Каждый последующий бюллетень Жаркену дается все трудней и трудней. Знакомые врачи более не хотят рисковать своим местом, да и поднадоел Каспаков просьбами прикрыть. По КЗОТу за трехдневный прогул человека полагается увольнять. Жаркен Каспакович гудит неделями и когда заявляется на работу, Чокин вызывает его к себе, рвет и мечет, грозится выгнать, но, поостыв, ограничивается наказанием рублем.

Зухра глаза и уши директора. Обо всем, что творится в институте,

Чокин осведомлен с ее слов. Прислушивается к ней Шафик Чокинович и при решении кадровых вопросов. Она тоже ничего не имеет против

Каспакова. Опять же порядок есть порядок и за него она отвечает наравне с начальником отдела кадров.

Хорошо еще что директор убрал из парторгов Ахмерова. Тот бы сам на сам добил завлаба. Нынешний секретарь парткома Каспакова не трогает.

Наблюдался период, когда Жаркен держался больше месяца. Он свежел на лицо, пропадала робость, суетливость. Возрождались возгонки о будущем, глядя на бодренького Каспакова, тактичные люди уже и не вспоминали, что человек несколько недель назад пил. Не все однако у нас тактичные. Один из таких добряков, а им оказался Озолинг, остановил Жаркена вопросом: "Выжили?".

Каспаков оброзел от сострадания пенсионера и вызвал меня в коридор:

– Представляешь? Уже и этот Озолинг…

Симптом характерный, но запоздалый. Ничего нового Жаркен для меня не открыл. Пьющего человека никто не боится, он ни для кого не опасен. И если даже на всю жизнь запуганный Сталиным, И.Х. позволяет себе не скрывать, чего он по-настоящему дожидается, то ничего не поделаешь. Надо терпеть, держаться, не поддаваться на вылазки.

Пьянством еще долго будут все кому не лень в глаза тыкать. За удовольствие надо платить.

– Ивана Христофоровича не переделаешь, – успокоил я завлаба.

– Сволочь, – покачал головой Жаркен Каспакович.

В 70-х Озолинг делился с Шастри наблюдениями, сделанными в лагере под Джезказганом.

В Карлаге существовала норма питания, при которой человек мог выжить. Ее получали зэки, дававшие план. Те, кто сильно не надрывался на работе, имели сильно урезанную пайку. Почти ничего не ели те, кто вообще плохо работал. По наблюдениям И.Х. больше всего умирало из первой и третьей группе зэков. Из чего Озолинг делал вывод: надо уметь распределять затраты человеческой энергии, чтобы расход не превышал прихода. Невязка баланса необходимое зло при расчете котельной установки, в жизни же она чревата.

Так что задав Каспакову вопрос "выжили?", И.Х. вновь продемонстрировал не только наблюдательность.

Жаркен в курсе наметившейся у меня перемены. Отца Айгешат он знает. В поселке физиков живет родная сестра Каспакова, которая без устали нахваливает матушке медичку.

Айгешат работает за городом, в больнице Илийского района. После обеда она приезжает ставить матушке уколы. Мама прется от иньекций:

"Уколы у Айгешат не чувствуются".

"Как он подошел, на палубе нашей стало совсем светло, мы ясно видели их, они – нас.

– Да это карнавал! – сказал я, отвечая возгласам Дэзи. – Они в масках;

Вы видите, что женщины в масках!

– Действительно, часть мужчин представляла театральное сборище индейцев, маркизов, шутов; на женщинах были шелковые и атласные костюмы различных национальностей. Их полумаски, лукавые маленькие подбородки и обнаженные руки несли веселую маскарадную жуть.

На шлюпке встал человек, одетый в красный камзол с серебряными пуговицами и высокую шляпу, украшенную зеленым пером.

– Джентльмены! – сказал он, неистово скрежеща зубами, и, показав нож, потряс им. – Как смеете вы явиться сюда, подобно грязным трубочистам к ослепительным булочникам? Скорее зажигайте все, что горит. Зажгите ваше судно! Что вы хотитет от нас?

– Скажите, – крикнула, смеясь и смущаясь, Дэзи, – почему у вас тая ярко и весело? Что такое произошло?

– Дети, откуда вы? – печально сказал пьяный толстяк в белом балахоне с голубыми помпонами.

– Мы из Риоля, – ответил Проктор. – Соблаговолите сказать что-нибудь дельное.

– Они действительно ничего не знают! – закричала женщина в полумаске. – У нас карнавал, понимаете! Настоящий карнавал и все удовольствия, какие хотите"!

– Каранавал! – тихо и торжественно произнесла Дэзи. – Господи, прости и помилуй!".

Александр Грин. "Бегущая по волнам". Роман.

Керя и я забежали в продмаг напротив нашего дома и нос к носу столкнулись с участковым.

– Молодой человек я живу в этом доме, – я показал милиционеру на свое окно в доме. – Вы должны знать мою маму.

– Вашу мать? – участковый повернулся от Кери ко мне. – Кто она?

– Она домохозяйка и часто звонит в опорный пункт.

Милиционер кивнул головой.

– Я знаю ее. Что вы хотели?

– Я прошу дать отсрочку Ержану Жакубаеву.

Услышав фамилию Иржика, участковый нахмурился. – Что у вас общего с Жакубаевым?

– Он родич мой.

– Родич? – слегка удивился мент. – Вашему родственнику я давал три месяца срока. На работу он так и не устроился.

– Поймите, его жену посадили, ему очень тяжело.

– Наталья Головченко ему не жена.

– Все равно.Он любит сожительницу больше чем жену.

Магду менты посадили от нечего делать. Вызвали повесткой в милицию, потрепались, посмеялись и отпустили. А через два дня пришли утром и увели. Когда Магду уводили из дома, участковый предупредил

Иржи Холика: "Следующий ты на очереди". Пиночет не то чтобы загрустил – запаниковал. Докопались. Человек никого не трогает, думает днями как бы повеселиться и за это его надо сажать? Просить мента войти в положение – дохлый номер. Милиция признает только силу.

– За нами не заржавеет, – осторожно сказал я.

– Что это значит? – участковый насторожился.

По национальности он метис. Лицо русское, фамилия казахская. Был бы натуральный казах – сразу бы договорились..

– У меня друзья работают в управлении кадров МВД. Могу помочь с продвижением по службе.

– Что вы говорите?! – старший лейтенант усмехнулся. – Это как вы мне поможете?

– Скажем, мы вас отправим на учебу куда-нибудь… В академию

МВД, к примеру.

Это я лязганул. В академию МВД принимают, как минимум, с должности замначальника РОВД.

Тем не менее, мент поутратил решимости. Полностью однако отмазать

Иржика не удалось, – участковый согласился не трогать кореша только неделю. И пообещал: если к исходу семи дней справки с работы не будет, Холика повяжут.

Керя, участковый и я вышли из магазина. На улице разгулялся ветер, поднялась пыльная буря. Будет дождь или нет? Летом не всегда пыльная буря завершается дождем. Сегодня 31 августа, лето кончилось.

Я зашел в автомат и позвонил Айгешат.

– Сейчас я к тебе приеду.

– Правда?

– Правда. Вызову дежурную машину и приеду.

В поселке, где она живет, дождь идет вовсю. Ей скучно и она догадывается, что никакой дежурной машины у меня нет, но по телефону ей, как и мне, говорить веселее и легче. Я притворяюсь, она это понимает, но подыгрывает. Без этого нельзя.

"Надо смотреть правде в глаза. – думал я. – Как бы не хорохорился, но самостоятельно я не смогу сделать выбор. Если она ведомая, как сама говорит, то на ведущего я никак не потяну. Что может получиться из этого? Может получиться как в древнем анекдоте про скрещивание хунвэйбина с цзаофанем".

На следующий день вечером в окошко к Иржику постучал Кук. Вместе с подъемными в двадцать пять рублей главный шабашник района привез

Иржику билет на поезд до Петропавловска. Биокомбинатовским бичам предстояло до зимы достроить три коровника и с первыми холодами ехать на заготовку леса в Минусинск. . Под лежачий камень вода не течет. Магду осудили на год. Чтобы регулярно закидывать сожительнице сигареты с чаем, не говоря уже о посылках, нужны какие-то деньги, которых у Холика нет. Так что и участковый, и Кук появились вовремя.

Горела ночь пурпурного заката…

Ночь не горела, она пылала. 1 сентября на жигуленке альпиниста Попенко по трассе Фрунзе – Алма-Ата Зяма возвращался с восхождения. Толян сидел рядом с водителем, на заднем сиденье ехала дочь альпиниста. Попенко то ли уснул, то ли перебрал со скоростью – машина перевернулась и Зяблик, пробив лобовое стекло, пролетел несколько метров и разбился насмерть.