Я сидел на тротуаре словно пьяный. Голова раскалывалась от боли, казалось, что внутри застряли осколки. У меня еще хватило сил поглядеть в сторону, где несколько минут назад тусовались курганцы. Они как раз в спешном порядке сели в свой «мерс» и рванули с места происшествия с небывалой скоростью. Никто не собирался оказывать помощь ни Сильвестру, ни мне.

Я с трудом поднялся и подошел к горящей машине. Вокруг уже начали собираться люди. Кто-то выбежал из банка, кто-то – из ближайших жилых домов. Люди что-то кричали, показывая на пылающую машину. Мне страшно было заглядывать внутрь, но я пересилил себя и посмотрел в окошко машины. Сильвестр находился внутри, и он горел. Этой картины я не забуду никогда в жизни, звук лопающейся от огня кожи и треск горящей плоти до сих пор снится мне в кошмарах.

– Парень, отойди от машины! Сейчас рванет! – крикнул мне кто-то из толпы.

Я отскочил от машины и, не обращая ни на кого внимания, бросился прочь. Посреди улицы догорал «шестисотый» «Мерседес» с телом Сильвестра, моего всесильного босса, крестного отца... Помочь ему не мог уже никто.

Тело Сильвестра, обгоревшее до черноты, потом опознали по личным вещам, сам он обгорел до неузнаваемости. Так закончилась жизнь всесильного авторитета, который держал на коротком поводке состоятельных бизнесменов и финансистов, крутейшего мафиози, которого побаивались даже бесстрашные чеченцы. Иваныч погиб так же, как и жил, умер, так сказать, в новом стиле – отправился на небеса в новехоньком «шестисотом» «Мерседесе»...

В день похорон Сильвестра я не находил себе места. Вадим и другие ребята из дальневосточной бригады запретили мне принимать участие в похоронах, ссылаясь на то, что со мной могут произойти непредвиденные разборки, так как многие в Орехове считают, что именно я повинен в гибели Сильвестра.

Я ходил по комнате своей квартиры взад и вперед, поглядывая на часы. Вот сейчас идет отпевание Сильвестра в церкви... Кто там находится? Кто проводит его в последний путь? Конечно, три года, проведенные вместе с Иванычем, давали о себе знать. Я уже привык к нему, считал свою работу стабильной, гарантированной мне на долгие годы. Накануне гибели Сильвестр говорил, что даже если он переедет за границу, то, как только получит израильское гражданство, сразу же вызовет к себе меня. И вот, теперь оставаться ему навечно в московской земле.

Друзья предупредили меня, что страсти в бригаде уже накалились до предела. Какие-то определенные «косяки» пошли в мою сторону. Конечно, напрямую в убийстве меня никто не обвинял. Мало кто думал, что я собственноручно подложил в машину бомбу и взорвал ее. Меня обвиняли в том, что я недосмотрел или умышленно способствовал совершению этого покушения.

Я посмотрел на часы. Стрелка подползала к двенадцати. Сейчас уже заканчивается отпевание... Я понял, что больше прятаться не могу, что я должен быть там, участвовать в похоронах. Быстро одевшись, я спустился вниз, сел в машину и поехал в сторону Юго-Запада.

Хованское кладбище находилось в конце Ленинского проспекта, точнее, за кольцевой дорогой, на Киевском шоссе. Оно состояло из двух частей – старой, где уже давно никого не хоронили, и новой, где предстояло упокоиться Сильвестру.

Еще на подъездах к кладбищу я увидел огромное количество иномарок, на которых прибыли авторитеты, присутствующие на похоронах Сильвестра. Гаишников тоже было немало: несколько патрульных машин и мотоциклов. Менты регулировали движение, показывая, что места для парковки больше нет.

С большим трудом мне удалось пристроить свою машину в некотором удалении от кладбища. Дальше пришлось идти пешком. На небольшой площади перед кладбищем было столько народа, сколько не всегда собирается на митинге. Толпа плотным кольцом окружала гроб красного дерева с телом Сильвестра. Ближе всех к гробу стояли родственники Иваныча – его бывшая жена, двое детей, брат Сильвестра – Володя Тимофеев, приехавший из Тверской области. Он рыдал практически в голос, жена, наоборот, выглядела достаточно спокойной, только изредка вытирая глаза носовым платком. Сын и дочь Иваныча, как и все дети, еще не понимали значения смерти и потому глядели на все немного испуганными и удивленными глазами.

Я стал пробираться через толпу, которая окружала гроб, в первые ряды. Крышка гроба, естественно, была закрыта. Уж кто-кто, а я знал, что обгоревшее тело, лежавшее в дорогом гробу, мало чем напоминало Сильвестра.

Мои невеселые раздумья прервал брат Иваныча, пробормотавший что-то вроде:

– Что ж ты, Серега... Я ж тебе говорил – бросай это дело, будем в деревне рыжики собирать... – Он вновь разрыдался.

Я огляделся по сторонам. Братки стояли, разделившись на группы. Ближе всего к гробу находились ореховские авторитеты. Они были почти в полном составе – Культик, Двоечник, Дракон, чуть поодаль стоял близкий друг Сильвестра Циклоп из дружественной группировки. Андрей почему-то стоял с солнцевскими авторитетами. Остальная ореховская братва расположилась в произвольном порядке, рассеявшись по толпе. Среди собравшихся я заметил и жуликов, которые были представлены такими известными ворами, как Роспись, Петрик, Захар и Цируль. Были здесь и совсем незнакомые мне люди. Чуть в отдалении стояли одинцовские, люберецкие, балашихинские, подольские, измайловские и отдельной кучкой – курганские. По суровым воровским понятиям и законам, никто в дни похорон не мог ни с кем сводить счеты, поэтому в основном братва не обращала на курганских никакого внимания. Многие их просто игнорировали.

Народу собралось небывалое количество – человек четыреста-пятьсот. Я заметил, что время от времени происходящее снимают на камеру люди в штатском. Ни у кого не вызывало сомнений, что это менты. Присутствие людей из угрозыска на похоронах того или иного авторитета стало неотъемлемым атрибутом. Никто из авторитетов и братвы даже не пытался отворачиваться от камер. Наконец я глазами отыскал в толпе ребят из своей дальневосточной бригады. Несмотря на толпу, мне удалось протиснуться к ним поближе. Увидев меня, Вадим со Славкой были очень удивлены.

– Ты чего пришел? – спросил Вадим.

– Не мог я, братва, сдержаться, вот и пришел. Будь что будет! Я ж не виноват, вы ж знаете! – воскликнул я.

– Ну, смотри! – настороженно взглянул на меня Вадим. – Тебе давали дельный совет. Ты сам этот путь выбрал, сам теперь и отвечай.

Мне сейчас было вовсе не до разборок. На душе было погано как никогда – хоть самому в гроб вместе с Сильвестром ложись.

Вскоре траурная процессия двинулась к месту будущего захоронения. Братаны подхватили гроб Сильвестра и понесли его вперед, сзади с многочисленными венками шли родные и близкие. Вскоре мы подошли к заранее вырытой могиле. Гроб с отвратительным звуком стал опускаться в яму. Затем все кинули по горсти земли. Могилу зарыли и обложили венками и цветами, которых было великое множество.

Я присутствовал на похоронах Отари Квантришвили и видел, с какой пышностью его провожали в последний путь, Сильвестра хоронили с не меньшими почестями.

Вдруг я почувствовал, что меня кто-то дернул за рукав. Обернувшись, я увидел, что передо мной стоит Андрей. Тот удивленно спросил:

– Ты куда пропал, братуха?

– Я не пропал, – машинально ответил я.

– Как это не пропал? Мы тебя ищем и не можем найти. Поговорить надо, что, как и почему... – Андрей смотрел на меня как-то странно.

– Обязательно, – сказал я. – Но не сегодня же...

– Сегодня, конечно, не надо. Давай подъезжай к нашему кафе завтра часов в пять вечера, – предложил Андрей. – Там и поговорим. Ты где живешь-то? Все там же?

– Да, – нехотя ответил я.

– Да, и еще, – продолжил Андрей. – Ты это, на поминки не ходи, ладно? На тебя братва «косяки» дает.

– На меня? – Меня интересовало, что знает об этом Андрей.

– А на кого же? Ты же с ним работал, ближе всех, считай, к нему был, – рассудительно объяснил он.