И Эмир не сказал об этом.

В комнате повисла мертвая тишина.

Руфина перестала голосить. Она смотрела на сорочку. Потом на меня. Потом снова на сорочку.

И вдруг завыла. Громко, страшно, как воют плакальщицы над гробом.

Потом вскочила со стула, схватила Эмира за футболку, стала трясти, будто хотела вытрясти из него душу.

– Эмир?! Это ты сделал?! Ты мне не сын! Не сын! Чьих ты кровей, шайтан?! Чей ты выродок, чтоб так с женщиной, с матерью своих детей?! Я тебя родила, я тебя вскормила. Я гордилась тобой, а ты… ты… Будь ты проклят! Проклят!

Она несколько ударила его ладонью по плечу, не справившись с нахлынувшими на нее чувствами. Слезы градом катились по ее щекам, оставляя мокрые дорожки на морщинистой коже.

Расул подошел к ней сзади.

– Не надо, мама, – сказал негромко.

Азамат молчал. Только желваки ходили по щекам.

Руфина повернулась к нему:

– Азамат! Скажи ему! Скажи, что он тебе не сын! Отрекись! Сейчас же! Пусть убирается из этого дома, пусть сгинет в канаве! Пусть черви жрут его тело.

Азамат поднял руку, останавливая поток ее слов.

– Женщина… успокойся. Если я отрекусь от него, я отрекусь и от Айзы с Лейлой. А я их не отдам. Никому. Никогда. Для меня этот человек на кровати сегодня умер. Но в глазах людей он останется моим сыном, чтобы его дети не носили позор на своем имени.

Он перевел взгляд на Расула.

– Все имущество, все, что записано на меня, перепишу на тебя и на внучек. Он не получит ни копейки. Ни машины. Ни дома. Ничего. Что сам заработает, что вторая жена принесет, то и будет его.

– Я тоже ношу вашего внука! – возмутилась Мадина. – Его вы тоже лишите наследства?

– Роди сначала, – коротко сказал Азамат.

Потом посмотрел на меня. В его взгляде не было ни осуждения, ни упрека.

– А ты, Амира… говори. Что ты хочешь?

Я сглотнула.

От пережитого волнения голос отказывался слушаться. Все же у меня получилось собраться с духом и сказать:

– Я хочу развод. И отдельный дом для меня и детей. Чем быстрее, тем лучше. Я не могу оставаться под одной крышей с тем, кто сотворил такое. И я не хочу, чтобы мои дочери когда-либо узнали о том, что сделал их отец.

Азамат медленно кивнул, словно подводя черту.

– Это справедливо, – произнес хрипло. – Будет тебе отдельный дом. Будет и развод, – он провел рукой по лицу. — И моя вина здесь тоже есть. Не доглядел. Не уберег…

Он сжал губы и на миг отвел взгляд, прежде чем снова взглянуть прямо.

– Обидели мы тебя крепко, дочка. Ты вправе требовать, чего пожелаешь. Любого наказания, любого условия.

Я качнула головой.

– Мне ничего больше не нужно.

Он выдохнул тяжело и медленно перевел взгляд на изуродованное лицо младшего сына. Глаза его потемнели.

– Как только он… – голос стал тверже, – как только станет снова хоть отдаленно похож на человека, – пойдете с ним к имаму. Все оформите по закону.

Он подался чуть вперед.

– Но запомните: никто – ни сосед, ни друг, ни посторонний – не должен узнать о том, что здесь случилось. Ни одна живая душа. Всем ясно?

Он резко повернулся к Мадине:

– Тебе ясно? – его голос стал ледяным. – Хоть слово выйдет за порог – сама же потом не обрадуешься. Позором себя покроешь на всю жизнь.

Мадина сжалась в плечах, отступила к стене и молча кивнула, пряча глаза.

Я сделала шаг к двери, но остановилась.

– Я не хочу оставаться здесь до того момента, как будет дом.

Азамат вздохнул.

– Дай мне немного времени, – сдержанно пообещал он. – Я решу этот вопрос. Обязательно.

Я вышла из спальни и как раз вовремя: Айза босиком шлепала по коридору, потирая заспанные глаза.

– Мамочка, я проснулась, а тебя нет. Я испугалась. Ты всегда приходишь ко мне утром и будишь меня. А сегодня не пришла, – сбивчиво жаловалась она, морща лобик и обиженно сопя, – Лейла проснулась. Я подкачала ее, чтоб не плакала.

– Да ты моя умница! Пойдем завтракать.

Присев, обняла дочку и прижала к себе. Ее теплые ладошки тут же обхватили мою шею. Я взяла ее на руки и распрямилась. Айза была гораздо тяжелее Лейлы, спину заломило сразу же. Но лучше потерпеть, чем допустить вероятность, что она побежит в комнату отца, привлеченная разговором, доносящимся оттуда.

Перед тем как спуститься на кухню, я зашла в свою комнату. Лейла не спала, беспокойно дергала ручками и агукала, но хотя бы не плакала.

Айзе пришлось подождать, пока я покормлю ее младшую сестру и поменяю ей подгузник. Без помощи Айзы я, конечно же, не обошлась. Она с готовностью подавала крем и влажные салфетки, а потом я разрешила ей застегнуть липучки. Ее гордости не было предела. Переноску несла тоже она, важно пыхтя, переполненная чувством собственной значимости.

Лейла куксилась, а Айзе уже хотелось есть, так что пришлось брать малышку с собой на кухню.

Пока Айза развлекала Лейлу, напевая тихонько детскую песенку и размахивая погремушкой, я наскоро пожарила яичницу, разложила по тарелкам.

Оставив сестру в покое, дочь взобралась на стул:

– А почему мы одни завтракаем? Мы что проспали? Все уже поели? – берясь за вилку, спросила она.

– Угу. Поели.

– Сегодня выходной, да?

– Нет, – я даже не сразу поняла, почему она спрашивает.

– Я всегда ем в садике, когда не выходной. А сегодня деда меня не отвез.

– У деда дела.

– О, ты тоже проспал! – радостно закричала Айза.

Я повернула голову – за ее спиной в дверном проеме появился Расул. Он вошел тихо. Если бы не Айза, я бы и не услышала. Его руки уже были отмыты от крови. Расул улыбнулся и подмигнул ей.

– А что у тебя здесь? – Айза показала пальцем на рассеченную бровь, забыв о всяких правилах вежливости, которым я ее учила.

– А это? – Расул дотронулся до ранки и пожал плечами. – Упал.

– Подр-а-а-лся, – довольно протянула Айза. – А драться нехорошо, – понизив голос до шепота заговорщически добавила: – Но не переживай, я никому не скажу.

– Спасибо, друг, – он шутливо коснулся кулаком ее плеча.

Готовой еды не было. Сегодня все были заняты другим. От предложенной яичницы Расул не отказался. Он устроился за столом рядом с Айзой и стал расспрашивать ее про садик. Развлекал ее болтовней, давая мне возможность спокойно пожарить яйца. Все, что было в нем страшного и звериного, исчезло. Передо мной снова был Расул, которого я хорошо знала, спокойный, сдержанный, надежный.

Как только Айза доковыряла завтрак, я включила ей мультики в гостиной. Пусть лучше будет на виду. А то еще надумает наведаться на половину Эмира и Мадины. Не хватало, чтобы она увидела своего отца в таком состоянии.

Расул сидел, опершись локтем на стол, и медленно, с рассеянным видом, пил чай.

– Пересядь на скамью, – попросила его.

– Зачем? – спросил он, но все же пересел, немного подвинув люльку с Лейлой.

– Не могу смотреть на твою бровь, – я открыла холодильник, нащупывая пальцами форму с кубиками льда.

Поняв, что я собираюсь делать, он качнул головой и недовольно цокнул языком.

– Я что, маленький, что ли? Заживет.

– Зачем портить лицо синяком? Даже Айза все поняла. Что уж говорить о других?

Я обернула лед в полотенце, закрутила в плотный узелок и подошла ближе.

– Не отступишься, значит? – обреченно вздохнул Расул.

– Голову подними.

Расул с коротким выдохом задрал подбородок, прикрыл глаза, будто сдаваясь.

Я опустила компресс на его лоб, следя за тем, чтобы не надавить слишком сильно.

Расул глаз не открыл. Темные густые ресницы едва дрогнули. Палец случайно соскользнул с полотенца, задел место ушиба.

Он вздрогнул. Его будто снова прошибло током, как тогда, когда я удерживала его от братоубийства.

– Больно? – испуганно спросила я.

– Нет, приятно, – хрипло выдавил он.

От его сарказма стало не по себе.

– Извини, пожалуйста, я не хотела.

– Амира, помнишь, что сказал сегодня Эмир?