Выходя на центральную улицу, я услышал за спиной стук копыт и скрип колес. Обернулся — знакомый дед на своей лошадке тащился по пыльной дороге, груженный какими-то мешками. Я резко махнул рукой.

— Дед! До мастерских старых подбросишь?

Старик приостановил лошадь, кивнул, не задавая вопросов. Я запрыгнул на телегу рядом с ним. Дед щёлкнул вожжами, и мы покатились по ухабам, медленнее, чем хотелось, но всё же быстрее, чем пешком.

Я молчал, глядя на проплывающие задворки станицы. Мысли, как разогнанный маховик, крутились вокруг одного: камера, крепление, мессер, костры, Ваня… Цепочка казалась хрупкой, но другой не было.

У мастерских я спрыгнул на ходу, крикнув деду:

— Жди здесь, не уезжай!

Тот лишь махнул в ответ вожжой.

Я шагнул под тень навеса. Там, в прохладном полумраке, стоял наш единственный оставшийся планер. Была еще парочка автожиров, но они для моей цели подходили мало, и если лететь, только на этом малыше. Обошел кругом, убедился что внешне всё цело, потом зашёл в ангар, хотел поговорить с мужиками.

— Есть кто живой? — крикнул.

Но в мастерской было пусто. «Видимо, отошли куда-то», — мелькнула мысль, и даже кольнуло легкое раздражение. Но тут же погасло. Время до темноты ещё было, с планером разберусь позже. Сейчас главное — чтобы разведка состоялась.

Я вышел, вскочил на телегу. Старик, не проронив ни слова, лишь посмотрел на меня вопросительно.

— К штабу, дед. Быстрее.

Он опять хлопнул вожжами, и лошадь рванула с места резвее, чем я ожидал. Видимо, понял, что дело серьёзное. Колёса споро грохотали по камням, и докатились мы быстро.

У штабного блиндажа я соскочил на ходу, даже не поблагодарив, и влетел внутрь. Там уже сидели только двое — Твердохлебов, согнувшийся над картой, и Штиль, что-то тихо бубнивший себе под нос. Они оба подняли головы.

— На «Мессере» надо слетать на разведку. В район точек с карты и костров которые мы видели. — выпалил я без предисловий, переводя дух. — Бензин нужен.

Твердохлебов молча кивнул. Его лицо не выразило ни удивления, ни возражения. Только деловую сосредоточенность.

— Сделаем, — сказал он глухо, и добавил — Сам полетишь?

— Нет. Нестеров.

Твердохлебов ничего не сказал, лишь снова кивнул, и его взгляд на миг стал каким-то отстранённым, будто он уже видел разворачивающуюся цепь событий и её возможный конец.

— Ладно, — пробормотал он. — Держи в курсе.

Я вышел на улицу. Солнце уже поднялось выше, день выдавался на удивление ясным.

— К подвалу что на пятой, — бросил я, и дед, уже понимающе кивнув, снова тронул лошадь.

Доехав, я влетел внутрь, едва не сшибая с ног самого Егора, который как раз выходил навстречу с какой-то коробкой в руках.

— Держи, — сказал он, протягивая мне странное сооружение. Оно напоминало утолщенный, угловатый кирпич, обмотанный чёрной изолентой и стянутый пластиковыми хомутами. С одной стороны торчал объектив в самодельном кожухе, с другой — пучок проводов, собранных в колбаску. Сбоку была вставлена круглая кнопка с красной краской на кончике и несколько светодиодов.

— Вот, — Егор поставил коробку на стол и ткнул пальцем в устройство. — Крепление сделал универсальное — две стальные ленты с проушинами. Можно стянуть хоть вокруг трубы, хоть к кронштейну, хоть на саморезы посадить. Закрепишь на самолёте — главное, чтобы объективу обзор был. Включается вот этой кнопкой. Два клика — включение, один клик — старт записи. На корпусе есть три светодиода: зелёный — питание, жёлтый — запись, красный — ошибка. Аккумулятор внутри, на три часа с запасом хватит. Флешка 128 гигов, чистая.

Он помолчал, посмотрев на меня поверх очков.

— Самое главное — стабилизация. Картинку держит, даже если трясти будет. Всё настроил. Тебе только перед вылетом нажать кнопку и убедиться, что жёлтый моргает. Всё.

Я взял в руки устройство. Оно было увесистым, выглядело грубо, но продуманно. «Кирпич» Егора внушал странное доверие.

— Спасибо, — сказал я искренне. — Если сработает…

— Сработает, — перебил он, но в его голосе не было бахвальства, только уверенность мастера, который проверил каждый контакт. — Лети, снимай. Потом принесёшь — посмотрим, что нащёлкал.

Я кивнул, сунул «кирпич» подмышку, и, не прощаясь, выбежал обратно к телеге. Время, отпущенное на подготовку, истекало. Теперь нужно было как можно быстрее доставить камеру Нестерову и нанести на карту последние ориентиры.

Обратно в штабной блиндаж я ехал на той же телеге. Дед, не задавая вопросов, лишь покряхтывал, подбирая вожжи. Я сидел, зажав «кирпич» между колен, и старательно гнал прочь все мысли, кроме одной — надо успеть. В ушах стоял ровный, убаюкивающий стук колес по накатанной колее.

В блиндаже ничего не изменилось, Твердохлебов со Штилем встретили меня молча, и без вопросов выдали готовую копию карты с уже нанесенными «немецкими» метками, и выделенной отдельно областью где я видел костры. Все точки у реки, так что с поиском проблем не будет.

Не задерживаясь, я быстро просмотрел карту, и убедившись что все в порядке, рванул к выходу.

— Периметр? — только и спросил дед, увидев мой торопливый выпад из блиндажа.

— Периметр, — бросил я, уже вскакивая на телегу.

Он вздохнул, щёлкнул вожжами, и лошадь, будто разделяя нашу спешку, рысью двинулась дальше.

Когда подъехали, Нестеров с двумя механиками закрывали капот. Фигура лётчика, уже в комбинезоне и кожаном реглане, резко вырисовывалась на фоне неба.

— Всё, готов? — крикнул я, спрыгивая на ходу.

Нестеров обернулся, кивнул. Его лицо горело предвкушением, но он старался сдерживаться.

— Вот, — я протянул ему угловатый «кирпич». — Камера.

Нестеров принял «кирпич» осторожно, как берут живую, но незнакомую и, возможно, кусачую тварь. Его пальцы неловко обхватили грубый, обмотанный изолентой корпус. Он прищурился, разглядывая объектив, пучок проводов, светодиоды. На его лице, только что горевшем азартом, появилась тень глубокого, инстинктивного сомнения. Технологии из другого мира, без крутилок и рычагов, где всё тихо и мигает, вызывали в нём настороженность.

— И эта штуковина… всё сама? — спросил он, не сводя глаз с прибора. В его голосе не было страха, было недоверие сапера к неразорвавшейся бомбе новой конструкции.

— Всё сама, — твердо сказал я, понимая его скепсис. — Твоя задача — только полёт. Пролететь над этими точками, — я ткнул пальцем в карту, которую он зажал под мышкой. — Если получится, с разных сторон. Всё остальное она сделает. Объектив широкий, захватит всё, что нужно.

Нестеров медленно повертел камеру в руках, будто пытаясь на ощупь понять её суть.

— А кнопка вот эта красная… Нажать, и она начнёт своё колдовство?

— Да. Два раза для включения — загорится зелёный. Потом один раз — пойдёт запись, заморгает жёлтый. Но ты не напрягайся, это сделаю я сам, с тебя только твоя работа.

Он глубоко вздохнул, и его взгляд скользнул с «кирпича» на самолёт, на его знакомые, родные очертания. Там всё было ясно: бензин, воздух, искра, металл. Здесь же — какая-то тёмная магия в пластике и проводах. Но приказ есть приказ, а цель — цель.

— Ладно, — отрывисто сказал Нестеров, и недоверие в его глазах сменилось решимостью человека, который доверяет не прибору, а товарищу, его его принёсшему. — Покажи, куда эту штуку цеплять.

И, повернувшись к механику, он уже деловым тоном приказал:

— Толь, помоги закрепить.

Втроем — я, Нестеров и механик Толя — мы обошли «Мессер». Я ткнул пальцем в место под кабиной, чуть левее центральной оси фюзеляжа.

— Сюда. Обзор хороший будет, и потоком не сорвёт.

Толя, не говоря ни слова, подал мне стальные ленты с проушинами, уже подготовленные Егором. Мы примерили «кирпич», обхватили лентами узлы крепления, Толя ловко стянул их до характерного треска. Он потянул камеру на себя — она сидела мертво, как влитая.

— Ерзать не будет, но на всякий ещё проволокой добавлю — коротко констатировал механик, одобрительно хлопнув по фюзеляжу.