Мадина налила мужу чай, отрезала халвы, подала на стол.

– Что это за еда? Поешьте нормально, – поджав губы, посмотрела на них Руфина.

– Мам, некогда. На прогулку собираемся. Поедим в ресторане, – отозвался Эмир, спешно отхлебывая чай.

Руфина нахмурилась:

– А ты не помнишь, какой завтра день?

– Помню.

– И вы собираетесь на прогулку?

– А что такого? Разве вы с Амирой не справитесь?

В его голосе сквозила поразительная незамутненность, будто он и не подозревал, что собирался нарушить традиционный уклад.

– Отец с рассветом поехал на овчарню за лучшим барашком, Расул на рынке покупает продукты. А вы собрались гулять без забот и хлопот? – спросила как неразумного Руфина.

– Мадина всю неделю работала в салоне. Пусть отдохнет. Приедет вечером и поможет.

Вот так все просто. Пусть она отдыхает, пока мы с мамой драим полы и делаем заготовки на праздник. А к вечеру мы успеем управиться, и Мадина приедет на все готовое.

– Работа не должна препятствовать домашним делам, – отрезала Руфина. – Если она устает от работы, так пусть не работает, а занимается домом и готовится к рождению ребенка. Прежде всего она жена и будущая мать. Или пусть все успевает и не жалуется.

– Мам, я все понимаю, – негромко произнесла Мадина. Ее голос дрогнул. – Я очень устаю на работе. Но готова вносить свою лепту в домашние дела. Давайте вызовем клининг. Я все оплачу. Они все сами сделают, а вы можете приятно провести выходной.

– Это кто-то чужой придет и будет трогать руками мои вещи, во все углы заглядывать? – воскликнула Руфина. – Пока я жива, ни одна посторонняя женщина не будет хозяйничать в моем доме. Даже на порог не пущу.

– Мам, ну правда, мы ненадолго, – улыбнулся Эмир. – Вернемся пораньше.

– Хорош сын! Хочет, чтоб мать надрывалась одна. О, Всевышний, за что мне такое горе! – она страдальчески воздела руки к потолку.

– Почему одна? Тебе поможет Амира.

– Амира сейчас уезжает, – не моргнув глазом, выдала Руфина. – Фатиме нужно срочно подшить новые шторы для всех комнат на втором этаже.

– Что? – вырвалось у меня.

Руфина замахнулась на меня рукой:

– Вот как дам сейчас! Совсем после родов с памятью беда! Всю неделю твержу ей про эти шторы. В каких облаках витаешь? Ни на кого в этом доме надеяться нельзя.

Выпучив глаза, я смотрела на Руфину. Она никогда не разговаривала со мной так грубо. О шторах я слышала впервые, но спорить с ней не стала. Незачем обострять конфликт.

– Азамат приедет и отвезет тебя с Лейлой. И пока все шторы не подошьешь, не возвращайся. Да, смотри хорошо шей. За каждый стежок отвечаешь, чтоб не было стыдно мне в глаза людям смотреть.

– Хорошо, мама. Сделаю все, как положено.

– Раз все всё поняли быстро пьем чай и каждый по своим делам. Эмир, барашек сам себя не разделает. Займешься этим с отцом. А ты, Мадина, начни с ванной на первом этаже. Все должно сверкать, чтоб не было стыдно перед гостями.

– Эмир? – Мадина с надеждой заглянула в лицо мужу, ища защиты.

– Слышала, что мать сказала? Переодевайся и за работу. Погуляем в другой раз, – недовольно процедил он.

Руфина поднесла чай к губам, пряча улыбку за кружкой.

Вскоре приехал Азамат. Эмир помог ему выгрузить барашка из багажника и пошел за ножом и кожаным фартуком.

Не успел Азамат опомниться, как Руфина завела разговор про Фатиму и шторы. Сказала, что меня нужно отвезти к ней как можно скорее, вот прямо сейчас, иначе я ничего не успею и подведу Фатиму. И все соседи Фатимы будут говорить, какие Махмудовы плохие, не помогли сестре.

Уже минут через двадцать мы были у дома Фатимы.

Она нас встретила с радушной улыбкой.

– Что за спешка со шторами, сестра? Руфина мне все уши прожужжала, – сказал Азамат, оставляя автолюльку со спящей Лейлой на диване. Я положила рядом сумку с ее принадлежностями: подгузниками, пеленками, распашонками.

– Мне нужно срочно. Купила новые шторы, старые сняла, отнесла на помойку, а новые повесить не могу, потому что не подшиты. Днем ничего. А ночью как в аквариуме. Любой в окно заглянет. Никакой приватности. Как жить? Как жить?

– В ателье отнесла бы. Амира только родила, а ты ее дергаешь.

– В ателье пошьют плохо. А у Амиры руки золотые.

– Ой, женщины, создаете лишние проблемы и себе и другим, – махнул рукой Азамат. – Дурные как есть.

– Ну, не всем же умными быть, дурные люди для баланса тоже нужны, – не стала спорить Фатима. – Чайку попьешь, братик?

– У меня баран неразделанный лежит. А ты тут с чаем со своим. Позвони, как закончите. Я заберу Амиру.

– Хорошо, брат, иди, иди, баран тебя поди заждался, – улыбнулась довольно Фатима и закрыла за ним дверь.

– Вы замеры делали или по длине старых подошьем? – вздохнув, спросила я.

– Чай пойдем пить. Я конфет вкусных купила, – Фатима проигнорировала мой вопрос.

– Я боюсь, что не успею, если много работы. Давайте сначала подошью, а чай потом попью. Сколько штор нужно подшить?

– А нет никаких штор. Чай пей, отдыхай, телевизор смотри. Спи. Делай что хочешь.

– Мама меня специально к вам отправила?

– О, не мне одной Всевышний мозгов не дал. Думала, правда, за работу засажу? Лентяйку и лежебоку Руфина воспитывает, уму разуму учит, – рассмеялась Фатима. – Коварная она женщина. Как тебе, девочка, повезло, что она тебя приняла. Иначе рыдала бы ты кровавыми слезами. Шайтан она, а не баба. Сколько лет с нее Азамат пылинки сдувает, не видит, с кем живет, заморочила ему голову. Бедный братец! И меня подбила на обман! Бедная Фатима! Как жить-то теперь, брату в глаза как смотреть? – причитала она, но в глазах не было ни намека на раскаяние, только лукавый блеск.

С утра в доме царила суматоха. На кухне было жарко и душно. Газовая плита не выключалась ни на минуту. Все четыре конфорки были заняты разнокалиберными кастрюлями, над которыми поднимался густой пар. Пахло жареным луком и мясным бульоном.

На совести мужчин были плов и шашлык. Приготовление остальных угощений было на нас.

Я вспотела. Платок неприятно лип к шее. Судя по тому, что Мадина постоянно пыталась ослабить платок, чувствовала она то же самое.

Руфина нарезала кинзу, наблюдая за тем, как мы справляемся со своей работой.

Мадина стояла у плиты и орудовала шумовкой, собирая пену с кипящего бульона. От жара ее щеки покраснели. Из-под платка выбилась влажная прядь. Она сама вызвалась сама готовить хинкал, сказав, что в ее семье это самое любимое блюдо.

Руфина скептически изогнула бровь, но позволила Мадине проявить себя в кулинарии.

– Мама, попробуйте на соль, – попросила Мадина.

Руфина подошла, пригубила из ложки и кивнула одобрительно:

– Все хорошо. Тесто потом не развари. Я подмету двор, а вы тут все доделайте сами. Амира, ты за старшую. Смотрите мне, не подведите. Не хочу краснеть перед гостями.

Она ушла.

В кухне остались мы с Мадиной. Она у плиты следила за хинкалом. Я за столом месила тесто для халвы. Руки и платье были в муке.

Со двора доносились крики Айзы. Судя по голосам, она «помогала» то дедушке, то бабушке. И бабушка была так рада ее помощи, что обещала догнать и отходить метлой по мягкому месту. Айза радостно визжала.

Лучше пусть она бегает во дворе, чем отрывает нас от готовки.

– Она такая хорошенькая, – сказала Мадина, с улыбкой выглядывая в окно. – Хочу, чтобы наши с Эмиром дети тоже были похожи на него.

Ее лицо приняло мечтательное выражение, а потом вдруг исказилось гримасой боли.

Мадина схватилась за живот.

– Сестра, мне нужно в уборную! – мученически простонала она. – Присмотри за хинкалом, пожалуйста.

– Хорошо, иди спокойно. Я присмотрю.

Она вытерла руки о фартук и вышла из кухни, придерживая живот.

Я подошла к плите, сняла крышку. Пар вырвался наружу вместе с ароматом мяса и лаврового листа. Хинкал закипал у края, шипел и вспенивался. Я уменьшила огонь, следя, чтобы ничего не убежало.