша над головою, что за лошади у крыльца. Нас уже ждут, пора, и времени нету, Чтоб говорить о годах, проведённых врозь. Наше с тобой «вдвоём» — на одну сигарету, На молчаливый миг — Глаза в глаза и насквозь. Знаю: мы что-то везём туда, где нас ожидают, Что-то важнее нас и наших потерь. Что ж, мы готовы в путь, Но докурим, пока седлают, И намертво сцепим руки, пока отворяют дверь. 1985 ЖХ-385/6 ШИЗО, Мордовия «Человек со свёрнутым в трубку ковром...» Человек со свёрнутым в трубку ковром Куда-то шагает вечером. Вот сейчас он скроется за поворот — И уйдёт, никем не замеченный. И никто не узнает, что там на ковре — Птицы или олени. И откуда он взялся на нашем дворе, Где матери — в окнах, а дети — в игре, Где старушки в кивающем серебре Держат памятью три поколенья? Во дворе, где знают по именам — Кто убит, кто жив, кто уехал, И кого зовёт из чьего окна Надтреснутая Пьеха! Мимо стука костяшек за стёртым столом И доцентова автомобиля — Он проходит, неся на плече рулон С чуть заметным запахом пыли. Может, он на этом ковре живёт, И, найдя подходящее место, По-хозяйски велит: — Расстелись, ковёр! — Предварив заклятьем уместным. И ковёр развернётся со всем, что на нём: С этажеркой и клавесином, И с продавленным креслом, И лампой с огнём, И с играющим в кубики сыном. А быть может, ковёр обучен летать — И тогда, завершая прогулку, Он шарахнется вверх, не оставя следа, Из пустынного переулка. И блаженно расправит упругий квадрат, С южным ветром знакомый коротко! А хозяин будет курить до утра, Наблюдая мерцанье города. А потом потеряется в синеве, Обронив невнятное слово... Чудак-человек, Чужак-человек, Чего и ждать от такого! 1985 ЖХ-385/3-4, Мордовия «Ну не то чтобы страшно...»
Ну не то чтобы страшно, А всё же не по себе. И обидно: вдруг сына родить уже не успею. Потому что сердце сдаёт, и руки слабеют — Я держусь, Но они, проклятые, всё слабей! Я могла бы детские книжки писать, И я лошадей любила, И любила сидеть на загривке своей скалы, И умела, в море входя, рассчитывать силы, А когда рассчитывать не на что — Всё же как-то доплыть. Я ещё летала во сне, и мороз по коже Проходил от мысли, что скоро и мне пора. Но уже прозвучало: «Если не я, то кто же?» Так давно прозвучало — Мне было не выбирать! Потому что стыдно весь век за чаями спорить, Потому что погибли лучшие всей земли! Помолитесь, отец Александр, за ушедших в море, И ещё за землю, С которой они ушли. 1985 ЖХ-385/6 ШИЗО, Мордовия «Где-то маятник ходит, и плачет негромко кукушка...» Где-то маятник ходит, и плачет негромко кукушка, Что считать ей часы, а не долгие годы для нас. И в оставленном доме всё с той же заботой старушка Закрывает по-прежнему ставни в положенный час. Где-то в сумерках лампа горит, шевелится вязанье, И хранятся нечастые письма, и ждут новостей. А она, как обычно, печалясь одними глазами, Без нужды поправляет портреты подросших детей. И за что нам такое, И кто перед нею не грешен? И кому, уходящему, вслед не чертила креста? Но кого она любит — да будет спасён и утешен. И кого она ждёт — пусть, вернувшись, успеет застать. 1985 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия ИАКОВ Одиночества первый воин, Без полка и без полководца! Высшей доблести удостоен — С грозным Богом своим бороться! Ни защиты, и ни опоры, Ни Его — за спиной — дыханья. Первый опыт на равных спора — Жесточайшее испытанье. Но предстал — до зрачков подобен, Но не дрогнул — Его работа! Неподвластный страху и злобе — До утра, до смертного пота Схватку выстоявший с Бессмертным Крепкой мышцей и сердцем мужа! Не холопом Его, не смердом — Честно силу Его — Ему же Возвращая — без лести предан, Без мольбы и паденья брюхом! Самой гордой Его победой. Торжеством Отцовского духа. Первый призванный, кто ответил, Первый, меченый сей десницей! К дерзким внукам в силе и свете Приходящий, когда не спится — Гранью мускулов, лбом упрямым, В славе рваного сухожилья! Чтобы в битвах не звали маму. Чтоб считали за стыд бессилье. Чтоб искать им пути — не стада, Чтоб нести им в крови — свободу! Им и жилы-то рвать не надо. Бог и так узнаёт породу. 1985 ЖХ-385/2 ПКТ, Мордовия |
