Обе девушки смотрели на меня с заметным удивлением. Должно быть, Беренис такой аппетит был не свойственен.

А когда горничная удалилась, девушка, чьего имени я всё еще не знала, сказала:

— Позвольте мне уложить ваши волосы, ваше сиятельство. Скоро придет портниха для примерки свадебного платья.

Я снова почувствовала холодок в груди. Свадьба? Уже? От одной только мысли об этом мне стало дурно.

Портниху и двух ее помощниц привела статная дама в строгом темно-синем платье, которую я поначалу приняла за экономку. Только приглядевшись, я заметила, что платье было расшито драгоценными камнями по вороту и рукавам, а значит, могло принадлежать только знатной даме.

И вдруг в мозгу словно надпись всплыла. Маркиза Патрисия Арагон, главная фрейлина двора — вот, кто это был. И мне сразу же стало чуточку легче дышать. Если информация из памяти Беренис будем доступна и мне, то вероятность выдать себя чем-то будет гораздо меньше. Вот только что в этом случае станет с моей собственной памятью? Но думать об этом мне было некогда, потому что портниха деловито принялась доставать из множества принесенных с собой коробок ленты, кружева, булавки.

Мне пришлось раздеться до тонкой сорочки. В принципе это не было для меня чем-то стыдным — на пляжах мы обнажались куда больше, — но то, с каким пренебрежительным снисхождением смотрели на меня все эти дамы, было возмутительно. Да, у Беренис было худое угловатое тело, но ей явно было не больше девятнадцати лет, а значит, оно еще могло округлиться.

— Если украсить корсет жемчугом, это будет очень красиво, — сказала портниха.

Но маркиза Арагон пожала плечами:

— К чему такая роскошь? Его величество говорил о скромной церемонии.

— Разве на свадьбе не будет гостей? — удивилась портниха. — Я думала, что на таких церемониях их бывает очень много. Помню, когда женился отец его нынешнего величества, так гости приезжали даже из соседних стран. Я тогда была еще ребенком и прибегала ко дворцу, чтобы посмотреть на королевский кортеж.

— Это будет церемония совсем иного толка, — холодно откликнулась маркиза и замолчала, ясно давая понять, что не намерена продолжать обсуждать эту тему с какой-то модисткой.

Мне решительно не понравился фасон платья, который мне предложили, и я попыталась это объяснить, но меня не стали даже слушать. Продолжать спор я не стала — не потому, что не хватило решимости, а потому что побоялась, что это будет слишком не похоже на поведение настоящей Беренис.

Когда портниха с помощницами удалилась, а маркиза задержалась, придирчивым взглядом окидывая мой будуар, я не удержалась и спросила:

— За что вы так не любите меня, сударыня?

Кажется, я должна была назвать ее «ваше сиятельство», потому что именно эти два слова рвались у меня с языка, но на всякий случай я решила обойтись нейтральным «сударыня».

— Не люблю? — переспросила она. — Вовсе нет. Моя должность не предполагает проявления чувств. Я всего лишь стараюсь выполнять распоряжения их величеств. Его величеству угодно, чтобы церемония бракосочетания не была помпезной, и я сказала только это. Как женщина я вполне понимаю ваше желание быть в столь важный день в роскошном платье, надеть старинные королевские драгоценности, получить поздравления от множества гостей.

О нет, она совсем не понимала меня. Но я предпочла оставить ее в этом заблуждении.

Уже дойдя до дверей, она сообщила:

— Его величество сегодня приглашает вас отобедать вместе с ним. Постарайтесь выглядеть подобающе этому случаю. Мадемуазель Ривьен, надеюсь, у ее сиятельства найдется хотя бы одно элегантное платье?

Она бросила уничижительный взгляд на мою помощницу, но не стала дожидаться ее ответа. А когда за ней захлопнулась дверь, и шаги ее затихли в конце коридора, мадемуазель Ривьен (Дороти Ривьен — теперь я уже знала, как ее зовут!) всхлипнула:

— Ох, ваше сиятельство, что же нам делать с платьем? Если бы маркиза сказала об обеде хотя бы вчера! А ведь я как раз отдала ваше единственное парадное платье в стирку! И оно никак не высохнет до обеда.

У невесты короля было одно-единственное выходное платье! И как после этого можно было назвать того напыщенного павлина, который доводился Беренис женихом? Свою любовницу (а то и не одну!) он наверняка заваливал золотом и бриллиантами.

— Значит, нужно подобрать другое платье! — сказала я.

А что еще нам оставалось делать? Отказаться от обеда с королем нельзя. И высушить платье, наверняка сшитое из тяжелой ткани, за несколько часов было невозможно — утюг мог сильно попортить его.

Мадемуазель Ривьен подвела меня к огромному шкафу, который стоял в углу комнаты, и распахнула его дверцы. Внутри я увидела около десятка платьев, и все они были выдержаны в строгом стиле и сшиты из тканей немарких оттенков. Коричневое, бордовое, темно-синее (абсолютно неяркое), зеленое. Эти цвета мало подходили для молодой девушки и наверняка старили ее. Интересно, кто подбирал ей эти наряды?

— Вот это платье тоже красивое, ваше сиятельство, — Дороти сняла с вешалки темно-зеленое платье. — Только у него кружево совсем изорвалось. А у коричневого кружева целые, но ткань сильно выцвела. А синее вам уже коротко — оно не прикрывает туфли. По подолу бы ленту пустить как оборку — эх, как же я не догадалась у портнихи спросить!

Среди этих платьев было одно, которое сразу бросилось в глаза — оно было сшито из похожей на ситец легкой ткани — светлой, в мелкий цветочек. Оно было так не похоже на остальной гардероб Беренис, что я невольно потянулась именно к нему. Но стоило мне прикоснуться к нему, как меня словно дернуло током. Перед глазами замелькали картинки — такие яркие, словно я видела их наяву. Это были те самые воспоминания, которых мне так не хватало!

Вот Беренис маленькая — ей лет семь или восемь — и она выбегает на крыльцо встречать мужчину, который только-только спешился с лошади. Он берет ее на руки, потом подкидывает вверх, и она визжит от восторга. Это ее отец — сильный, смелый и добрый. Он — офицер и только вернулся с войны. Мужчины в их семье всегда были воинами. И воинская служба, помимо почета и уважения, позволяла получать еще и неплохое жалование, а учитывая, что их поместье приносило небольшой доход, это было весомым подспорьем.

Им всегда приходилось экономить, и Беренис не привыкла к дорогим подаркам и красивым нарядам. Но даже самая простая вещица — вроде атласной ленты или деревянного гребня — полученная из рук отца была для нее бесценна.

Когда отец бывал на службе, о ней заботился старший брат Артур. Но поскольку он сам был еще не вполне взрослым, то куда больше внимания, чем обучению сестры музыке или живописи, он уделял тому, чтобы она была тепло одета и сытна накормлена. А всё остальное он считал мишурой, не стоящей внимания.

А вот Беренис уже юная девушка. В один из своих приездов отец свозил ее на ярмарку в Верден, и они купили там чудесный ситец на платье — тот самый, в мелкий цветочек. И она сама сшила из него платье, которое берегла и надевала только по особым случаям. Потому что этот ситец был последним подарком отца.

О гибели графа Деланжа им сообщил прибывший из столицы гонец. Шла война, и такие известия получали многие семьи солдат и офицеров. Отец пал в битве при Кемпьене. Он погиб как герой, заслонив собой короля на поле боя. Но рассказ о подвиге отца, хоть и не оставил Беренис безучастной, не мог смягчить боль от его потери. Тогда она еще не понимала, как этот подвиг повлияет на ее собственную жизнь.

— Его сиятельство был храбр как лев! И в опасную минуту, когда вся свита короля поспешила в укрытие, позабыв о своем долге перед монархом, только ваш отец, мадемуазель, бросился на его защиту. И когда его сиятельство умирал на руках его величества, последние слова его были о вас! Он попросил короля позаботиться о его дочери, и его величество пообещал ему это.