Она стояла в дверях, поглаживая ладонью дверной косяк.

– Свои вещи стирай сама, – огрызнулась я.

– Неужели тебе не жалко сына твоего мужа? Я могу его потерять, если буду перенапрягаться. Или ты тоже не веришь, что я беременная?

Я прекратила складывать полотенце и уставилась на нее.

– Я тут кое-что случайно услышала. Спускалась позавтракать, а тут эта старуха устроила концерт. Совсем из ума выжила. Орала так, что у меня чуть кровь из ушей не потекла.

– Прояви хоть немного уважения к матери своего мужа, – процедила я.

Мадина фыркнула:

– А она меня уважает? Хотела избить беременную, оттаскать за волосы, выставить за дверь. Хороша свекровь, ничего не скажешь! Ты поладила с ней, потому что язык в жопу засовывала да глотала все ее указания?

– Не неси чушь!

– Чушь? – Мадина рассмеялась и достала из кармана телефон, нажала на экран, и я услышала голос Руфины: «День окна помыла, и ей уже работать нельзя! Вышвырну ее как собаку шелудивую!»

– Как думаешь, что сделает моя родня, когда узнает? Что скажут тетушки, когда услышат запись? Вряд ли старуха захочет огласки. Будет улыбаться мне как миленькая, в рот заглядывать будет. А что там она будет думать обо мне на самом деле, да кого это волнует?

Мадина улыбалась, наслаждаясь своей сообразительностью.

Повинуясь внезапному порыву, я подскочила к ней и выхватила телефон из рук. От неожиданности Мадина даже не сопротивлялась. Времени на раздумья не было. Я не знала, что делать дальше с телефоном, не убегать же от Мадины с ним. На глаза попался таз с мыльной водой, и я швырнула его туда.

– Что ты натворила, убогая? Достань его оттуда немедленно!

Какое-то время она стояла неподвижно, ожидая, что я и впрямь брошусь выполнять ее поручение. Потом подбежала к тазу, присела на корточки, но залезть руками в черную пенную воду не решилась. Пару минут она бегала, думая, чем достать телефон так, чтобы не замарать рук. Наконец она приметила деревянные щипцы для белья. Поохав, она все же умудрилась достать несчастный смартфон. Мадина протерла его полотенцем, сорванным с сушилки и попробовала включить.

– Не работает! Да ты знаешь, сколько он стоит? Сколько там фотографий, контактов! – кричала она. – А я тебя еще жалела, помогала в отдельный дом переехать. А ты чокнутая, как и старуха!

Я молчала. В груди поднималось глубокое чувство удовлетворения. Крокодильи слезы Мадины вызывали только улыбку.

– Улыбаешься? – Мадина выпрямилась. Ее губы искривила усмешка. – Думаешь, выслужилась и тебя погладят по головке? Аха-ха! Знаешь, почему старуха не хочет тебя отпускать? Да потому что ты тут служанка! Принеси, подай, вот спасибо, не мешай. А на мне не поездишь. Вот я и не понравилась ей.

Она медленно подошла ко мне:

– Думаешь, они тебя любят? Они просто пользуются тобой! Держат тебя на поводке, потому что ты удобная. Что ты там про Айзу вчера пела? Я воспитываю ее доброй, а не удобной, – передразнила меня. – С таким воспитанием она вырастет такой же никчемной как ты!

Хлесткая пощечина взорвала тишину. Я чуть не вскрикнула от боли в пальцах. На щеке Мадины алел след от удара. Она схватилась за щеку и ахнула.

– Не смей открывать свой поганый рот в адрес Айзы! – рявкнула я.

Мадина тяжело дышала, в ее глазах стояли слезы.

– Бешеная псина! Ты пожалеешь, – прошипела она и выскочила из котельной.

– Мама! Папа! Она меня ударила! – разнесся по коридору ее звонкий жалобный голос.

Я никогда никого не била. Даже Айзу не шлепала. И теперь я сама не верила, что хлестнула Мадину по щеке. Только горящая ладонь была доказательством того, что мне это не померещилось. Угрызений совести я не испытывала.

Более того, если бы она продолжила говорить об Айзе гадости, одной пощечиной дело не ограничилось бы. В тот момент я чувствовала такую ярость, что готова была разорвать Мадину на клочки.

Странно, но за мной никто не пришел. Я спокойно разобрала сухую одежду, сложила ее аккуратными стопочками на столе, погладила рубашки Эмира и развесила то, что успело уже постираться.

Потом пошла наверх, покормила Лейлу и прилегла, раздумывая о том, что будет дальше. К обеду я не спустилась. И Руфина не позвала, не позвонила, хотя обычно она всегда следила за тем, чтобы я не пропускала приемы пищи.

Что это могло значить? Она встала на сторону Мадины? Или так сильно обиделась на мои слова о том, что я не люблю ее сына?

И только вечером мне позвонил Азамат:

– Лейла спокойна?

– Да.

– Тогда зайди в мой кабинет, прямо сейчас, – сказал сухо.

Началось.

По настрою Азамата было понятно, что он недоволен мной.

Я сунула видеоняню в карман и, прикрыв дверь, спустилась на первый этаж.

Свой кабинет Азамат использовал не столько для работы с бумагами, сколько для бесед с уважаемыми мужчинами.

Здесь было два удобных дивана, пара кресел, на которых обычно располагались гости. Теперь они были заняты членами нашей семьи.

Сам Азамат сидел как судья за столом, молчаливо взирая на всех.

Мадина сидела, вжавшись в подлокотник дивана. Она сжалась в комок, опустила плечи и без конца всхлипывала, касаясь пальцами ушибленной щеки. Уверена, щека у нее не болела, но Мадине нужно было казаться более несчастной.

Руфина выглядела мрачной, будто у нее кто-то умер. Руки, сложенные на коленях, сцеплены в замок. На меня она даже не взглянула.

Зато Эмир уставился таким ненавидящим взглядом, что мне захотелось провалиться.

Он сидел в кресле напротив Мадины, и ему приходилось сворачивать шею, чтобы так пялиться на меня.

Расул тоже сидел в кресле, откинувшись на спинку и прикрыв глаза.

На таких мероприятиях я была впервые, потому не знала, куда мне приткнуться. Нужно ли стоять в центре комнаты как подсудимой или можно сесть на диван.

Поколебавшись, я села. Никто и слова мне не сказал. Значит, так можно.

– Эмир, – негромко, но твердо сказал Азамат. – Когда я отговаривал тебя от женитьбы, я опасался именно таких разбирательств. Дом – наше место силы. А теперь это логово змей. Твоя вина, Эмир. Ты посеял вражду между женами, уделяя внимание одной и забывая про другую. Ты не относишься справедливо к своим женам, а ведь Аллах сказал: „Если вы боитесь, что не сможете быть справедливыми, то довольствуйтесь одной“.

– Отец, при всем уважении, разве мы сейчас обо мне говорим? Амира ударила Мадину, и я хочу знать, почему это произошло. Ты велел мне не разбираться с Амирой самому, так позволь хоть здесь выяснить, что ее сподвигло так поступить.

– Хорошо, к тебе еще вернемся. Амира, ты била Мадину?

– Да, – холодно ответила я и тут же почувствовала на себе взгляд.

Расул уже сменил позу и теперь внимательно смотрел на меня, но по его лицу я не могла прочесть, что он теперь думает обо мне.

Почему-то я боялась увидеть в его глазах осуждение.

Именно его мнение было важно. Если и он усомнится во мне, то я потеряю опору. Он всегда заступался за меня. Всегда поддерживал. От одной мысли, что он отвернется от меня, было горько.

– Как низко ты пала в своей ревности. Ударить беременную женщину! – вскричал Эмир. Расул бросил на него короткий взгляд.

– Помолчи пока, – поднял руку Азамат. – Почему ты это сделала, Амира?

– Потому что она перешла черту. И я не жалею об этом. Я бы сделала это снова. Я никому не позволю унижать мою дочь.

Мадина громко и судорожно всхлипнула:

– Она меня выставит виноватой. Вы ей поверите, потому что давно знаете ее, а я для вас чужая. Я всего лишь подарила Айзе телефон с согласия Эмира. Кто мог подумать, что это так ее заденет? Вчера она узнала о подарке и прибежала ругаться со мной, – она часто задышала, будто от страха. – Хорошо, что со мной был Эмир. Она угрожала мне… Говорила Эмиру, что если я не отстану от Айзы, то я пожалею. Я думала, это просто пустое и не придала значения ее угрозам.

Эмир все это время кивал, молчаливо подтверждая слова жены.