– Непонятно, – согласился директор. – Давно пора его снять.

В прошлом году отправлен на пенсию Непорожний. Министром энергетики СССР назначен незнакомый Чокину Майорец.

– Художественное жизнеописание не монография… – сказал он. -

Здесь все должно быть выверено.

Шафик Чокинович поднес к лицу листок.

– Про переброску ты хорошо ухватил… Постановление ЦК КПСС о свертывании это текучка… Когда-нибудь страна вернется повороту.

Сама жизнь заставит.

– Шафик Чокинович, Олжас Сулейменов пишет в "Литературке", что пора бы и осудить коллективизацию. Может поменяем тональность в разделе про раскулачивание? – спросил я.

Чокин обхватил подбородок.

– Олжас не ЦК.

Нелогично. Запрет ЦК на проектные работы по переброске назвал он текучкой, а на мнение Олжаса по коллективизации требует визы все того же ЦК КПСС.

– Вот еще что, – Чокин закруглялся, – В дальнейшем вызывать тебя к себе буду после работы… Людям непонятно, что нас с тобой связывает. – Шафик Чокинович отложил папку с рукописью в сторону. -

Ты большое дело делаешь: меня увековечишь, себя прославишь. Но…

Гласность в данном случае вредна нам обоим.

Вчера был у Жаркена. С декабря 84-го он работает в СОПСе (Совет по изучению производительных сил).

– Шкрет рекомендовал меня на мэнээса… Чокин утвердил представление.

– Никто за тебя не заступился, – покачал головой Каспаков.

– Заходил к Зухре… Она говорит, что в нээсы мне еще рано…

Сдурела тетка… У меня семь статей, веду раздел в отчетах…

Суть не в статьях и не в отчете. Мне тридцать пять.

– Что по диссертации?

– Ну что…? Нужно модель сделать. Но я в математическом программировании не волоку.

– Да-а… – согласился Жаркен Каспакович.

Бывший завлаб потерял жену и с тех пор, а прошло почти два года, не пьет. Между делом я пробрасываю Чокину: человек завязал, может пришло время назад возвращать? Директор как будто не против, и говорит: "Подождем".

С Каспаковым мы говорим обо всем. Единственно я скрыл от него, что весной вместе с очерком отправил документы на заочное отделение

Литинститута. Думал, расфуфырюсь да и повод будет в Москву наезжать.

Летом пришел ответ: такой хоккей нам не нужен. О письме из Москвы я не сказал ни Айгешат, ни матушке.

Первый снегопад ворвался в город наш…

Октябрь 1984-го. Пришел Бирлес и спросил у Айгешат:

– Бектас дома?

– Дома.

– Я принес "Мастера и Маргариту".

Я вышел из спальни.

– Ну-ка давай.

– Книга Игоря… Еле выпросил для тебя… Смотри, не запачкай.

После выхода очерка в ноябре 83-го Лерик решил: я обязательно должен прочитать "Мастера". У его друга Меса фотоперепечатка романа.

Когда Лерик принес три синие папки с фотографиями, я спросил:

– О чем книга?

– Пожалуй, в двух словах не рассказать. Одно могу сказать: я тебе завидую. Начнешь читать, сам поймешь, почему.

В тот день мы выпили с Сериком Касеновым. Подошел Бмрлес. Втроем пришли во двор Магды и Иржи Холика и, заговорившись, я оставил портфель с романом на садовом столике. Вспомнил о фотокниге через полчаса дома. Прибежали с Бирлесом на место, портфеля и след простыл.

Полгода выплачивал компенсацию хозяину деньгами и книгами.

Дракуле запомнились мои сетования и он принес Булгакова в положенный срок. Ни раньше, ни позже. Я начал читать и немедленно догадался, что…

На следующий день я продолжил чтение.

Пришла с работы Айгешат. Увидела в прихожей мои мокасы и спросила у матушки:

– Бектас на работу не пошел?

– Да. Лежит со своей Маргаритой.

Айгешат разбалделась.

Жена разбалделась, а я не только уже и немедленно догадался, что эту книгу я ждал всю свою жизнь, но и…

…Кул и я пришли в редакцию "Простора". В комнате моего редактора Валеры Михайлова поэты Валерий Антонов и Маршал Абдукаликов.

Антонов в завязке. Единственный среди казахов Маршал, Михайлов,

Аленов и я пьем водку.

– Валера, ты читал "Мастера и Маргариту"?.

– Да. – ответил Михайлов.

– Получается, Иисус Христос реальная личность?

Валера решительно замотал головой.

– Конечно.

– Почему отрезали голову Берлиозу?

– Берлиоз демагог, – сказал Михайлов.

С Михаилом Александровичем поступили сурово. Кто из нас не демагог? Нет, не за демагогство отрезали голову Берлиозу.

Бирлес Ахметжанов мной переименован в Берлиоза и отныне шугается трамваев.

– Ой, зачем ты меня назвал Берлиозом?! Когда-нибудь и мне отрежут голову.

Я успокаиваю его.

– Твой трамвай еще не выехал из депо…

Я не нарочно… Просто совпало…

Спустя три недели после взрыва на третьем блоке

Чернобыльской АЭС читал перепечатки в "За рубежом". Мир переполошился. Телезаявление Горбачева международную общественность не успокоило. Генеральный секретарь впервые на людях открыто взволнован, было заметно, как он сильно поплохел. Горбачев говорил о человеческом факторе, вящего утешения ради – не одни мы такие – упомянул и об утечке радоактивного материала на "Тримайл Айленд".

В институтских коридорах треп шел вокруг надежности американских водоводяных реакторах корпусного типа и отечественных – уран-графитовых.

Когда отправлялся в первое плавание атомный ледокол "Сибирь" министр морского флота СССР Гуженко сказал журналистам, что за реактором в ледовом походе будет присматривать член-корреспондент

Союзной Академии наук. Позже узнал, что контроль за всеми советскими

АЭС на таком уровне ведется с момента пуска первенца атомной энергетики в Обнинске.

Короче, ничего тут особенного нет.

Из институтских сотрудников представление, что такое АЭС имели два человека. Гордиеночка и Узак Кулатов. Гордиеночка проходила преддипломную практику на Чернобыльской станции в 83-м году.

Практикантка на то и практикантка, понятие об АЭС Гордиеночка получила как экскурсантка.

Другое дело Узак. Работал он на Нововоронежской АЭС три года, имел дело с подготовкой теплоносителя, но главное, хитрый киргиз умеет наблюдать и обобщать.

– Узак, – спросил его я, – как ты думаешь, почему рвануло в

Чернобыле?

Кулатов отвечал на ходу. Он куда-то торопился.

– Тау ядерных взаимодействий микроскопическое… Практически нулевое…

– То есть?

– То есть, ты только подумал, а уже есть… Процессы проходят быстрее мысли.

По Кулатову выходило, что дело не в конструкции реактора. Будь он даже трижды водоводяной, все равно может равнуть. И дело даже не в том, что природа ядерных взаимодействий недостаточно исследована учеными.

Всего знать никому не дано.

Позднее ходили разговоры, будто Чернобыль знаменовал собой наступление новой эпохи. Якобы глубинная причина катастрофы в том, что страну поджидала долгожданная смена исторических вех. Подпирал аварию на третьем блоке приход к власти Горбачева. До получения селянином почетного титула "князя тьмы" оставалось пять с половиной лет, но наша Надя Копытова, вернувшаяся из Алупки, уже свидетельствовала: "Народ в Крыму называет Горбачева антихристом".

Тогда я почему-то вспомнил о землетрясении в Ташкенте 1966 -го года. Оно произошло тоже 26 апреля

Что предшествовало ташкентским толчкам? Что происходило в стране и мире в 66-м? Вроде ничего особенного. Шла война во Вьетнаме, в разгаре была культурная революция в Китае, состоялся заплыв по Янцзы

Председателя Мао. Как будто больше ничего, если не считать, что в конце февраля состоялось примирение Пакистана с Индией.

Да, при посредничестве Косыгина состоялось подписание Ташкентской декларации. Документ подписали президент Пакистана Мохаммед Айюб Хан и премьер-министр Индии Лал Бахадур Шастри.

Наутро, перед возвращением в Индию Шастри в ташкентской резиденции внезапно умер.

Вот и все что было.

Обе даты – 26 апреля – разделяет ровно 20 лет.

Но справедливо ли приравнивать подписание Ташкентской декларации к воцарению Горбачева? Для Пакистана и Индии возможно и да, для мира