– Эх, еврей, еврей, еврей…

Давид враз уменьшился в росте, втянул в себя голову. Я стоял рядом и все слышал. Ехидство накатило на меня и я спросил: "Что она сказала?".

Давид покрылся багрянцем и силился изобразить улыбку. Оглядываясь по сторонам, он выдавил из себя:

– Не знаю… Говорит: еврей, еврей…

Посиделки в нашем дворе проходили под патронажем соседки с первого этажа Аси Сергеевны. Она и еще несколько старушек приглядывали за внуками, болтали и интересовались новостями.

Ася Сергеевна останавливала меня.

– Как там американцы? Успокоились?

– Не думают успокаиваться. – с задором отвечал я. – Продолжаются происки в Конго… Ну и общая международная обстановка не внушает оптимизма. Вы слышали, из Генуи в открытое море вышел флагман

Седьмого Средиземноморского флота крейсер "Литл рок"?

Ася Сергеевна напряглась.

– Ах ты, боже мой! Не слышала. И что же будет?

Я напустил на себя важность.

– Со дня на день ожидаются важные известия.

– Какие еще известия?

– Все договоренности, достигнутые Хрущевым и Кеннеди на переговорах в Вене, уже не имеют силы.

Ася Сергеевна более всего на свете боялась за внука Сережу и активно переживала за мир на планете.

– И что?

– Да ничего. Холодная война на исходе…

– Слава богу.

Ася Сергеевна рано возрадовалась.

– Мир стоит перед началом Третьей мировой войны.

– Господи! Не пугай! – Ася Сергеевна схватилась за сердце. – Ты правду говоришь?

– Если не верите, могу привести факты последних дней.

– Ой, не надо факты! – соседка тяжело вздохнула. – И так страшно.

Дома на кухне я рассказывал Ситке.

– Сегодня во дворе я снова нагнетал международную напряженность.

Ситка Чарили расхохотался.

– И как?

– Бабульки прибалдели. Ася Сергеевна спрашивает у кого ключи от бомбоубежища.

Ситка вновь засмеялся, но тотчас же посерьезнел.

– Смотри, не увлекайся. Одно дело, когда болтаю я, другое – когда ты. Нам с тобой ничего не будет. А на отца могут заявить. Понял?

Понять то я понял. Но Ася Сергеевна не станет закладывать нашего отца. Она не такая.

Душно. Невыносим свет лампы в летнюю ночь. Я не мог заснуть и читал "Робинзона Крузо". Братья не торопились укладываться.

Запыленная лампочка в детской горела тусклым светом. От тусклого света я не находил себе места. Все тот же свет тому ли причиной, но и от комнатных стен исходило глухое беспокойство.

Тянул с правого бока живот. На второй вечер с той же стороны и по центру живота пробежала и исчезла тупая боль. Тяжесть в низу то нарастала, то отступала.

Я похолодел от догадки.

"Аскариды!".

Приехала скорая. Врач щупал живот, а я представлял, как аскариды сверлят стенки живота, расползаются внутри меня во все стороны.

Скорей, скорей!

Врач сказал: "Похоже на аппендицит".

Я привстал с кровати.

– Не аскариды?

– Аскариды? – Доктор оглянулся на папу. Отец молчал. – А-а…Не бойся. Проверим.

Привезли меня в хирургию. Меня надо бы срочно прооперировать и узнать про аскариды. Но врачи не торопились. "Подождем до утра" – сказал дежурный ординатор.

Я возлагал большие надежды на аппендицит. При операции врачи обязательно наткнутся на аскариды и вытащат их всех до одного.

Утром я позабыл про живот и аскариды. В хирургии мне нравилось.

Здесь не скучно. В палате со мной лежал пацан после аппендицита. Он рассказывал, что операция ерундовая. Не больно.

Два других соседа взрослые дядечки. Старик-казах – десять дней назад ему отрезали ногу – все больше молчал, – и говорливый дядька лет сорока после операции на желудке. Говорливый – сам врач и просвещал палату по медицине.

Я напрягся. Сосед говорил про сумасшедших.

– Они буянят до тех пор, пока не почувствуют, что кто-то сильнее их. Узреют силу – сразу как миленькие приходят в себя… Буйные излечиваются. Ненадолго, но излечиваются. А вот тихие…Тихие, нет… Они неизлечимы.

Пришла тетя Рая Какимжанова. Принесла черешню, клубнику. Ближе к обеду пришла и мама.

Вечером в столовой показывали кино "Неотправленное письмо".

Больные заранее заняли места и ждали. . Ко мне обернулся светлый казах лет тридцати и спросил: "Сегодня к тебе приходила полная женщина… Это твоя мать?".

– Да.

– А почему она в газовом платье?

Медсестры, с которыми днем перешучивался этот светлый, с насмешливым интересом смотрели на меня. Им то, что надо?

– Что такое газовое платье?

– Капроновое. – ответил светлый.

Я не понимал, что дурного в газовом платье, но чувствовал, знал, что этого гада хорошо бы где-нибудь подкараулить.

…Татьяна Самойлова в "Неотправленном письме" с геологами в сибирской тайге искала алмазы. Поначалу все шло хорошо, алмазы нашли, пора собираться домой. Пожар в тайге… Трудно было поверить, что из-за пожара Самойлова вновь потеряет любимого. На этот раз

Василия Ливанова.

В "Советском экране я прочитал, что во всем виновата война и будто бы из-за войны Самойлова потеряла Баталова в фильме "Летят журавли". Неправда. При чем здесь война? И в "Неотправленном письме" пожар в тайге тоже ни причем.

Аппендицит не подтвердился, аскариды тоже не обнаружились и меня перевели в детское отделение. Пошла жизнь по распорядку. Туда нельзя, сюда не ходи. Играть на воздухе можно только в беседке.

Медсестры нас не стеснялись Что мы могли понимать? В отделении был малыш полутора или двух лет. Пухленький, симпотный мальчик

Алдан. Алдана хотелось прижать к себе, обнюхать, потискать.

Малыш возился в беседке с машинкой. Медсестра сказал: "Вчера приходил твой кабан-отец". Алдан улыбнулся и радостно засопел. Отца его я не видел. Глядя на Алдана, я не мог представить, каких размеров достигает кабан. При мне пришли к нему его взрослые сестры.

Веселые девушки. В ушах у них болтались кольца-сережки. Они щекотали братишку. Алдан топал ножками и улыбался.

Другая, не та, которая болтала про отца Алдана, медсестра приглядывала за нами в беседке с незапахнутым халатом. Нечаянно я увидел ее исподнее. С самого низа светлые трусы медсестры были то ли вымазаны грязью, то ли она забывала следить за собой.

Пришел Доктор. Не один, с девушкой. Чувиха красивая, но сильно накрашенная. Девушка погладила меня по голове: "Какой ты маленький".

Доктор напропалую лепил фонари.

– Маленький? Но зато какой! Это здесь он тихоня. Знаешь, что дома вытворяет? Стихи пишет… Стихи – труба делу! Скоро его будут печатать в журнале "Пионер".

Врет и не зажмуривается. Во-первых, не в "Пионере", а в

"Балдыргане". А во-вторых, главный редактор "Балдыргана" успел позабыть о своем обещании напечатать меня.

Вечером зашла попрощаться со мной мама. Завтра с Ситкой Чарли они уезжали в Ленинград. Папа выхлопотал место в институте Бехтерева.

Папа, мама, все мы надеялись, что в Ленинграде Ситка наконец покончит со Сталинградом.

"Бургомистр Западного Берлина Вилли Брандт лицемерно обвинил власти Германской Демократической республики в нарушении Потсдамских соглашений и положений дополнительного протокола по статусу

Берлина… Канцлер ФРГ Конрад Аденауэр, преисполненный реваншисткого ража, подстрекает заокеанских покровителей принять меры в ответ на сооружение разделительной стены в Берлине…".

Это уже кое-что, но еще ничего не значит. Читаем дальше.

"ТАСС. 11 августа. Главнокомандующий войсками стран-участниц

Варшавского договора Маршал Советского Союза А.А.Гречко на заседании

Объединенного штаба объявил о приведении подчиненных ему войск в повышенную боевую готовность…".

Началось! Наконец-то! С газетой в руке я вылетел во двор. Команда

Аси Сергеевны на месте.

– Ура! Ура!

Скамейка пришла в движение.

– Что случилось?

– Война! – Выпалил я из гаубицы.

Ася Сергеевна взвизгнула.

– Ты что несешь?! – Соседка не на шутку разозлилась. – Сейчас же замолчи! Болтун!