«С польским грошиком на цепочке...» С польским грошиком на цепочке, С ветром шляхетским по карманам По базару иду, базару Против солнца сегодня в полдень. Я молчу почти без акцента: Не прицениваюсь, не торгуюсь, Потому что солнце слезится — То зелёным, а то лиловым, Ударяет в голову звоном, Как медведь учёный, по кругу Ходит, грошики собирает. Вот я кину свой грошик в шляпу, Обезьянка мне вынет счастье — И пущу я его по ветру, Не читая. А что с ним делать, Раз кириллицей — моё счастье? Разве только пустить на волю... Ох, оно б меня отпустило! 1980 Киев «Ах, какая была весна!..» Ах, какая была весна! Весь апрель — под знаком вокзала. Как преступно она дрожала — Вкось заброшенная блесна! Деревянную крестовину Вышибала настежь — луной, Шла бессонными мостовыми — Тень раздваивала за мной. Как в объятьях душила, бестия, Как лечила: не умирай! Ни России — ни вьюг — ни Пестеля — Вот он, твой завещанный край! Узнаёшь ли — листок с оскоминой, Старой музыки бледный круг, Смех солёный да свет соломенный — Не разнять окаянных рук! Как вступала свирель приливами, Как отлив горчил — не беда — До чего мы были счастливыми В двух неделях от «навсегда»! Как отважно читали повесть С эпилогом про сладкий дым... Он ушёл, тот весенний поезд. Слава Богу, ушёл живым. 1980 Киев «Я знаю, в это трудно поверить...» Я знаю, в это трудно поверить, Но все мы жили — Хотя недолго, — Но все мы рыли свои каналы И одевались по странной моде. Мы были юны, остроконечны, И на ногтях — золотые точки, И мы отражались в наших каналах — Легковолосы, в кругах из нимбов — А наше время вздымало гребень, И от предчувствий немели губы, Но все мы жили. А ваше завтра Нас осеняло пустынным утром. И что нам было до наших хроник, Когда мы живы? Потом напишут. 1980 Киев «Плачешь, родина отсутствующая моя...» Плачешь, родина отсутствующая моя? Раскидала детей, И куда уж теперь собрать? Да и где сама, на каких небесах края... Убиенная, что ж ты плачешь опять? Что ты душу рвёшь подкидышам во гнезде, Что ты стонешь голосом, от которого — дрожь устам? Что ещё с тобою, в какой ты ещё беде, Убиенная? У какого ещё креста Не отплакала, По каким ещё площадям Не кричала в безумьи кощунственные слова? Ты стучишь ко мне (О, я знаю: не пощадят Те, которые постучат вослед) И хрипишь: — Жива! 1980 Киев «Вот, я найду слово...»
Вот, я найду слово — Хитро выманю из тетрадки — И возьмусь за него снова, И слеплю из него лошадку. Небольшую лошадку — кроху. Я ей буду давать овсянку, А когда с «геркулесом» плохо — Молоко из консервной банки. Ах, как скачет моя лошадка! Бьёт копытами между строчек! Нет ни сладу с ней, ни порядка — Лупит клавиши и хохочет! Ах, как цокает по глаголам — Аж соседи кричат: потише! Ну и ладно: взбрыкнёт над полом И уйдёт танцевать на крыше. 1980 Киев «Господи, что я скажу, что не сказано прежде?..» Господи, что я скажу, что не сказано прежде? Вот я под ветром Твоим в небелёной одежде — Между дыханьем Твоим и кромешной чумой — Господи мой! Что я скажу на допросе Твоём, если велено мне Не умолчать, но лицом повернуться к стране — В смертных потёках, и в клочьях, и глухонемой — Господи мой! Как Ты решишься судить, По какому суду? Что Ты ответишь, когда я прорвусь и приду — Стану, к стеклянной стене прислонившись плечом И погляжу, Но Тебя не спрошу ни о чём. 1980 Киев «Опять в горсти дешёвый карандашик...» Юрию Галицкому Опять в горсти дешёвый карандашик. Которое письмо — Из града в град, Из века в век, На дудочку! Когда же Увидимся? Увидим. Жизнь покажет. Приедешь ли? Уеду? Век покажет. Последний класс. Раздача всех наград. — Во грядущем ли, во былом Мы срастёмся, как перелом. Ах, не гипс и не медь — травой Нам залечат слово «живой», Диким зельем — не извести! — Нам затянет дыру в горсти... Что ж, Петербург, венчай во адресаты! Которое письмо — конверт, как шрам, Зализываю! — Смятый, как цитата, Надорванный — но он дойдёт когда-то! — Пиши. — Пишу. Кому же, как не нам. 1980 Киев |
