Там и застала меня Руфина.

– Дочка ты остаешься дома? – спросила она. – Никто тебя не осудит. Ты недавно родила и еще не успела восстановиться.

– Эмир пригласил меня. Значит, хотел, чтобы я была на свадьбе.

Я заставила себя улыбнуться.

В этом я совсем не была уверена. Скорее всего, он сунул мне это приглашение, потому что не догадался, как сказать мне о том, что женится.

Наверное, он даже был бы рад, если бы я не омрачала этот светлый день своим кислым лицом.

Почему-то именно сейчас мне захотелось сделать ему назло.

– Мам, если я пойду, все будут видеть, что у нас дома все в порядке, что нет разлада. Разве это не лучшее решение?

– Ты очень мудра, дочка. Но я не хочу, чтобы тебе было больно на них смотреть.

– Я справлюсь. Мне бы не хотелось, чтобы Айза была на свадьбе. Но я не знаю, с кем можно оставить детей.

Руфина кивнула.

– Есть у меня одна нянечка знакомая, с медицинским образованием. Присмотрит за девочками.

Если я решила идти на свадьбу, нужно было готовиться. В первую очередь, обеспечить Лейлу молоком. Я без труда нацедила в бутылочку нужное количество, но у меня оставались опасения, что малышка, привыкшая к груди, не захочет брать в рот соску и останется голодной.

Мелькнула мысль плюнуть на все и никуда не идти. Но потом я все же решила показаться на свадьбе и как можно быстрее вернуться домой.

Я оставила записку для няни с указанием, где что лежит, и написала свой номер телефона, чтобы по любым вопросам сразу же звонила.

С одеждой было сложнее. Я не готовилась к этому выходу. Не покупала нарядов и украшений, так что пришлось выбирать из того, что имелось.

Рука потянулась не к ярким расцветкам, а к платью глубокого черного оттенка. Я иду не праздновать, а присутствовать. Не стану кривить душой, притворяясь, что все хорошо, что я радуюсь свадьбе мужа.

Платье село как влитое. Очень боялась, что после родов фигура раздастся, но, видимо, переживания сыграли мне на руку. Я стала стройнее, чем была до беременности.

На голову повязала платок, алый, как кровь, как закат над Тереком, как пламя в ночи.

У нас на Кавказе красный – символ жизни и страсти, силы и достоинства.

Если даже внутри меня пепелище, никто не увидит меня сломленной. О том, что я чувствую на самом деле, буду знать только я.

На банкет нас отвез Азамат, заехал за нами, не захотел, чтобы мы добирались на такси.

Зал встретил нас шумом и гулом голосов. Сияли хрустальные люстры под высоким потолком, рассыпая свет тысячей бликов. Белые скатерти, цветочные композиции в золотых вазах, тонкий аромат дорогих духов, сверкающие наряды женщин – все говорило о том, что сегодня праздник. Большой, громкий, с кавказским размахом. Смех звенел, как колокольчики, а где-то в углу уже заиграл ансамбль – знакомая мелодия зазвучала несмело, будто, как и я, считала себя чужой на этом празднике.

Я шла с прямой спиной, поднятой головой, не обращая внимания на шепотки. На меня смотрели, оценивали, обсуждали. Я часть этой семьи и никому не позволю забыть об этом.

Азамат сразу направился к мужчинам, а Руфина не стала оставлять меня одну, приветствуя знакомых кивками на расстоянии.

От группы гостей отделился Расул и подошел к нам. Он осмотрел меня с головы до пят.

–Какая ты красивая, – вынес вердикт и, усмехнувшись, добавил: – сестренка.

Я сдержанно улыбнулась и отвела взгляд, оттого что вдруг почувствовала смущение.

Зря я это сделала. Лучше бы смотрела на Расула. Ведь, скользя глазами по залу, я увидела его.

Эмир стоял в окружении гостей. Улыбался. Красивый, спокойный, собранный. Лишь один быстрый взгляд скользнул в мою сторону – короткий, будто случайный. Ни боли, ни сожаления. Только легкое удивление. И правда, не ожидал, что я явлюсь сюда. А я пришла.

Мадина была рядом. Одетая в белоснежное платье европейского кроя. Сияющая. Уверенная. Беззастенчиво счастливая. И это счастье било по глазам сильнее любого удара.

– Не смотри туда, – негромко сказал Расул. – У тебя на лице все написано.

Я поспешно отвернулась. Не хватало еще, чтобы потом досужие кумушки судачили о том, что я следила за молодыми, как брошенная хозяином старая собака.

– Дочка, пойдем присядем там, – Руфина и указала на ближайший к выходу столик. – Оттуда ты сможешь уйти незаметно в любой момент.

За столиком сидели знакомые свекрови.

– Молодец, что пришла. Эмиру повезло, что у него такая мудрая жена, – заговорили почти одномоментно женщины.

– Я не могла пропустить такое важное событие в жизни мужа, – с легкой улыбкой ответила я.

Свекровь одобрительно кивала.

Еще не все гости успели рассесться, фотографы суетились, официанты наполняли бокалы водой и соками. Сцена была готова, но молодожены еще не вышли на центр – ждали знака ведущего. После вступительной речи должен быть традиционный танец молодоженов, потом в круг выходили ближайшие родственники, а за ними остальные.

Я сидела в углу зала, стараясь не привлекать внимания. Черное платье сливалось с полутенью, алый платок смотрелся единственным ярким пятном, будто закатное солнце в уже остывающем небе.

И вдруг что-то произошло. Музыканты начали играть спокойную, как выдох, мелодию, будто заполняющую паузу перед началом главного действа.

И я поняла, что если я не сделаю это сейчас, то не смогу сделать уже никогда.

Я поднялась с места, и, не ответив на вопрос Руфины «ты куда?», решительно пошла к центру зала.

По залу пронесся удивленный шепоток.

Мадина, повернув голову, настороженно застыла.

Испугалась, что я испорчу ее праздник? Устрою скандал? Может стоило бы? Людская молва не знает жалости. О таком не скоро забудут.

Эмир напрягся. Он даже дернулся вперед, но Мадина удержала его за локоть. Если я сотворю хоть что-то, что бросит тень на его род, он лично вышвырнет меня отсюда. Даже спиной я чувствовала его обжигающий взгляд.

Подойдя к музыкантам, я шепнула, что хочу сделать подарок для молодоженов, и назвала популярную песню о любви. Именно она играла в машине, когда Эмир вез меня знакомиться с родителями. Под нее он делал мне предложение в ресторане. Это была наша песня.

Музыка зазвучала.

Я расправила плечи. Подняла руки. Плавно, грациозно повела ими, переступая в такт музыке мелкими шажочками.

Свет софитов упал сверху, выхватив меня из полумрака. Казалось, остальной зал исчез, остались только я, грустная мелодия и сердце, стучащее где-то в горле.

Я не танцевала. Каждым жестом, каждым движением я рассказывала нашу историю любви, похожую на сказку. У сказки должен был быть счастливый финал. Но, видимо, долго и счастливо не про нас с Эмиром.

Внутри все горело и плавилось, но внешне я оставалась спокойной, держала спину прямо, а голову поднятой.

Я не осталась дома в этот день, прячась от людей. Мои глаза сухи, все слезы я успела выплакать.

Я выбрала быть здесь.

Кто-то подумает, что я смирилась и приняла. Каждый волен думать, что хочет.

Я не могу изменить отношение Эмира ко мне, не могла помешать его свадьбе. Но и Эмир не сможет повлиять на мой выбор. Ни угрозами, ни уговорами.

Музыка разливалась по залу, проникая под кожу, в самые глубины души.

Свет играл на складках моего черного платья, алый платок горел, как живое пламя. Каждый мой шаг в танце был шагом к свободе.

Я не упрекала Эмира. Не взывала к жалости. Всего лишь показывала, как мучительно умирают чувства.

Где-то сбоку слышался шорох, кто-то перешептывался. Но я не различала слов. Не видела лиц гостей. Все мое существо было сосредоточено в этом моменте, в этом танце, посвященном умирающей любви. Причем убийцей был тот, кого я любила больше всех на свете, кому доверяла безраздельно.

Вокруг меня собралась толпа зрителей, мужчины хлопали. Кто-то сунул мне в ладонь деньги, потом еще, еще. Я принимала их, поднимала руки вверх и разжимала пальцы. Купюры падали дождем. Дети бросались их собирать, смеялись.