К примеру, Лойтер курит сигареты через длинный мундштук с антиникотиновыми патронами. По другому в его возрасте и с его повышенным давлением нельзя – курит Эммануил Эфраимович "Памир" – сигареты без фильтра. Глядя на завлаба, Ережепов курит, правда, сигареты с фильтром – "Казахстанские", – но тоже через длинный, такого же цвета, как у Лойтера, с антиникотиновыми патронами, мундштук и так же как Эммануил Эфраимович держит руку с табачищем изящно, на отлете, и, кажется, теперь нисколько не переживает за то, куда пристроить умище.

"В те времена не ощущалось особых разногласий между городскими и приезжими. Мы все, каждый свою меру, попробовали лиха в послевоенном детстве. В чем мы не находили понимания с городскими, так это в их равнодушии к родному языку. Понятно, росли в городе, учились в русских школах, смешанная среда. Тем не менее удивляло, что они не стремились познать родной язык. Кем они в таком случае могли себя ощущать, кого, черт побери, представляли? Самих себя?

В чем еще можно было их упрекнуть, так это в вышучивании, правда, беззлобном, приезжих за скверное знание русского языка.

Студенты из шаруа и без того терялись из-за путаницы в окончаниях, а когда попадали на семинарские занятия по философии или политэкономии, для них начинался кошмар. Как-то один такой бедолага на семинаре по политэкономии докладывал реферат о хищнической сущности транснациональных монополий. Он бойко читал текст, широко расправлялся в плечах, слыша за спиной одобрительные междометия преподавателя, как вдруг после его слов "… к примеру, монополистическая компания Дженерал матрос…" грянула ржачка.

Больше всех веселились горожане. У докладчика испарился пафос. Он в замешательстве с минуту переводил глаза с преподователя на ребят, потом спролсил: "Я что-то не понял. Снова начать?".

Наши жеребцы по новой заржали".

Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".

Вы слыхали? Да, да! "Вы слыхали, как поют дрозды? Не, не те дрозды, не полевые. А дрозды, волшебники-дрозды…". Легко понять, о каких дроздах может идти речь применительно к науке об энергетике, когда день-деньской имеешь дело с дятлами. Словом, обедать Чокин ездит домой. Все знают: директору домашние подают на обед и мясо. Знают потому, что по возвращении в институт Шафик

Чокинович вынимает зубочистку и подолгу цвиркает. Слушает докладчика, между делом цвиркнет раз-другой и дожевывает застрявшее в зубах мясо.

"Вот они расселись по деревьям".

Сатраев с Ережеповым на послеобеденных вливаниях в кабинете директора не спускают глаз с Шафика Чокиновича, ловят каждое движение. Почему задолго до обеда, с раннего утра, заводят они, аки неизвестного подвида райские птички, перецвиркивание.

– Цвирк! – со своей ветки сигналит побудку Сатраев.

– Цвирк- цвирк! – за соседним столом просыпается певчий дрозд

Ережепов.

И с полей доносится: "Ой бай!". Большая комната лаборатории энергосистем наполнилась "ой-е-е-еем".

"Шапки прочь! А-у-а… В лесу поют дрозды!

А-у-а-ав-ва… Певчие избранники России…" Как и полагается, поют дрозды до головокруженья.

– Завязывайте! – лопается терпение у Саяна Ташенева. – Спятили?!

Сладкоголосые птицы юности или не слышат опупевшего Саяна, или не хотят ничего слышать, и продолжают чирикать: "Цвирк-цвирк!

Цви-и-и-и-ирк!".

Древо желаний

Чокин питает слабость к просвещенным людям. Настолько, что ставит старшим научным сотрудникам в образец краснодипломников и некоего

Фетина. Последний закончил политехнический, позже физфак университета и не собирается останавливаться на достигнутом.

Лойтер жалуется на внутричерепное давление и просит Чокина разрешить работать несколько дней в неделю дома. Чокин ценит

Эммануила Эфраимовича, но разрешения не дает. Заведующий лабораторией энергосистем пригорюнился. Не во власти Лойтера обижаться на директора вслух, потому он как дальновидно умный человек технично сделал закладку бомбы замедленного действия.

Дело в том, что жена Ережепова работает на ВЦ, ей полагается знать современные языки программирования. Оркен сподобился освоить с помощью жены АЛГОЛ с КОБОЛом. Лойтеру – все "мы в ответе за тех, кого приручили" – только этого и надо, вот он на секциях Ученого совета настоятельно и рекомендует Чокину обратить пристальное внимание на Ережепова.

– Парень окончил институт с красным дипломом, свободно владеет и

КОБОЛом, и АЛГОЛом, трудится, не покладая рук. Не могу нарадоваться… На моей памяти первый такой…

Чокин уперся взглядом в Ережепова. Он привык самолично проверять людей, но вера в проницательность Лойтера делает свое дело: он очарован краснодипломным птахом.

– Что ж… Это достойно.

Хризантемы…

Отношение Сюндюкова к делу нравится директору. Иначе и не должно быть – Руфа хоть и большой фальсификатор истории, но мужик основательный

Электрификация целины в общих чертах завершена. Директивами последнего съезда партии поставлена задача внедрением последних достижений науки и техники добиваться резкого повышения продуктивности животноводства. Шафик Чокинович загорелся планами организации лаборатории сельской энергетики под Руфу. Планы разукрупнения лаборатории не понравились Каспакову. Он поначалу говорил Чокину, что лаборатория по энергетике села в институте не нужна, мол, к чему дублировать Сельэнергопроект? Директор стоял на своем. Тогда Жаркен стал капать Чокину на мозги: дескать, Руфа не тянет на завлаба.

Директор понял страстишку Каспакова и затею с лабораторией сельской энергетики оставил в покое. Однако, Каспакову уже и этого мало. Он вознамерился окончательно деморализовать Сюндюкова и при любом – удобном, неудобном – случае стал подкалывать Руфу.

Мы вышли на улицу в хорошем настроении. Нас отпустили с работы поприветствовать проезд по улице Тодора Живкова, после встречи руководителя Компартии Болгарии разрешено идти на все четыре стороны.

Я стоял рядом с Руфой, когда подошел Жаркен.

– Ты тоже здесь? – с издевкой спросил он Сюндюкова. – Удивительно.

– Че это он на тебя баллон катит? – спросил я.

– Человек на уровне. Вот под себя и гребет, – Руфа опустил глаза.

– Кто он такой, чтобы на тебя выступать? – за Руфу мне обидно. -

Почему не заткнешь его?

– Ладно…, – Руфа заморгал глазами.

Каспаков делился не только со мной, что он по-настоящему понимает про Руфу: "Рафаэль бездельник". Три года назад он же говорил про

Сюндюкова совершенно обратные вещи. Что Каспаков не согласится на появление у себя под боком лаборатории во главе с Руфой можно было предвидеть. Но чтобы он поставил себе целью из-за чепухи изо дня в день лажать вчерашнего друга для меня неожиданность.

И опыт, сын ошибок трудных…

Область неизвестного повелевает обходиться с ней крайне осторожно. Большим чудачеством и даже ошибкой в путешествии по неизведанному уповать на подобие какого-то предварительно разработанного плана. С другой стороны, стоять на месте из боязни впасть в ошибку в будущем может принести немало ненужных сожалений об упущенных возможностях.

Родители Гау уехали на неделю в Уральск. Нуржику и Гау Балия

Ермухановна наказала никого, кроме меня, в дом не пускать. Нуржик, братишка Гау. Ему семнадцать лет и он студент первого курса философско-экономического факультета КазГУ.

"Хоп! Хей хоп!".

– Что такое "гив ми ай лав миссис Вандербильт?".

– Подари мне свою любовь, миссис Вандербильт, – сказала Гау.

– Кто такая Вандербильт?

– Миллионерша.

– А что это Маккартни хихикает?

– Не знаю.

Для человека лучше, когда перед ним ставят заведомо невыполнимые, нереальные задачи.

Кроме группы "Уингз" на виниловом квадрате из "Кругозора" и

"Крокодал рок" Элтона Джона. Передо мной, крокодилом, матушка поставила задачу жениться на Гау уже в этом году.

"Миссис Вандербильт, к тебе обращены взоры миллионов трудящихся,

– разговаривал я сам с собой, – Помоги и мне".

О моей женитьбе на Гау родители говорят как о состоявшемся факте.