Руфина подбежала, выхватила у меня оставшиеся банкноты:

– Дочка, хватит. Оставь себе хоть что-то.

Музыка стала затихать.

Я уже выдохлась, но не остановилась. Еще один поворот, еще один шаг…

И тут в круг вышел Расул.

Он встал напротив меня. Белая рубашка расстегнута у горла, загорелая кожа контрастирует с белоснежным шелком. Глаза горели огнем. В них я увидела не жалость и не сострадание, а что-то другое, не знакомое мне.

Расул хитро улыбнулся, будто спрашивая, способна ли я на что-то. Он провоцировал меня. Я вдруг подумала: «А он красивый. Статный. Мужественный. Почему он до сих пор один?»

Хлопнув в ладоши – раз, два, три, – Расул пошел. Не просто пошел – полетел. Ноги едва касались пола, колени пружинили, корпус оставался неподвижным, как скала, а руки… они то взлетали к потолку, то резко падали вниз, то резали воздух острыми локтями. В каждом шаге, в каждом повороте вопрос: «Чем ответишь ты, сестренка?»

Я ответила. Гордо подняла подбородок, вскинула руки ладонями вверх и пошла навстречу. Мелкими, быстрыми шажками, будто по раскаленным углям. Пятка-носок, пятка-носок, бедра качнулись влево-вправо, платок вспыхнул алым пламенем. Я кружилась вокруг него, не касаясь, но так близко, что чувствовала исходящий от его тела жар.

Расул двигался быстро как горный барс. Один прыжок, два шага влево, поворот, и он уже с другой стороны. Как же он был красив в движении.

Но и я не уступала.

Прокрутилась на одной ноге, концы платка взвились в воздух, платье облепило бедра. Еще поворот… еще быстрее.

Он присел низко, почти до пола, ладони опустил на колени, голову чуть наклонил в классическом мужском вызове: «А ну-ка, женщина, покажи, на что способна».

Я вышла вперед.

Руки от сердца вверх и в стороны, а потом резко вниз, будто избавлялась от невидимых цепей. Я кружилась вокруг Расула так, что в глазах рябило, но не останавливалась. Гости взревели. Мужчины закричали «Асса!» и улюлюкали, от хлопков звенело в ушах.

Расул выпрямился одним движением и пошел на меня.

Прыжок, поворот в воздухе, приземлился на расстоянии шага от меня. Еще прыжок – Расул оказался за моей спиной. Я почувствовала его взгляд между лопаток, но не обернулась. Только повела плечом: «лови, если сможешь».

Он ловил. А я ускользала, как вода, сквозь пальцы.

Мы танцевали уже не рядом – мы танцевали друг против друга.

Реквием по любви уступил место азартному состязанию. Я так увлекалась, что не заметила, как с души исчезла тяжесть.

Он делал двойной прыжок с поворотом, я отвечала тройным кружением.

Он выбивал дробь ногами так, что пол дрожал, я отвечала мелкой дрожью бедер и резкими взмахами рук.

Он замирал на миг, раскинув руки, как крылья орла, я в этот момент прокручивалась под его рукой, не касаясь, но так близко, что платок задевал его рукав.

Мы не дотронулись друг до друга ни разу.

Не нарушили ни одного правила приличия.

Только бросали друг на друга взгляды, острые, как кинжалы.

Последний аккорд. Наш безмолвный поединок закончился.

Мы остановились друг против друга, тяжело дыша и глядя друг другу в глаза. Внутри все еще дрожало от напряжения. Мокрый от пота платок прилип к шее.

Зал захлебывался овациями. Раздавались крики одобрения. В воздухе кружились деньги, падали нам под ноги.

Расул отступил на шаг, поклонился и тихо сказал так, чтобы слышала только я:

– Ты сегодня королева, сестренка.

На его губах играла довольная улыбка.

– А ты после такого танца в холостяках долго не проходишь. Девушки тебя в покое не оставят.

Улыбка тут же стерлась с его лица. Он вмиг помрачнел. А я не поняла, что я такого плохого сказала.

Сразу стало не по себе. Он поддержал меня как всегда. А я вместо того, чтобы отблагодарить, обидела его.

Настроение рухнуло в пропасть, когда я увидела взгляд мужа, не сулящий ничего хорошего. Его челюсти были плотно стиснуты, Мадина что-то говорила ему, но он ее не слушал, уставившись на нас с Расулом.

Расул проводил меня до моего места и вернулся к гостям, а я отыскала Руфину и сказала, что поеду домой. Все же неспокойно мне было за Лейлу.

Да и не особо хотелось лицезреть, как Эмир и Мадина радуются. Больно было.

Руфина собиралась просить Азамата отвезти меня, но я настояла на такси. Все же его сын женится.

Приехав домой порадовалась, что Эмир так далеко отселил меня от спальни.

Так до меня не будут доноситься звуки их страсти, да и вообще, если повезет, мы будем редко пересекаться.

Я не собираюсь воевать со второй женой за внимание Эмира. Чем реже будет вспоминать обо мне, тем лучше. Так он проще согласится на развод. Или хотя бы на отдельный дом. Сейчас заговаривать об этом нет никакого смысла.

Если он отселит меня, то может получить волну осуждения в свой адрес. Сплетницы начнут говорить, что он привел в дом новую, а старую вышвырнул, как надоевший башмак.

Должно пройти время, пока разговоры о свадьбе Эмира улягутся.

Время нужно и на то, чтобы подготовить Айзу к тому, что мы будем жить отдельно от папы.

Ночью я спала как убитая. Просыпалась по будильнику, как сомнамбула, кормила Лейлу и опять проваливалась в сон.

Я не слышала, как приехали Эмир и Мадина с банкета. Может, они и вовсе не приезжали, а сняли роскошный номер в отеле для молодоженов.

Утром я опоздала к завтраку. Все уже поели.

Возможно, подсознательно мне не хотелось сталкиваться с Мадиной на кухне.

Я сделала бутербродов, чтобы перекусить на скорую руку и желательно в одиночестве.

Но мне это не удалось. В кухню пришла Руфина, поставила чайник и села за стол напротив меня.

У нее был такой вид, будто она хотела мне что-то сказать, но так, чтоб я сама спросила.

Что она хотела обсудить?

Мой танец?

Неужели я все же каким-то образом задела честь семьи Махмудовых? Не зря же Эмир смотрел на меня так, будто я совершила страшный грех.

Поняв, что я не собираюсь ничего спрашивать, Руфина достала конверт.

– От Эмира, – сказала коротко.

– Что это? – я заглянула в конверт и увидела несколько пятитысячных купюр.

– Эмир оставил тебе на хозяйство. Попросил передать. Они уехали сегодня в свадебное путешествие.

– Надолго?

– На месяц.

Я выдохнула с облегчением. Малодушно порадовалась, что момент, когда нам всем придется уживаться под одной крышей отсрочен.

– А вот еще это, – свекровь достала из кармана халата туго свернутые в трубочку и перетянутые резинкой деньги. – Это надарили во время танца. Отложи. Мало ли что.

– Что, например?

Она пожала плечами.

– Да откуда я знаю? Всякое может быть. Это лично твои деньги. Не нужно их тратить на семью. Если не хватит того, что оставил Эмир, лучше у нас с отцом попроси.

Эмир не позвонил ни через день, ни через неделю. Да что не позвонил? Он даже пару строк не удосужился черкнуть. Не считал нужным сообщать, как долетел, как устроился, и не интересовался, как чувствуют себя дети.

Я не ждала от него доброго отношения к себе, но ведь он всегда был хорошим отцом.

О его передвижениях я узнавала по соцсети Мадины, она не скупилась на новые фотографии. Хвасталась всем, чем только можно. От достопримечательностей, до содержимого тарелки в ресторане.

Ни в какую Каппадокию они не отправились. Выбрали тур по Европе. Сейчас они гуляют по Парижу, а в конце недели планируют лететь в Мадрид. Такие бесконечно счастливые.

Мне не было завидно, было обидно.

Эмир оставил мне двадцать тысяч. Посчитал, что этого будет достаточно. Я купила переносную люльку-маятник. Осталось еще на подгузники и непредвиденные расходы. Зато теперь я могла ставить ее на кухне и заниматься готовкой или уборкой, не упуская из вида дочь.

Когда приходили в гости тетушки, я уходила с Лейлой наверх, оберегая ее от их внимания и бацилл. У нас не принято показывать ребенка посторонним до истечения сорока дней. Потом вся родня обязательно придет на чай с подарками для малышки. И этот день нужно будет просто пережить.