Я молча принялся укладывать «подарки» обратно в рюкзак. Последним взял маскхалат и водонепроницаемый мешок.

— Моя, это ты точно подметил. Спасибо, Олег.

Я вышел из сторожки, тяжелый рюкзак уверенно лег на плечи, распределив вес. Сумерки еще не перешли в ночь, но над станицей уже всплыла бледная, полная луна.

Мой путь к сараю, где ждал планер, лежал мимо спящих гигантов. Сначала мимо нашего «кукурузника», АН-2, его неуклюжий фюзеляж и высоко поднятые крылья отбрасывали на землю длинные, искаженные тени. Он стоял, будто вкопанный, с зачехленным винтом, тихий и безропотный труженик.

Чуть дальше, уже как призрак чужой мощи, темнел остов «Юнкерса». Его угловатые, характерные формы были узнаваемы даже в полумраке, а остекление кабины тускло отражало свет, словно слепые глаза. Отремонтировали его или нет, я не знал, но склонялся к первому варианту, иначе так бы и ковырялись.

И на самом краю поля, почти сливаясь с темнотой леска, угадывался силуэт «Мессершмитта». Его откатили подальше, накрыв с ног до головы маскировочной сеткой, превратив из хищной птицы в бесформенный холм. Сетка колыхалась от слабого ночного ветра, и казалось, что чудовище под ней тихо дышит.

Я прошел мимо них направляясь к низкому, длинному сараю. Рядом, в густой тени, стоял планер.

Каркас, обтянутые полотном крылья, мотор, винт, сиденье. Он казался хрупким, почти игрушечным на фоне мастодонтов снаружи, но в этой хрупкости была своя, воздушная грация.

Возле хвоста копошилась фигура. Дядя Саша.

— А, прибыл, — кивнул он мне, не отрываясь от работы.

Я положил рюкзак на землю и подошёл, проводя ладонью по холодной, натянутой, как барабан, обшивке крыла. Полотно слегка прогибалось, потом пружинило.

Дядя Саша отошёл на пару шагов, достал из-под фуражки сплющенную папиросу, чиркнул спичкой. Прикурил, глубоко затянулся, выпуская струйку дыма.

— Всё готово, — сказал он хрипло, не глядя на меня, а изучая планер своим прищуренным, опытным взглядом. — Вес с твоим барахлом посчитал — в пределах.

Он помолчал, сделав еще одну затяжку.

— И подарочек тебе на всякий случай приготовил. Мало ли что.

Я насторожился. «Подарки» от дяди Саши всегда были своеобразными.

— Что именно? — спросил я, оглядывая планер.

Старик молча ткнул пальцем с обкуренным ногтем в сторону силового каркаса. Я пригнулся, всмотрелся в густую тень. И увидел.

Аккуратно, на самодельных кронштейнах, к нижней части рамы были подвешены две минометные мины. Их характерные каплевидные корпуса были туго обмотаны изолентой и тряпьем, чтобы не болтались и не звенели. Колпачки на месте — иначе это была бы уже не разведка, а лотерея со смертельным исходом.

Я медленно выпрямился и покачал головой.

— Дядя Саша… Это же планер, а не бомбардировщик.

Тот крякнул, по-стариковски, с одышкой.

— Веса в них — кот наплакал. А лишними не будут. — Он приблизился и понизил голос, хотя вокруг, кроме нас, ни души.

— Слушай сюда, орёл. Ты идешь в гости, где тебя совсем не ждут. Если всё пойдёт по плану — тихо послушаешь, посмотришь и уйдешь. А если… если всё пойдет не так, и тебя обнаружат? Если придется отрываться и уходить под огнём? Одна такая штука, и им будет не до тебя. Шум, паника. Выиграешь время. Понимаешь?

Я снова посмотрел на мины, притихшие в своей подвеске. Они казались инородным телом на этом лёгком, воздушном создании. Но дядя Саша редко ошибался в таких вещах.

— А сброс? — спросил я уже деловым тоном.

— Рычажок под сиденьем, справа. Дернешь на себя — кронштейны расцепятся. Только сильно не дёргай, а то вместе с минами и часть обшивки оторвешь. И высоту учитывай, колпачки я не снял, но при падении с пятидесяти метров и так рванет красиво.

Я вздохнул. В его логике был смысл. Опасность добавилась, но добавился и шанс.

— Ладно. Принимается.

Дядя Саша хмыкнул, удовлетворённо, и потушил осколком кирпича окурок.

— Вот и молодец. А теперь давай, покатили твой драндулет на полосу, стемнеет скоро.

Выкатив планер на утрамбованную грунтовку, я закрепил рюкзак, уселся на сиденье, привычным движением пристегнул привязные ремни, проверил свободу движения ручки и педалей. Все было знакомо до мелочей — этот самодельный планер был для меня почти продолжением тела.

— Контакт! — крикнул я, и дядя Саша, щёлкнув большим пальцем, показал «всё готово».

Я ткнул кнопку стартера. Спереди, за приборной доской, щелкнуло, и моторчик от мопеда — ожил с первого раза. Он завелся не воем, а ровным, высоким жужжанием, словно большая цикада.

Дядя Саша отошёл и взмахнул рукой. Я плавно добавил газ, и планер, как почувствовавший шпоры конь, сразу тронулся с места, быстро набирая скорость. Колеса почти не чувствовали неровностей, рули уже работали в потоке. Я слегка потянул ручку на себя, и земля мягко ушла вниз, естественным, грациозным движением.

Расстояние до цели — около семидесяти километров — в таких условиях не пугало. Я держался чуть в стороне от русла, на темном фоне степи, становясь невидимым для глаз с земли. Лунный свет был настолько ярок, что можно было различать отдельные деревья и изгибы оврагов. Планируя маршрут, я сводил работу мотора к минимуму, лишь изредка поддавая газу, чтобы сохранять высоту и направление. Воздух был спокоен, планер шел ровно, почти бесшумно, и только свист ветра напоминал о скорости.

За десять километров до расчетной точки я плавно потянул ручку, задирая нос, и добавил обороты. Моторчик жалобно взвыл, вытягивая планер вверх. Тысяча метров. Я перекрыл бензин и выключил зажигание. Жужжание оборвалось, превращая планер в бесшумную тень, парящую над спящей землей.

Планировал долго. Высота падала, скорость тоже, и вот уже нужная ложбина медленно поплыла навстречу, залитая лунным светом. Чувствуя натяжение рулей, я погасил последние метры скорости, слегка задрал нос, и колеса мягко, почти беззвучно коснулись сухой, жесткой травы. Планер пробежал несколько метров и замер, слегка раскачиваясь на неровностях.

Выбравшись наружу, я первым делом снял с креплений рюкзак, поставив его на землю. Действовал медленно, прислушиваясь. Кроме шелеста камыша у реки и далекого уханья филина — тишина.

Расстегнул клапан рюкзака. Первым делом извлек ВАЛ. Прохладный металл приятно лег в руку. Проверил магазин, дослал патрон в патронник. Повесил автомат на правое плечо, поправил, чтобы не болтался. Пистолет сунул за пояс брюк сзади, под свитер. Так, чтобы при необходимости можно было достать левой рукой. Ножны с подаренным Олегом ножом примагнитились к лямке рюкзака.

Достал бинокль, приподнялся на край ложбины, лег на землю и навел стекла в сторону немцев.

До их лагеря было около километра. Лунный свет превращал пейзаж в резкую черно-белую гравюру. Я видел темный прямоугольник леска у воды, где они окопались. Видел смутные тени, которые могли быть чем угодно. Но — никакого движения. Ни вспышек огней, ни силуэтов. Ничего. Лагерь спал или был настолько хорошо замаскирован, что с этого расстояния никак не выдавал себя.

Это и насторожило, и обрадовало одновременно. Значит меня либо не заметили и поэтому не отреагировали, либо заметили и затаились по той же причине.

Спустился к реке, держась в тени редких кустов. Берег здесь был пологим, каменистым. Осмотревшись, я двинулся на юг, в сторону лагеря, стараясь ступать бесшумно. Лунный свет был помощником, но в тоже время предателем. Он позволял видеть путь, но и меня могли заметить на открытом пространстве. Я предпочитал темные полосы, участки, где высокий сухой бурьян отбрасывал густые тени.

До лагеря, судя по прикидкам, оставалось не больше пятисот метров, и я уже почти физически ощущал близость людей.

Наверное именно поэтому чудом заметил пост.

Не движение, не звук. Просто вдруг осознал, что в двадцати метрах слева от тропы, в небольшой промоине, заросшей бурьяном, есть неестественно ровный, темный прямоугольник. Блиндаж? Нет, слишком мал. Затем мой взгляд поймал едва заметное шевеление — легкое, плавное покачивание. Человек, слегка меняющий позу, чтобы размять затекшие мышцы.