Оглушительно стучат молоты по наковальням. В каменных печах ревет пламя, и жар наполняет мастерскую.

Пот ручьем стекает по спине и груди Тетии.

Скульпторша аккуратно пробирается по мастерской, опасаясь столкнуться с кем-нибудь из работников и обжечься о раскаленное серебро.

Рядом вдруг что-то громко зашипело, и Тетия подпрыгивает на месте. Это мастер опустил в воду тигель расплавленного металла. Отдышавшись, Тетия идет дальше.

У неровной каменной стены сидят рядком, словно грязные жемчужины, полуголые дети. Зажав между ног огромные чаши, они перебирают руду кровоточащими пальцами, отделяя кусочки серебра от недрагоценных металлов, солей и прочего мусора.

Следующая дверь приводит в другую, изъеденную полостями пещеру.

Ее охраняют двое лысых верзил, опоясанных широкими кожаными ремнями, с которых свисают цепи и ножи. Стражи одинаковые с лица, правда, у одного на левой щеке и на правом предплечье имеются шрамы — следы от удара мечом.

— Я Тетия, — называется скульпторша, — жена Тевкра, нетсвиса. Ларс, слуга магистрата Песны, привез меня на встречу с Мамарком.

Тетия ждет ответа, но двое стражей не издают ни звука. Они лишь оглядывают девушку с головы до пят, затем тот, что со шрамами, отступает в сторону и распахивает дверь.

В этой комнате прохладнее. И намного светлее, чем в предыдущей.

В дальнем углу сидит мальчик чуть старше виденных Тетией ранее и боязливо смотрит на гостью.

Мамарк же не оборачивается. Он примерно одних лет с отцом Тевкра; во всем остальном отличается от него совершенно. Телосложением тощ и низок; мускулы почти нисколько не развиты. На голове белый пушок, на лице — кустистая борода. Серебряных дел мастер согнулся в три погибели над скамьей, частью сделанной из дерева, частью — из железа. Подобной скамьи Тетия в жизни не видела. По краям тянутся ряды малых и больших металлических челюстей, словно рты голодных собак, просящих объедки.

Мамарк заговаривает, и голос его звучит медленно, тихо, словно растительность на лице ему препятствует.

— Присядь. Я не могу прерваться: металл почти затвердел, а работа не окончена.

Тетия присаживается на шаткий табурет напротив мастера и жадно впитывает глазами окружение. Скамью обработали ножами, напильниками и молотками, но не такими, какие использует в работе сама Тетия, а куда утонченнее. Тут ее внимание обращает на себя камень вытянутой формы; он как будто вымазан чем-то блестящим и разнящимся по оттенкам. Наверное, это пробный камень, при помощи которого оценивают серебро высочайшего качества и образцы качеств новых, неизвестных.

— Готово! — победно возвещает Мамарк и наконец отрывается от скамьи. — Значит, вот ты какая, загадочная скульпторша. Ну-ну!

Мастер слезает с высокого деревянного табурета и чуть не полностью пропадает позади скамьи. Такого он малого роста.

Встав, Тетия выходит к нему навстречу. Мастер едва достает ей до груди.

— Я Тетия, жена Тевкра…

Мамарк отмахивается.

— Кто ты, я знаю, а кто твои муж и отец — мне знать не надо. Дай-ка посмотрю на тебя. Покажи руки.

Тетия вытягивает руки ладонями вниз.

— Нет-нет, дитя, не так. Подобным образом я ничего не узнаю. — Мастер хватает Тетию за запястья и обращает ее ладони к верху. — Ага-а, руки художника. Славно, славно. Тебя одарила сама Менрва.

Он тепло улыбается девушке, и та просто не может не ответить взаимностью.

— Благодарю, — говорит Тетия.

Мамарк проводит костлявым пальцем вдоль по ее ладони.

— Греки верят, что линии на руках могут раскрыть судьбу человека. По пальцам вот здесь можно узнать о твоем первом мире — о том, что творится у тебя в голове. Средняя часть ладони говорит о втором мире — вещественном; он управляет тем, чем ты обладаешь, и тем, как ты ведешь себя в земной юдоли. — Мамарк проводит ногтем от кончика большого пальца к внутренней стороне запястья Тетии. — Вот и третий мир, скрытый, стихийный.

Открытие заворожило Тетию.

— Ты можешь прочесть эти знаки? Ты прорицатель?

Мамарк загадочно улыбается.

— Все художники по природе своей прорицатели. Мы видим больше других. Твоя работа, как я посмотрю, тоже связана с прорицанием. Объясни, в чем ее значение?

Тетия опускает взгляд, ей очень не хочется отвечать.

Мамарк это видит.

— Что ж, ладно, может быть, позже, когда сработаемся. А для начала позволь показать, что уже сделано с твоей скульптурой. — Он подвигает второй высокий табурет и просит Тетию присесть рядом с собой. — Я взял твое творение, и Вулка, — он указывает на парнишку в углу, — сделал с них оттиски в свежей глине. Потом я залил в формочки наше чистейшее серебро и плотно накрыл их кирпичиками из панциря каракатицы. — Мамарк притягивает справа сверток из мешковины. — Вот они. Таблички нуждаются, правда, в очистке, но и без того необычайно прекрасны. Ты готова их увидеть?

Тетия беспокойно втягивает воздух.

— Готова.

Серебряных дел мастер разворачивает мешковину, и его морщинистое лицо озаряется широкой улыбкой.

При виде трех сверкающих серебряных табличек сердце Тетии начинает бешено колотиться. Часть ее поражена красотой, другая часть ужасается тому, как легко женщина в ней ослушалась мужа и помогла столь изящным образом увековечить то, что супруг велел уничтожить.

Мамарк подвигает таблички, чтобы Тетия могла разглядеть их получше.

— С краев еще надо спилить заусеницы и как следует отполировать поверхность. Я подумал, может, ты захочешь переработать кое-какие из линий, сделать их четче?

Тетия проводит пальцами по поверхности серебра — холодной и блестящей, как лед, который никогда не растает.

— Они такие гладкие. Такие плотные. Будто частицы самого неба.

Мамарк улыбается. Вспоминает, как его мастер впервые позволил прикоснуться к драгоценному металлу.

Тетия очарована. Как же прав оказался Песна: поднесенные ему в дар глиняные таблички были еще далеки от совершенства. Серебро словно вдохнуло жизнь в картину. Приглядевшись, Тетия видит на лице нетсвиса еще больше сомнения, неизвестный демон стал крупнее и страшнее. В объятиях любовников столько отчаяния и смирения, что скульпторша вздрагивает.

Есть лишь один изъян.

Заусеницы в форме оставили три отметины на лице ребенка: одна похожа на слезу, две другие — на рожки. В утробе у Тетии начинает урчать, и она прикладывает к животу руку.

Старым опытным глазом Мамарк подмечает каждое движение Тетии.

Скребя пальцами бороду, он раздумывает: не выдаст ли Тетия секрет «Врат судьбы» в обмен на то, что Мамарк прочел по линиям у нее на руке?

В обмен на секрет ее собственной судьбы. Судьбы незаурядной, отмеченной кровью.

Штаб-квартира карабинеров, Венеция

Едва войдя в прохладную тень штаб-квартиры, Валентина сразу понимает: что-то не так.

Говорят все полушепотом. Ни смеха, ни легкости в общении.

Нагрянула проверка с самого верха? Или того хуже: политики объявили о сокращении финансирования правоохранительных органов?

Валентина поднимается по лестнице и поворачивает в сторону своего кабинета. Ей наперерез идет делопроизводитель Рафаэль де Скалла.

— Тебя ищет Карвальо, — сообщает он.

— Зачем? — Валентина снимает сумку с плеча.

Де Скалла не останавливается и уходит по своим делам. По выражению страха у него на лице можно догадаться, что в диспетчерской он подслушал некую страшную сплетню.

— Лучше тебе самой с ним поговорить.

Чуть попятившись, Валентина достает сотовый. Черт!

Целых три пропущенных звонка от шефа.

Дверь в кабинет майора открыта. Валентина входит, высоко подняв телефон.

— Sono realmente spiacente, [24]— говорит она. — В морге я включила режим вибрации и только сейчас об этом вспомнила.

Майор поднимает на нее усталый взгляд. На лбу у шефа глубокие морщины. Стол не убран: три пластиковых стаканчика из-под кофе, в одном — окурки. Шеф вроде бросил курить много лет назад… Значит, дело обстоит хуже, чем думала Валентина.