– Наверное, связка ключей. – Егор вытащил ее из кармана и передал в руки охраннику.

При повторном изучении карманов Егора никакого сигнала не прозвучало.

Наконец мы вошли в просторный кабинет. Там сидел мужчина лет тридцати пяти—тридцати восьми, высокий. Он встал и, улыбаясь, протянул нам руку. Я уже знал, что этого человека зовут Коля Нестеров, а в определенных кругах он известен под кличкой Нестер.

Он был авторитетным и широко известным лицом не только в Москве, но и далеко за ее пределами.

Николай предложил нам сесть вокруг журнального столика, сам же расположился в кресле неподалеку. Тут же появилась секретарша, симпатичная блондинка. Она держала на подносе чашечки с кофе. Мы взяли по чашке.

– Рассказывайте, что у вас случилось. – Николай посмотрел на часы.

Костя опять взялся рассказывать нашу историю, связанную с Мансуром. Все это слышал уже и Отари Витальевич, которого сейчас, кстати, уже не было в живых.

Я смотрел на Николая, уже ни во что не веря. Опять, наверное, как Отари, скажет, что да, про Мансура мы слышали, но ничем помочь я вам не могу, он мне не подчиняется, и так далее. Или начнет нас успокаивать...

После окончания рассказа, куда был на этот раз добавлен инцидент в пансионате, Николай уточнил у Кости:

– Это все?

– Да, все. Конечно, я упустил много подробностей, но в принципе картина должна быть вполне ясной.

– Даже чересчур, – улыбнулся Николай и тут же добавил: – А почему вы решили обратиться именно ко мне?

– Вы в Москве считаетесь самым авторитетным и справедливым человеком. Правда, мы к рынку сейчас формально никакого отношения не имеем, – как-то неуверенно сказал Костя.

– Это неважно, есть конкретная угроза для вас. И вы сами ко мне обратились. Ну что же, давай звонить этому беспредельщику! Есть телефон?

– Да, есть, мобильный. Если, конечно, он номера не поменял.

– Давай набирай!

Я видел, как Костя дрожащей рукой стал набирать номер Мансура. Телефон долго не отвечал.

– Может, его нет? – занервничал Костя.

– По моим данным, его выпустили два дня назад. Никуда он не денется, возьмет трубку! – уверенно проговорил Николай.

Наконец на другом конце провода послышался голос. Николай тут же подошел к телефону и нажал на красную кнопку громкой связи.

– Алло, кто это говорит? – спросил он.

– А кого нужно? – услышал я знакомый голос Мансура.

– Это Нестеров говорит. Знаешь меня?

– Знаю.

– Я вот что тебе хочу сказать, браток, – продолжал Николай, – тут ко мне три пацана пришли – Костя... – он вопросительно посмотрел на нас.

– Егор и Виталий, – быстро подсказал ему Костя.

– Да, Егор и Виталий, – повторил Нестеров. – Так вот, они на тебя жалуются.

Мансур что-то невнятно пробурчал.

– Я не слышу тебя!

– Да, я слушаю, – ответил Мансур.

– Я вот что тебе хочу сказать. Если с этими ребятами что-то случится, – угрожающе заговорил Нестеров, – ты меня знаешь, и ты понял, что тебя ждет?

На другом конце трубки воцарилось молчание.

– А что мне теперь, их охранять, что ли? – наконец услышали мы голос Мансура.

– Это уже твои проблемы! – сказал резко Нестеров. – Я повторять тебе не буду. Ты понял меня? Все! – И Николай положил трубку.

– Ну, ребята, я его предупредил, – обратился он к нам, – этого беспредельщика. Не бойтесь, ничего с вами не будет! – успокаивающе сказал он.

Посидев еще немного, мы попрощались.

– Что будем делать? – спросил Костя, когда мы вышли из гостиницы.

– Не знаю, что будете делать вы, – вздохнул я, – но я возвращаюсь на Кипр. Хотя и верю этому человеку.

На следующий день рано утром вместе с недовольной женой я снова вылетел рейсом на Кипр. Нас опять ждало добровольное изгнание.

Теперь у меня появилось чувство страха. Конечно, я был непричастен к убийству Бати. Но, с другой стороны, я тоже присутствовал на кладбище. На курок я не нажимал, но я все видел. Значит, я подхожу под статьи «сокрытие совершения преступления» и «недоносительство». В то время такие статьи еще были в Уголовном кодексе, отменены они были позже.

Но больше всего я боялся другого – что кто-нибудь из ребят расколется. И тогда будет два приговора – и суда, и воров в законе. И наверняка ни Мансуру, ни ребятам убийства Ленчика не простят. Там уже никто разбираться не будет, кто сидел за рулем, а кто нажимал на курок...

Однако через две недели практически все наши боевики, в том числе и я, были выпущены из изолятора. Что же касается Мансура, то он оставался пока сидеть.

Когда меня освобождали, я вышел из камеры и пошел по направлению к кабинету, где должен был получить свои вещи. И неожиданно столкнулся с одним мужчиной. Мы на какое-то время остановились, разглядывая друг друга. Его лицо было мне знакомым. Он тоже пристально смотрел на меня, пытаясь вспомнить, где он меня видел. Чуть позже, когда я уже спускался по лестнице, я его вспомнил. Конечно же, это тот самый оперативник в пиджаке, который меня допрашивал, а после этого неоднократно встречался с Мансуром!

Теперь я понял, что оперативник шел к Мансуру. Какая-то тайная связь между ними существовала, но какая?

Когда я оказался на свободе, стал размышлять о том, почему же произошло убийство Завадского. Наверное, потому, что Мансур не мог с собой совладать. Слишком уж наркотики взяли верх над его рассудком. Конечно, Мансур был обязан Бате всем – и своим первоначальным положением в криминальном мире тоже. Правда, позже имя Мансура у многих ассоциировалось только с понятием «беспредел».

Бате он был обязан и связями с уголовной элитой, и серьезными связями с коммерсантами. Одним словом, своим теперешним состоянием он был практически полностью обязан Бате. Без Завадского он был бы никем, так бы и остался Сережей Мамсуровым. Как же у него поднялась рука?..

Через две недели Мансур снова вышел на свободу. Но на этот раз не было пышного банкета в ресторане по случаю его очередного освобождения. Все было гораздо скромнее. Мансур устроил праздничный ужин в своей квартире. Однако у присутствующих на этой вечеринке восторга на лицах не было заметно. Никто не стремился говорить о своей удачливости и героизме во время нахождения в ИВС или о том, какие лохи – менты и «вертухаи». Все старались обходить эту тему.

Мансур же рассказал мне о своем нахождении под стражей. Рассказал о получении непонятной таинственной «малявы», которую получил из соседней камеры от неких авторитетов. В этой «маляве» был намек на причастность его к убийству Завадского, но Мансур сразу отмел это подозрение.

– Сейчас опять по Москве слухи поползут, что я стучу ментам и поэтому, мол, меня выпустили, – зло сказал он. – А тут все гораздо проще. Определенная сумма «лавэ» – и я на свободе!

Мансур говорил мне и о том, что отстегнул каким-то влиятельным ментам сто пятьдесят тысяч «зеленых» и все подозрения с него были сняты. Но опять же это он говорил. Никто не знал, верна эта версия или нет. Но фактом было то, что никто из ребят, находившихся в изоляторе, в убийстве Завадского не признался.

Однако, хотя следствие временно сняло с Мансура подозрение в убийстве, уголовный мир такой расклад не принял. Вскоре возле собственного подъезда был убит Коля Павлов. Коля в тот злополучный день тоже был в квартире Мансура и вывозил Завадского на кладбище.

Вероятно, люди, которые поджидали его у подъезда, хотели под пытками снять с него показания, но ничего не получилось – Коля стал сопротивляться, поэтому и получил две пули в затылок. Киллеры тут же скрылись. Поскольку Павлов был рядовым боевиком – ни казначеем, ни бригадиром, – то никаких серьезных причин убивать его не было.

Всем стало ясно, что эта смерть напрямую связана с именем Завадского. Либо это была попытка получить у Коли какие-то сведения, либо просто предупреждение Мансуру – смотри, мол, парень, следующим будешь ты...