Первый рубеж пройден.

Валентина и Рокко ведут отряд к лодочному сараю.

Выламываются двери, летят в воздух щепки.

Все, что внутри достойно внимания, эксперты собирают в пакеты для вещдоков.

Внутри самого особняка бледные обитатели дома сонно ворочаются в постелях; кто-то успевает шаткой походкой дойти до дубовых лестниц, спуститься и посмотреть, что происходит внизу. Прочие не успевают даже оторвать головы от подушек.

Нунчио ди Альберто предъявляет удостоверение и ордер на обыск.

— Всем оставаться на местах! Возвращайтесь в свои комнаты, живо!

Дважды повторять не приходится.

Хиппи спешат к унитазам, и вниз по трубам утекает наркота на тысячи евро.

К карабинерам выходит Марио Фабианелли в порванных на коленях джинсах и белой сорочке, из-под которой виден рельефный, загорелый торс.

— Buongiorno, майор, — расслабленно улыбается миллиардер. — Можно ведь было просто позвонить в дверь. Вы здесь желанный гость.

На Вито его чары не действуют.

— Я не в гости пришел, синьор Фабианелли, — отвечает он. — Буду очень признателен, если вы и ваш адвокат проследуете за мной в участок и ответите на несколько вопросов.

— До завтрака? — гримасничает Марио. — Не хотелось бы.

— Я настаиваю, — улыбается Вито.

Проведя пятерней по нечесаной шевелюре, Марио спрашивает:

— Ордер-то, надеюсь, у вас есть?

Вито показывает бумагу.

— Bene, — отвечает Марио. — Тогда ждите в южной гостиной. Оттуда открывается самый лучший вид на сады. Я пока оденусь как следует.

— Я буду ждать, где стою, — возражает Вито. — Мой коллега, — указывает он на офицера в форме, — составит вам компанию.

Уверенная улыбка тут же пропадает с лица Марио. Кивнув, миллиардер говорит:

— Как пожелаете. Но сначала позвольте узнать, майор, каковы основания для вашего вторжения?

— Убийство, — отвечает Вито, пристально глядя в лицо миллиардера. — Для начала, так скажем.

Остров Лазаретто, Венеция

1778 год

Чадят факелы на месте жертвоприношения.

Жрец глядит на Томмазо так пристально, будто читает душу монаха.

— Я задал вопрос, брат. Дал тебе шанс сыграть в Бога, спасти жизнь сестре, отняв жизнь у чужого тебе человека. Что выбираешь?

Томмазо смотрит на дьяволопоклонника, но будто не замечает его.

Покачав головой, жрец говорит:

— Тогда начнем.

Он разворачивается так резко, что вздрагивает сине-желтое пламя факелов.

Гатуссо поднимает руки и нараспев произносит:

— Я буду спускаться до алтарей в аду.

Аколиты отвечают:

— К Сатане, жизни дарителю.

Из темноты раздается звон колокольчика, эхо от которого уносится прочь, в сторону лагуны.

Один из аколитов покачивает двумя кадилами.

Воздух наполняется дымом тлеющих ядовитых трав.

— Пусть Сатана, всемогущий Князь тьмы и повелитель земли…

Но Томмазо не слушает. Он закрывает глаза и унимает звенящие нервы. Пытается войти в собственное молитвенное состояние, в каком всегда находил утешение с детства.

Время замедляется. Теперь оно течет густой сметаной. Томмазо представляет лик матери, как она протягивает руку к нему и к сестре.

Танина кричит. Не в воображении Томмазо, а в жизни.

Кричит так громко, что на мгновение теряется даже Гатуссо.

Лидия церемониальным ножом вспарывает Эрманно живот. Льется кровь, и вываливаются внутренности на деревянный алтарь.

Аколиты подставляют серебряные чаши, набирая в них алую жидкость. Из раскрытой раны Лидия вынимает темный сгусток.

Печень Эрманно.

Аколиты хором напевают:

— Ave, Satanas! Ave, Satanas! Ave, Satanas!

Еще трижды звенит колокольчик.

Лидия передает печень Гатуссо, и тот помещает ее в серебряную чашу, а чашу ставит в середине огромного прямоугольника, заключающего в себе алтари.

Прежде Томмазо не мог вымолвить ничего, а теперь слова сами рвутся наружу:

— Боже! Именем Твоим спаси меня, и силою Твоею суди меня. [46]

Пораженный, Гатуссо замирает.

— Боже! Услышь молитву мою, внемли словам уст моих, [47]— читает экзорцизм Томмазо. — Ибо гордые восстали на меня, и жестокие ищут жизни моей; они не имеют Бога пред собою. [48]

— Заткните его! — приказывает Гатуссо.

Лидия кидается к Томмазо. Тот машинально отворачивается, закрывшись коленом.

Ударившись, Лидия падает. С трудом поднимается на ноги. В глазах ее пылает гнев. А в руке — сверкает нож.

Лидия вскидывает обе руки и кричит.

Поначалу все решили, будто она хочет до срока убить священника. Но нет. Лидия пылает. Упала на факел, и огонь перекинулся на мантию.

Углядев шанс, Томмазо подбирает связанными руками факел и бросается к аколитам возле Танины. Поджигает их мантии. Начинается паника, беспорядок.

Сквозь огонь видно, что Гатуссо застыл посреди церемонии. Ему нельзя покидать пределы прямоугольника.

Дьяволопоклонники окружают Томмазо.

Взглянув на сестру, он кричит:

— Беги, Танина! Спасайся!

Сестра не шевельнется.

— Беги же!!!

Выбора нет. Ни Эрманно, ни Томмазо ей не спасти. Остается бороться за свою жизнь. И Танина бежит прямиком сквозь границу прямоугольника, нарушая пределы векового обряда и черной магии. Гатуссо всего в шаге от нее — но по другую сторону алтаря.

Ему лишь остается смотреть, как Танина хватает с пьедестала серебряные таблички и уносит их с собой в темноту ночи.

От услуг адвоката Марио Фабианелли отказывается. Не возражает он и когда Вито хочет записать допрос на камеру. Миллиардер охотно сдает кровь на анализ ДНК и спокойно позволяет снять с себя отпечатки пальцев.

Отряхнув белые льняные брюки, миллиардер присаживается на стул. Видит, как загорается на камере красный светодиод. Запись пошла.

— Майор, — говорит Марио, — я помогу вам, как и чем смогу. Но повторюсь: мне скрывать нечего и я совсем ничего не знаю о гибели вашего коллеги, который работал на меня охранником.

— Антонио Паваротти, — гневно произносит Вито. — У моего коллеги было имя, и кое-кто из нас Антонио очень ценил.

— Не сомневаюсь. Всякая жизнь ценна.

— Так вышло, что драгоценная жизнь Антонио оборвалась всего в нескольких километрах от ваших владений и именно тогда, когда Антонио состоял у вас на службе.

— Не совсем так, — морщится Фабианелли. — Он состоял на службе в охранной фирме, которая предоставляет нам услуги. Так что всякая ответственность лежит на этой самой фирме.

— Лодку Антонио начинили взрывчаткой…

— Майор, вы об этом уже сообщали, — резко отвечает Фабианелли. — И я помнил о бомбе в лодке, когда позволял снимать с себя отпечатки пальцев. Мне жаль, очень, очень и очень жаль, но я и правда не имею к взрыву никакого отношения.

— Как не имеете отношения к исчезновению Тома Шэмана и Тины Риччи?

— Шэман — это который священник?

— Да.

— Тогда тем более ничего о нем не знаю. Не знаю и о женщине, про которую вы толкуете. Это ведь она пригрезилась вашему священнику у меня на острове?

Вито теряет терпение. С какого боку ни сунься к Фабианелли — у него на все готов ответ, всюду он прикрыт. То ли заранее защиту продумал, то ли и впрямь говорит правду.

Ладно, попробуем иной подход.

— Ваша помощница Мера Тэль призналась Тому Шэману, что в особняке проводят обряды сатанисты.

— Очень даже может быть, — весело отвечает Фабианелли. — У нас в коммуне настоящий винегрет из религий: есть квакеры, язычники, католики, мормоны, мусульмане… Значит, и сатанисты могут найтись. Я всем дозволяю отправлять собственные обряды, пусть они хоть пляшут нагишом вокруг свечей и устраивают оргии.