Я не стал церемониться. Вцепился в колбасу зубами и оторвал огромный кусок. Жевал жадно, почти не прожевывая, чувствуя, как пища падает в пустоту желудка, словно угли в печь. Жир тек по подбородку, но мне было всё равно. Я откусывал снова и снова, пока в руках не остался один обрезок.

Олег молча наблюдал, прислонившись к дверному косяку и глядя в ночь.

Прошло еще полчаса. Я сидел на земле, прислонившись спиной к стене, и чувствовал, как сила возвращается ко мне с каждой секундой. Голод утих, сменившись приятной тяжестью в животе. Боль окончательно отступила, оставив после себя лишь легкую ломоту в костях, как после хорошей тренировки.

Я оттолкнулся от стены и на этот раз встал уверенно. Ноги держали. Тело слушалось.

— Ну что, — сказал Олег, видя, что я готов. Его глаза блеснули в полумраке. — Отдохнули? Теперь самое интересное.

Я кивнул, разминая плечи. Голод был утолен. Раны зажили. Теперь предстояло утолить другую жажду. Жажду мести и свободы. И самолеты были так близко.

Мы выскользнули из будки, прижимаясь к теням. Ночь была глухой, лишь изредка доносилось какое-то постукивание. Олег мотнул головой в сторону блиндажа, где меня допрашивали. Дверь была не заперта. Внутри — пусто. На столе, рядом с тем самым словарем, лежала стопка карт. Я сунул их за пазуху, и заметив висящий на стене длинный нож в ножнах, позаимствовал и его.

Мы двинулись дальше, к стоянке. Самолеты стояли призрачными силуэтами под сетками. И вокруг них, несмотря на кажущееся безлюдье, маячили четыре темные фигуры. Двое — ближе к нам, у самого леса. Еще двое — по другую сторону, у хвостов бомбардировщиков.

Олег сжал мой локоть и жестом показал: идем по большому кругу. Мы бесшумно, как тени, обогнули периметр, подойдя к дальней паре с тыла. Они курили, негромко переговариваясь. Олег посмотрел на меня, я кивнул.

Это было быстро и беззвучно. Один — мой. Другой — Олега. Подкрались вплотную. Резкий, точный захват, короткий хруст — и тела осели на землю, словно мешки с песком.

Теперь — ближние. Их было проще достать, но риск выше. Пришлось проползти несколько метров по мокрой от росы траве. Они стояли спиной к нам, глядя в сторону лагеря. Олег достал из-за голенища длинный, с узким клинком нож. Я последовал его примеру. Еще один взгляд, кивок — и мы синхронно вонзили клинки.

Олег вытер лезвие о шинель одного из немцев и мотнул головой в сторону ближайшего «мессера».

— Готов к прогулке?

Разумеется я был готов, и вскоре мы уже были возле крайнего самолета.

Олег, стоя на крыле, заглянул в тесную одноместную кабину и тут же всё понял. Его взгляд скользнул по примятой кожаной спинке, по небольшому пространству у ног.

— Не влезу, — констатировал он без эмоций. — Разве что… Сверху.

Идея была безумной. Но других вариантов не было. Уйти на бомбардировщике не выйдет, догонят, да и стоят самолёты так что для взлета этих тяжёлых машин надо убрать с дороги лёгкие. Я кивнул, уже оценивая обтекаемый корпус за кабиной.

— Цепляйся за что сможешь. За гаргрот, за рамку фонаря. Придется взлетать с открытым колпаком.

Олег молча откинул фонарь. Он осмотрел гладкую поверхность, нашел пару ручек и выступов, за которые можно было ухватиться.

— Сойдет, — бросил он. — Только ты не выделывайся с виражами, а то сдует.

План был прост до идиотизма. Я — за штурвал. Он — снаружи. Взлет, набор высоты, и тогда… тогда мы решим, что делать дальше. Главное — оторваться от земли, пока немцы не опомнились. А потом, потом можно будет вернуться, и дать пару очередей по складу с бомбами. Но взорвется ли?

Я забрался в кабину, привыкая к незнакомой приборной доске. Олег устроился сзади, уперев ноги в какие-то выступы и вцепившись руками в металл. Его лицо в проеме открытого фонаря было сосредоточенным и абсолютно спокойным.

— Вроде реально, — донесся его приглушенный голос.

Я обернулся, оценивая.

— Нет, надо привязаться, мало ли придется похулиганить…

Но мысль о взлете тут же показалась самоубийственной. Даже если я заведу мотор, звук станет сигналом тревоги на весь аэродром. Нам либо не дадут взлететь, либо собьют на взлете, как утят.

Я вылез из кабины. Олег, все еще цепляясь за фонарь, смотрел на меня вопросительно.

— Не выйдет, — коротко сказал я. — На шум сбегутся все. Взлететь не дадут.

Олег спрыгнул на крыло, его лицо в темноте выражало досаду, но сразу и понимание.

— Значит, шуметь будем в другом месте. Громко.

Мы сползли с самолета и снова растворились в тенях. Теперь нашей целью был не взлет, а хаос. И мы знали, куда идти, нам нужен был склад боеприпасов. И я уже видел аккуратные штабеля ящиков неподалеку, укрытые брезентом у дальней опушки.

Двигаясь от укрытия к укрытию, мы обошли стоянку по дуге. Здесь охраны не было, может не выставили, а может сторожа спать завалились. Под брезентом лежали авиабомбы — крупные, большого калибра. И среди них — то, что нужно: несколько зажигательных бомб, собранных в отдельную пирамиду.

Олег уже тащил один из ящиков с зажигалками.

— Помнится, у меня неплохо получалось с огнем, — его голос прозвучал мрачно-игриво. — Давай устроим им салют.

Мы принялись за работу. Быстро, молча, снимая брезент и растаскивая бомбы по периметру склада, подкладывая их под штабеля с обычными боеприпасами. Достаточно было одного удачного взрыва, чтобы сдетонировало все.

— Готово, — прошептал Олег, устанавливая последнюю бомбу. — Теперь бензинчику.

Канистру нашли тут же, и даже полную. Зачем она на складе боеприпасов непонятно, но она была.

Облили ближайший ящик, затем провели дорожки к остальным, и ещё одну, самую длинную, так чтобы успеть убраться. Олег перекрестился, бросил спичку, и мы рванули к стоянке самолетов.

Неслись со всех ног, но едва успели добежать до опушки и упасть за толстые стволы сосен, как позади нас ослепительная вспышка озарила лес, и сразу первый взрыв — глухой, утробный удар, от которого содрогнулась земля.

За ним последовал второй. Не такой мощный, но резкий, с противным металлическим скрежетом — это рванули боеприпасы помельче. И тут понеслось.

Цепная реакция превратила пространство в ад. Оглушительные раскаты грома, один за другим, слились в сплошной рёв. Яркие вспышки разрывали ночь, на мгновения выхватывая из тьмы обезумевшие фигуры немцев, бегущих от эпицентра. В небо взлетали языки пламени, обломки ящиков и, даже куски какой-то техники, стоявшей неподалеку.

Воздух стал густым и едким от гари и пыли. Свистели осколки, с шелестом осыпая листву.

Мы лежали, прижавшись к земле, и смотрели, на плод нашего труда. Лагерь, еще минуту назад бывший образцом немецкого порядка, погрузился в хаос и огненный апокалипсис.

Олег поднял голову, его лицо в отблесках пламени было похоже на лик древнего бога войны.

— Ну что, — его голос был едва слышен сквозь грохот. — Теперь им точно не до нас. Пора выбираться.

Пока вокруг бушевал огненный ад, мы рванули обратно к стоянке. Хаос был нашим союзником. В дыму и среди мечущихся теней никто не обратил внимания на две фигуры, пробивающиеся к «мессеру».

Я втиснулся в кабину, руки сами нашли рычаги. Запуск. Сначала мотор лишь кашлянул, но со второй попытки с надрывом ожил, его рев потерялся в общем грохоте. Через приоткрытый фонарь видел, как Олег, цепляясь за скользкий корпус, обматывал себя трофейными ремнями, пристегивая к основе фонаря.

— Поехали! — его крик едва долетел до меня.

Я дал газу. Самолет рванул с места, подскакивая на неровностях грунта. Управление было чужим, тугим. «Мессер» норовил развернуться, не слушался рулей. Я изо всех сил давил на педали, чувствуя, как машина живет своей, незнакомой жизнью.

Мы неслись к концу импровизированной полосы, отмеченной горящими обломками. Скорости для взлета не хватало. Земля оставалась страшно близкой. В последний момент я потянул ручку на себя почти отчаянным движением.