Подбежали Гевра, Талас, Лелик-артист. Русак отряхивался и не помышлял вернуть должок Бисембаеву. Гевра сказал:

– Юра, уйди.

После эпизода с Юрой видел я Бисембаева осенью и зимой. Побывал и у него дома, где он жил с матерью и старшим братом. Мурик был спокоен и рассудителен.

Он был спокоен и рассудителен, но я не мог забыть, как сжимались и расширялись зрачки его невидящих глаз. Бисембаев стопроцентно гнилой, "но дело не в этом". От него исходило, заданное в неявной форме, ощущение подкрадывающейся опасности. Какой опасности? Этого я не мог себе объяснить.

В тот же день, начавшийся у памятника генерала Панфилова, Омир позвал в гости к его товарищу Маралу. Бывший сосед Омира по дому на несколько лет старше Бисембаева, но гораздо интереснее карманного воришки. Марал пел под гитару:

" О Белла чао, белла чао, белла чао…".

Пел и разговаривал с нами на всевозможные темы. Восторгался

Омиром и говорил: "Омир, ты эпический парень!".

Марал и сам эпичен. С ним можно наговориться всласть.

Пришел с девушкой чемпион Спартакиады СССР, боксер Олег Гуров.

Боксер пил наравне с нами и передвигался по комнате танцующей походкой. Девушка у него ладная. Она звала Олега домой, боксер не торопился и слушал, о чем говорил Марал. Среди прочих тем Маралом затрагивалось и положение в Чили. Народное единство пришло к власти и Марал в честь победы на выборах доктора Альенде наигрывал сиртаки.

Омир и я ушли от Марала довольные.

– Как тебе Марал? – спросил одноклассник.

– Мощный мужик.

Роман о современниках Хо Ши Мина выдвинут на

Государственную премию СССР. В "Правде" вышла пресная рецензия на книгу двух алма-атинских филологов.

– Мама, премию дяде Аблаю не дадут. – сказал я. – Хвалят его в печати сквозь зубы.

– Дадут. – ответила Ситок. – Кунаев позвонит в Москву и дадут.

Кунаев и Хо Ши Мин знакомы с войны. Первый секретарь ЦК покровительствует Есентугелову, защищает его от нападок писателей-западников. Если он позвонит в Комитет по премиям, то товарищ Хо станет лауреатом. Но вот позвонит ли?

Джубан Мулдагалиев, Тахави Ахтанов, Калтай Мухамеджанов и

Абдижамил Нурпеисов – главные писатели Младшего жуза, западников.

Более всего докучает товарищу Хо Тахави Ахтанов. Писатель интеллектуал, одинаково хорошо говорит и пишет как на русском, так и на казахском. Ахтанов вышучивает дядю Аблая публично, организовывает выступления против папиного земляка в печати.

Ситок позвонила Ахтанову:

– Тахави, ты хороший… Бирак, Аблайга неге тисейсен? Котын ксип отырмайсым ба?

Ахтанов не стал грубить маме, но пожаловался Валере.

Папа пришел с работы злой.

– Дура! Куда ты лезешь?! Кто тебя просил?! Какое твое дело?!

Маму не собьют происки западников, почему она спокойно ответила:

– Это мое дело. Ты ни черта не понимаешь…

– У-у-у… – Валера не зная как пресечь вмешательство мамы в литературный процесс, схватился за голову и простонал. – Ужас…

Мама объясняла нападки Ахтанова на Хо Ши Мина единственной причиной: "Западники завидуют таланту Аблая".

Неужели?

От начала до конца я прочитал роман товарища Хо о любви и мне стало не в жилу за папиного друга. Сразило наповал описание эротической сцены, где были такие слова: "Ее острые сосцы весело смотрели…". Сосцы. Это же надо. Перед глазами поплыл коровник с мычащими буренками.

Хотя может и такая любовь бывает? Откуда мне знать?

Госпремию Союза однако товарищу Хо не дали.

В конце 69-го Умирбек Арисланович Джолдасбеков назначен ректором

КазГУ. В университете Умирбек Арисланович получил прозвище Джо.

Ректор главного вуза республики должность заметная и почетная.

Родители знали Джо с 58-го года по Чимкентскому химико-технологическому институту, где он преподавал теоретическую механику и ТММ и где Доктор проучился год. Ректором института в ту пору был Кали Билялов, который став министром высшего и среднего специального образования, сделал Джо проректором Казахского политеха.

Среди казахов чимкентцы слывут большими пустословами. Наобещают с три короба и… фыр тайга. Умирбек Арисланович тоже чимкентский.

Первый раз я увидел его, когда он в августе 68-го пришел с соболезнованием к матушке. У Ситка скончалась мать, моя бабушка

"сохыр кемпир". Тогда же он и сообщил Валере, что меня зачислили в институт: "До экзаменов мне звонил Кали Билялович и предупредил о вашем сыне. Я держал выполнение указания министра на контроле".

Грузный Джо, в прошлом то ли самбист, то ли просто борец, ходил по институту стремительным шагом. Запомнилось, как однажды он остановился и представил спутнику седоватого завкафедрой:

"Знакомьтесь, академик Байконуров". Не место красит человека.

Проректор Джолдасбеков слыл негласным хозяином нашего политеха.

На втором курсе Вареник, Светлов, Овсяник, Пила, Витька Курако,

Ильяс Нурмухаммедов и я сбежали из колхоза. Наказать нас наказали, но не сильно – лишили стипендии и вернули обратно в колхоз. Мы молчали в тряпочку, зная, что за побег из колхоза могли и из института исключить. Могли, если бы дезертиров не было так много.

Мама все же позвонила утром Джо и сказала:

– Умирбек, айналайын, у моего сына есть справка ВКК об освобождении от колхоза, а его сняли со стипендии.

– Пусть зайдет ко мне в одиннадцать. – ответил проректор.

Справку ВКК дала мне мамина подруга Жаугар Сулейменовна врач поликлиники на Комсомольской. "Но дело не в этом". А в том, что проректор усадив перед собой, спросил:

– Почему сбежал из колхоза?

– Видите ли, – ответил я, – выпал снег, стало холодно…

– А что остальным трем тысячам студентам не было холодно? – заметил Джолдасбеков и, махнув рукой, ладно, мол, набрал номер внутреннего телефона. – Мэлс, зайди ко мне.

Мэлс Габитович мой замдекана. Он и обделал возврат стипендии.

Про проректора ходили слухи, что он никого не боится, и привык много брать на себя. Что он крут видно было и по его вальяжной походке.

– Папа, а Джолдасбеков не такой уж и грозный, как о нем говорят. вечером я рассказывал родителям, как меня принял проректор.

– Что ты балам…- Улыбнулся Валера. – Ты обратил внимание, какие у него умные глаза?

Когда же родители узнали, что Джолдасбеков стал ректором главного вуза республики, папа только и сказал:

– Все. Теперь Умирбек для нас недоступен.

Мама добавила по-казахски:

– Да поможет ему бог…

Джо получил полагающиеся к ректорству университетом регалии: его избрали депутатом Верховного Совета и членом ЦК. В кругу друзей его называли еще и Бульдозером, преподы и студенты слагали о ректоре легенды и мифы.

В третий раз суждено мне было встретиться с Джо спустя 28 лет. А пока…

Семь бед – один ответ.

Доктору оставалось на химии три месяца и он не нашел ничего лучшего, как провернуть аферу, жертвой которой пал джамбулский мент с супругой. Мент строил дом и нуждался в стройматериалах. Как Доктор вышел на его жену – отдельная история, только очнувшись после недельной пьянки, Доктор за два часа обдумал и разыграл как по нотам комбинацию.

Он жил в дом Абжана – мужа двоюродной сестры Кати. Зять работал корреспондентом на областном телерадио и среди его бумаг Доктор обнаружил старые бланки накладных. Щедрой рукой он навписал туда все

(от финской мойки с шифером до шпатлевки с обойными гвоздями), что просил достать майор городской милиции и пошел вместе с ним и его женой в Областную контору Госбанка. В приемной управляющего Доктор велел офицеру с супругой подождать, сам зашел в кабинет подчиненного дяди Бори. Представился банкиру племянником Сабдыкеева, позвонил домой, поговорил с Ситком и вышел. Вышел, показал накладные с закорючками и объявил:

– Все в порядке. Давайте деньги.

Если у мента и были до нырка Доктора в кабинет управляющего сомнения, то теперь их уже не было.

В операционном зале и состоялось прощание майора с семью тысячами. Доктор с деньгами удрал в Москву.