…Современное кино изменилось. Оно приблизилось к социальной реальности мира. Можно, например, оперируя исключительно документами, создать трактат о современном мире, и это будет одновременно и художественным произведением. Между образом и документом стал короче путь. Мой метод зиждится на двух принципах: монтаже и специально обученном актере. Но в данном случае мне нужен не актер, а документ. Я хочу смонтировать не куски игры, а куски жизни. Я рискую, потому что это для меня ново.

Издалека я понимаю, что это было неизбежно. Новое часто поначалу кажется неправильным, пока не становится очевидной его необходимостью. Материалом фильма должна стать документальная летопись событий и жизни отдельных людей ХХ века".

Семен Фрейлих. "Беседы о советском кино". Книга для учащихся старших классов.

Ты всю ночь не спишь,

А в окна твои ломится

Ветер северный,

Умеренный, до сильного…

В шестидесятых Шефу нравились песни Станислава Пожлакова.

Нравился брату композитор и внешне. "Какой парень!".- говорил он, глядючи в телевизор.

Сейчас он не вспоминает Пожлакова

Из небытия на "Голубом огоньке" объявился Иван Папанин. Полярнику исполнилось то ли восемьдесят, то ли девяносто, и он обратился к телезрителям: "Браточки и сестреночки!".

Шеф расплылся в чистой улыбке.

– Бек, Папанин хороший человек.

По телевизору показывают "Берега" про абрека Дату Туташхиа.

Шеф считает, что Чабуа Амираджиби высосал своего героя из пальца.

– Какой из Туташхиа разбойник, если он никого не убил?

Не совсем понятно. Если разбойник, то обязательно должен кого-то убить? Шеф утверждает: да, именно так. Бандюгана без мокрухи не бывает.

…Два часа ночи. Шеф и я сыграли в шахматы двадцать партий подряд. Шеф победил со счетом 18:2.

– Все. – Я стал собирать фигуры.

– Может еще сыграем?

– С меня хватит.

– Контровую?

– Хочешь удовольствие растянуть? Лучше завтра. Спать давно пора.

– Давай что-нибудь слопаем, – предложил Шеф.

Вечером к маме приходила тетя Шафира с подругой. После гостей в доме всегда есть чем поживиться. Матушка спит. Из холодильника извлекли половинку вареной курицы, казы, морковный салат.

– Сколько тебя учить? Задумал комбинацию, – обязательно подопри фигуру. – Шеф ест и не забывает указывать на ошибки. – Ты невнимателен. Сел играть, ни о чем постороннем не думай.

– В Алма-Ату приехал гроссмейстер Васюков… Завтра он дает сеанс одновременной игры в нашем институте.

– Васюков? Сыграй с ним один на один. Ему не мешало бы у тебя поучиться.

– Ты балдеешь надо мной, а в институте я однажды играл на пузырь с ка мэ эсом и уделал его.

– Что ты мне горбатого лепишь! – Мои успехи в шахматах на стороне вынуждают Шефа сильно морщить лоб. Он что-то вспомнил и сказал. -

Совсем забыл… Сегодня днем видел Жуму Байсенова. Помнишь его?

– Помню.

– Ментом работает в Калининском РОВД.

– Ментом?

– Ментом.

– Ты про Сайтхужинова слышал?

– Который? Тот, что начальник уголовного розыска в Советском…?

– Ага.

– Слышать слышал, но не встречался. Знаю там только Аблезова.

– Сайтхужинов племянник тети Софьи, матери Сейрана.

– Ну и что? Посуду кто мыть будет?

– Я конечно.

Валялся я в кровати минут десять, начал уже засыпать, как услышал дробный стук о стенку. Стук шел из детской. Что там? Шеф знает, что я должен спать и не мог меня звать к себе. Я вышел в коридорный пятачок. В детской горел свет и я заглянул поверх занавески в дверное окно комнаты.

Вот оно что. Я быстро, пока Шеф не засек меня, юркнул к себе.

Через пять минут он вышел из детской. Хлопнула дверь в ванной, донесся шум воды. Я то думал, что с Балериной он пропадал неделями просто так. Оказывается член Политисполкома Коминтерна у Шефа вовсе не в отставке. Что за дела? Шеф онанирует? Сие не столько стремно, сколько непонятно. Я по себе знаю, что такое импотенция. При ее наличии хороший импотент никогда не кончает. В чем тогда суть его нескладухи?

Прежде, чем зайти куда-то, убедись, что выйдешь…

Что можно сделать с собственной жизнью? Жизнь идет сама по себе, мы сами по себе. "Делом надо заниматься! Делом!". Про какое дело толкуют чеховские герои? В "Войне и мире" Толстого есть знаменитая сцена, когда Безухов, глядя на обитателей петербургских салонов, размышляет о том, как все мы пытаемся убежать от жизни. Мы не верим, что дело, которым вынуждены изводить себя, за неимением лучшего, занимать себя, и есть та самая конкретная работа, которая, по словам чеховских персонажей, способна примирить нас с действительностью, с самим собой.

У Чехова я не нашел ни одного по-настоящему жизнерадостного персонажа. Доктор Старцев лечит людей, завладел расположением горожан, и превратился в человека, главной докукой которого является он сам.

"Примирение с самим собой обычно происходило не под воздействием злобы дня, приобретенных привычек, принятия на себя невыполнимых обязательств. На примирение подталкивало более всего, день ото дня оформлявшееся мнение, что один человек сам по себе ровным счетом ничего не может изменить в этом мире, ничего не может поделать с незыблемыми установлениями общества, как не в состоянии совладать народы всего мира с, определившимися раз и навсегда, законами природы.

Сознание бессилия твоего внутреннего мира что-то изменить к лучшему в мире внешнем, строгая необходимость порывать, не считаться с посещающими тебя сомнениями, порождают ожесточенное оскорбление, с которым ты набрасываншься на зеркало с отражением отвергнутых тобой химер. Это в лучшем случае. В худшем, – мы так или иначе, но вытесняем из себя, не дающую покоя щекотливость, двойственность: прикрываемся общественными и личными заботами, уверяя себя в том, что первичнее и насущнее этих забот ниего нет и не может никогда быть. Все остальное – блажь, упражнения праздного ума.

Чем благополучнее складывается общественное положение человека, тем легче он забывает о вечных вопросах, с течением времени начинает стыдиться, испытывать неловкость за те мучения, с которыми он преодолевал нашествие неясных мыслей и ощущений, за то как нелепо вопрошал: "Для чего я живу?". Ныне все то, что связывало и связывает его с приобретенным положение и представлялось ему тем самым значительныим, главным содержанием плана его жизни.

Нет-нет, да проскальзывающие воспоминания гонятся ныне прочь, понуждают вспоминать проклятый вопрос: "Неужели родился я лишь для того, чтобы жить так, как все, подчиняться лицемерным нормам общественной морали? И это жизнь?". Во имя чего обманываю я себя, родных, близких? Всю жизнь, не замечая, мы заняты поиском настоящего, истинного в себе, но поиск этот затруднен заботами о тебе лукавого, который сбивает с толку искусом богатства, власти.

Человек рожден в муках вовсе не для того, чтобы помыкать подобными себе особями, куражиться над слабыми. Тогда для чего? В чем истина? Где заключена сердцевина жизни?

Не могу утверждать, что эти треклятые вопросы часто отвлекали меня от повседневности, ставили в тупик из-за непримиримой противоречивости от надобности следовать опостылевшим, сущностно жалким установкам благонравия и непонятного, до сих пор, неспокойствия души. Казалось бы, со всем сомнительным с угасанием душевного энтузиазма я покончил раз и навсегда на рубеже двадцати пяти-тридцати лет".

Заманбек Нуркадиловв. "Не только о себе".

По Алма-Ате повторяли "Незаконченную пьесу для механического пианино". Смотрел кино с Шефом.

Платонов-Калягин бегал по дому, выскочил на воздух: "Мне тридцать пять лет! Я ничтожество! Я ничего не сделал!". Спрыгнул с обрыва в реку. Не ушибся, но сильно промок. Ему стыдно и жалостно.

Механическое пианино – метафора. Фано играет не рэгтайм, но суть все та же. Музыка сочинена без нашего участия, она будет играть при нас и после. Ходильник жизни давным-давно заведен, нам кажется, человек-невидимка нажимает на клавиши, а все очень просто: мастер вставил в инструмент стальной храповичок с дырочками. Шарманка. Шар