Тетия кладет руку Тевкра себе на округлый живот, надеясь, что Тевкр ощутит волшебство момента, когда ребеночек пинает стенки утробы.

Тевкр улыбается. Хотя его улыбка — не проявление отцовской гордости. Это улыбка мужчины, который смело смотрит в лицо неприятностям, ведь еще не рожденный ребенок может быть не его, а насильника.

Стиснув руку мужа, Тетия замечает:

— Гляди, только сосны у священной рощи сохранили зелень. Прочие сгорели по воле богов.

Авгур смотрит в указанном направлении, стараясь не думать о растущей ненависти к ребенку.

— Недавние пожары очищают место для пахоты.

— Ты прорицаешь, муж мой?

Тевкр смеется.

— Это природа, здесь предсказывать нечего.

Обняв мужа, Тетия умолкает. В последние дни вообще, кажется, лучше молчать. Тишина неким образом сплачивает и залечивает раны, о которых ни муж, ни жена говорить не решаются.

Солнце проливает на долину золотистый свет, словно патоку идеального утра. На противоположном холме появляется темная фигура, валуном катящаяся по склону.

Тевкр замечает ее первым. Пристально вглядывается в очертания, щурится, надеясь, что обознался. Вдруг это лишь птица или дикая кошка, чья тень скользит по жухлой траве. Надеждам не суждено оправдаться.

У Тевкра пересыхает во рту.

Тетия выпрямляется и, убрав со лба длинный черный локон, тоже смотрит на склон, залитый теплым светом.

По ту сторону холма стоит лишь один дом. И есть лишь один человек, могущий послать оттуда гонца в столь ранний час.

Тень растет, и в середине долины останавливается.

Тевкр знает, что всадник смотрит на них. Готовится к встрече. Идет за ними.

Всадник на склоне холма — это Ларс. Ларс по прозвищу Каратель, которого больше других страшатся в Атманте.

Есть много причин бояться горы мышц, посланной своим хозяином, магистратом Песной. Во-первых, Ларс убивает людей — казнит во имя местного правосудия. Во-вторых, он людей пытает — и снова же по указанию своего господина. А в-третьих, что, наверное, самое страшное, Ларс наслаждается каждым моментом своей мрачной службы.

Такие мысли кружатся в голове у Тевкра, когда он разумно соглашается с грубым требованием немедля сесть на коня и следовать за Ларсом к магистрату. Также молодой нетсвис думает о самом магистрате Песне, человеке юном и вспыльчивом. Песна разбогател за счет серебряных шахт и старого, как мир, искусства политических игр. Как и всякий политик, по сути своей Песна не тот, кем кажется. Внешне магистрат — благородный, деловой человек и столп общественности. По правде же — буйный в своей похотливости зверь, ненасытно жаждущий власти.

Проведя Тевкра за высокие стены садов при дворе Песны, Ларс провожает его в просторную комнату, где выложенный неизвестным камнем млечного цвета пол кажется бесконечным. Каратель оставляет авгура наедине со слугой — мальчиком столь юным, что бриться он начнет самое скорое лет через пять.

Тевкр чувствует, как сильно бьется сердце в груди, как стучат друг о друга коленки. Столько времени прошло, и он уж думал, что ни его, ни Тетию не свяжут с убийством близ священного круга. Авгур пытается успокоиться, любуясь роскошью дома магистрата. Мебель искусно вырезана из местных пород дерева: что-то сделано из выбеленной древесины, что-то — из мореной. Вдоль стен стоят бронзовые статуи ораторов, рабочих и рабов в полный рост. Утонченные фрески изображают танцовщиков, музыкантов и бражников. В каждом углу — по большой вазе, покрытой черной глазурью и тонким рисунком в виде золотых листьев.

Открываются решетчатые двери, и в комнату спешат двое слуг. Сердцебиение учащается. Слуги приводят в порядок кожаную обивку и подушки на кресле с высокой спинкой — место магистрата.

Входит Песна.

Он высок и красив. На нем длинная белая мантия из мерцающей ткани, названия которой Тевкр не ведает. Мантия крепится на плече серебряной застежкой в форме сжатого женского кулачка. Обут магистрат в сандалии из тончайшей кожи, с серебряными пряжками.

Песна смотрит на Тевкра, затем — недовольно — в бронзовое зеркало, которое держит в вытянутой руке.

— У тебя хороший цвет лица. К моей коже солнце не столь благосклонно: она сохнет, зудит и краснеет. Впрочем, ходить бледным все равно что зазывать белого духа смерти, дабы он скорее свел тебя в могилу. — Песна опускается в кресло. — Что скажешь, нетсвис?

Тевкр отвечает, стараясь говорить как можно увереннее:

— Таковыми нас сотворили боги, и наша истинная природа не нуждается в изменениях. Кроме тех, какие боги нам милостиво предназначили.

— Вот именно. — Песна смотрится в зеркало еще раз и подзывает слугу. — Сегодня же отшлифовать зеркало костями каракатицы и пемзой. Завтра хочу выглядеть как можно лучше.

Слуга выбегает прочь, и магистрат обращает взор на молодого жреца, любующегося бронзовыми статуями.

— Придворные льстиво уверяют, будто у меня за пределами Греции лучшее собрание предметов искусства. Я тут подумал, может, раз в год мне допускать сюда простолюдинов — пусть полюбуются? Как думаешь? Такой шаг поможет заслужить милость богов?

Хоть Тевкра и мутит от такого тщеславия, лучше держать язык за зубами.

— Покровительствовать искусству значит привнести свет не только в наше время, но и в будущее — тем, кто унаследует наши земли. И следовательно, боги могут вознаградить в посмертии за подобное великодушие.

— Отлично. Именно это я и желал услышать.

— Впрочем, если мне простят дерзость, я бы добавил… — Тевкр оглядывается. — В твою пользу будет также собирать предметы, славящие богов, а не только простых смертных.

Песне идея приходится по душе.

— Я приложу все усилия, чтобы украсить дом и такими предметами. Спасибо.

Тевкр решает испытать удачу.

— Моя жена скульптор и будет счастлива посоветовать что-либо или даже изваять нечто по твоему указанию.

Песна отвечает, теперь — раздраженно:

— Ну так пришли ее сюда. Впрочем, вызвал я тебя не для того, чтобы ты расхваливал свое семейное дело, а по более серьезному поводу.

Магистрат встает и по дуге обходит Тевкра, пристально глядя ему в лицо.

У нетсвиса внутри все сжимается.

— Есть затруднения, нетсвис. Требуется водительство и помощь богов.

— Сделаю все, что в моих силах, магистрат.

Песна подходит еще ближе.

— Это хорошо, но только если твои силы достаточно велики. — Песна разглядывает лицо молодого жреца, и Тевкр надеется, что магистрат не увидит в нем страха, ведь Песна ценит страх куда больше почитания. — Этрурия растет, — продолжает магистрат. — Государства на ее земле плодятся, и населения теперь уже почти треть миллиона. Мне нужны новые земли, богатства, возможности, иначе Атманта станет одним из стеблей камыша у реки, тогда как она должна быть лесом, который тянется вдаль, насколько хватает глаз. — Песна не сводит взгляда с лица Тевкра. — Понимаешь, куда устремлен мой взор и как я намерен послужить будущим поколениям?

Тевкр кивает. Тогда магистрат, сменив тон, заговаривает более доверительно:

— Недавно случилось убийство, да такое, что породило множество слухов и грозит породить еще больше.

Сердце Тевкра чуть не останавливается. Он-то думал, беда миновала.

— Жертва — мужчина. Его выпотрошили, как животное: вынули кишки и печень. Полагаю, ты об этом уже слышал?

Тевкр почтительно кивает.

— Мы с тобой, дорогой нетсвис, знаем, что печень — вместилище души. И человек, лишенный печени, лишается посмертия. — Магистрат умолкает, дабы прочесть согласие во взгляде жреца. — Подобное непотребство может вызвать панику в селении.

Впервые за время беседы и на лице магистрата появляется беспокойство. Песна пытается изгнать оттенок страха из голоса.

— Старейшина сказал, что такое мог совершить Аита, господин подземного царства. Возможно ли?

Тевкр видит шанс отвести от себя подозрения и отвечает:

— Возможно. Аита наделен чудовищной силой и души крадет, как только может. Обыкновенно, я бы предположил, что Аита подослал суккуба; демон соблазнил мужчину и похитил душу вместе с семенем, однако…