— Вижу, старичка притащили?

— Ага, — кивнул я. — Теперь пошустрее будет, полегче.

Олег помолчал, вглядываясь в стену. Он словно обдумывал что-то важное, взвешивал каждое слово.

— Зенитных орудий много нашли? — наконец продолжил он свой неспешный «допрос».

О том, что в этом мире появились самые настоящие фашисты, пусть и с поправкой на странности нового времени, знали уже все. И о том, что у них много самолетов, очень похожих на те, с которыми воевали наши деды и прадеды, тоже было известно. Разумеется, такое знание не прошло бесследно. Люди ломали головы: как, чем мы будем от них отбиваться? И когда по аэродрому пополз слух о найденных на заброшенной подземной базе зенитных орудиях, народ заметно приободрился.

— Пока только пару штук откопали, — ответил я, снова чувствуя тяжесть этой проблемы. — Одна — почти новая, с консервации. Вторая — конструктор, повозиться придется.

— Мало, — покачал головой Олег. — Капец как мало. Надо минимум с десяток, а лучше двадцать. Чтобы гарантированно прикрыться. Парой небо не удержать.

— Знаю, — я развел руками. — Но пока что есть, то есть. Хуже, если бы не было ничего.

— А с нашими что? — сменил тему Олег. — Над рекой прошлись?

— Да, прошлись. Но сам понимаешь, толку от такого поиска — чуть. Они ж не дураки, если живы и слышат самолеты, всяко по кустам попрячутся.

— Да уж… не дураки, — мрачно согласился Олег. — Только вот почему не вернулись, черт побери? Хоть пешком даже? Уже бы давно должны были быть.

— Мало ли что… Может, мешает кто-то. Или еще чего. Да и расстояние большое — это по воде, по течению, хорошо, а пешком-то, сам понимаешь, через какие дебри идти… А если раненые? Или больные? Там и здоровому нелегко.

— Да, кстати, о больных, — словно вспомнил что-то второстепенное, сказал Олег, и в его голосе впервые за весь разговор прозвучали живые нотки. — Андрюху вчера видел. Привет тебе передавал.

— Он что, уже встаёт? — искренне удивился я, вспоминая его бледное, восковое лицо и горячечный бред в нашу последнюю встречу. Мне даже тогда показалось, что его не спасти.

— Не то слово, — Олег вдруг усмехнулся, коротко и хрипло. — Он не просто встаёт. Он уже барышень к себе водит, представляешь?

— Так его что, из больнички отпустили? — не верил я своим ушам.

— Сбежал, — многозначительно подмигнул Олег. — Ночью, говорят, через окно. Кинулись к нему с утра, а он уже дрова колет, как ни в чем не бывало. Говорит, надоело киснуть. Ну, парень — кремень.

Я только покачал головой, не зная как комментировать.

Последний раз я видел Андрея сразу после возвращения, потом как-то не сложилось навестить — будни закрутили. Интересовался его состоянием у Ани, урывками, между вылетами и разгрузкой-погрузкой. Она отмахивалась: «Жив», — и бежала по своим делам. И вроде бы вот, словно вчера это было, но по факту уже почти месяц прошел. Он вполне мог окрепнуть и встать на ноги. Тем более, когда есть такой мощный стимул. До женского пола он всегда был охоч, что в его первом воплощении, что теперь, во втором.

— Ясно, — протянул я, мысленно представляя эту картинку: Андрей, еще немного болезненный, но уже с хитрой ухмылкой, флиртующий с санитарками.

— А вообще как дела? — перевел я разговор, отбрасывая лишние мысли. — Что нового на рабочем фронте?

Олег тяжело вздохнул, вытер ладонь о спецовку.

— Да обычно. Буднично даже, — он мотнул головой в сторону склада ГСМ. — Вот, на днях из города самосвальный прицеп притащили, подубитый местами, но в целом живой. Очень помогает. А то ведь всё лопатами, лопатами…

В его словах была простая, бытовая правда. Такие мелочи — найденный прицеп, бочка солярки, ящик гвоздей — значили здесь порой больше, чем громкие победы.

— Леньку не видел? — спросил я, вспомнив про старого товарища.

— Нет, он сейчас на Западной башне обосновался, командует там. Заказ приходил от него вчера на кирпич. Пять тысяч штук просит, причем срочно.

После воскрешения Леонид долго, мучительно приходил в себя. Делал он это единственным известным ему и, как он считал, проверенным способом — алкогольными возлияниями. Год, если я ничего не путаю, буквально не просыхал. Казалось, он пытался выжечь из себя память о произошедшем, растворить в спирте сам факт своего временного не-существования. Забыл и про жену, и про маленького сынишку. Только и делал, что «квасил», уходя в беспамятство каждый вечер и с трудом приходя в себя каждое утро. Но потом как бабка отшептала. Он завязал. Ни капли. Словно заново родился. Я сначала даже подумал, не вспомнил ли он что-то из того, что происходило, когда он летал за мной призраком. Но нет, не вспомнил. Или просто не хотел говорить, запечатал эти воспоминания наглухо. Он вообще сильно изменился — стал молчаливее, суровее. А сейчас ещё и возрастное добавилось, ворчать больше стал, появилась какая-то закрытость, уединенность. Старость не радость, как говорится, а у него эта «старость» была с оттенком перенесенной травмы.

Я вот тоже поначалу наивно полагал, что моя бешеная регенерация станет эликсиром молодости. Мол, стареть не буду, буду вечно в расцвете сил. Но нет, план не сработал. Время брало свое, появлялись морщины, неотвратимо подкрадывалась седина. С одной стороны, жалко — кто же не хочет оставаться молодым? А с другой… с другой, возможно, это и к лучшему. Смотреть, как стареют и уходят близкие, самому оставаясь неизменным, — это неправильно. Не по-людски. Это участь одиноких богов или монстров, но не нас, простых людей, пусть и застрявших в этой аномальной реальности.

— Пять тысяч кирпичей… — я вернулся к заказу Леонида. — Что строить-то собрался? Дот? Бункер?

Олег пожал плечами, разводя руками в недоумении.

— Хрен его знает. Обычно в заказе назначение пишут, а тут — нет ничего. Только количество да пометка «срочно». Может, лаз очередной копают?

Мы обменялись понимающими взглядами. Вырытые в земле тоннели были нашей головной болью. Их укрепляли на совесть, и кроме привычных бревен и досок, для критических участков и подпорок использовали кирпич. Через каждые десять метров, если память не изменяла, кроме бревен ставили кирпичные колонны, для надежности.

— Пять тысяч… — я прикинул в уме. — Тогда длинное что-то выходит. Очень длинное. Хотя, может, не один лаз, а несколько сразу? Или просто решили старые коммуникации капитально укрепить? Мало ли.

Олег закурил, прислонившись затылком к стене печи. В его позе была какая-то затянувшаяся, тлеющая пауза, но вдруг он резко, словно рубильник щёлкнул у него внутри, развернулся, отряхнув пепел с рукава.

— Может, в баньку? — предложил он, и в его низком, хрипловатом голосе прозвучала та самая, чисто мужская, нетерпеливая радость, что сметает все грустные думы одним махом.

Идея построить баню при заводе лежала на поверхности, как само собой разумеющееся, но реализовали её не сразу. То одно мешало, то другое, то какие-то более насущные заботы отодвигали это простое человеческое удовольствие на второй план. Но уж когда взялись — отнеслись к делу со всей серьёзностью, душу вложили. И банька получилась — на загляденье, царская. Просторная моечная, выложенная дубовыми полоками, отполированными до золотистого блеска телами и временем, вмещала разом полсотни человек. Рядом — отдельная парилка, которую можно было подтапливать до нужного жара. Но главным местом была, конечно, раздевалка — просторная, с крепкими лавками из тёмного дерева где можно не только бросить одежду, но и посидеть неторопливо, за кружечкой пивка, или чего покрепче, ведя неспешные, основательные разговоры, в которых рождалась правда жизни. Народу в нашем разросшемся селе было много, свои бани имелись далеко не у всех, поэтому спрос на это место был постоянным и неослабевающим, превратив его в неформальный клуб.

— А сегодня у нас что? — уточнил я, мысленно листая в памяти расписание помывочного комплекса, пытаясь сопоставить его с числом в календаре.